Лев Семейко Контроль над вооружениями - одна из важнейших военно-политических категорий. Применяется она уже десятилетия, но, как это ни парадоксально, до сих пор имеет различные трактовки. Может быть, беды в этом нет, тем более что дефиниции всегда были спорными. Важнее, что всеми и всегда признавалась позитивная направленность подобного контроля. Представляется, однако, что в новых геополитических условиях требуется корректировка разнообразных определений, не только единое, но и новое понимание контроля над вооружениями. Понимание того, что он означает, как и во имя чего должен осуществляться, чтобы надежная безопасность была обеспечена не только отдельным государствам, но и всему мировому сообществу.
ЕДИНОЙ ТРАКТОВКИ НЕТ
Термин "контроль над вооружениями" ("arms control"; далее сокращенно - "контроль") как военно-политическая категория впервые был введен в оборот в США в 1950-х годах. Ему придавался прежде всего технический характер: под "контролем" имелось в виду "ограничение численности, типов вооружений или вооруженных сил, их развертывания и размещения, а также использования тех или иных вооружений". Считалось также, что контроль над вооружениями включает и меры, направленные на уменьшение опасности развязывания случайной войны и угрозы внезапного нападения. Сокращение и ликвидация вооружений или вооруженных сил включались в иное понятие - "разоружение".
В последующих западных определениях единства не было и, судя по всему, нет до сих пор (различные трактовки содержатся в десятках источников). Так, в 1976 году Стокгольмский международный институт исследований проблем мира (SIPRI) давал формулировку: "Контроль над вооружениями имеет целью уменьшение вероятности войны, а разоружение (disarmament) - значительное сокращение или ликвидация вооружений, осуществляемое на основе международных соглашений".
Ежегодник ООН (1989 год) утверждал иное: "разоружение" трактовалось как термин, включающий "все аспекты проблемы регулирования вооружений, контроля над вооружениями, сокращения или ликвидации вооружений или вооруженных сил в результате международных соглашений или односторонних мер". В Политическом же словаре, изданном в США, говорилось следующее: "контроль над вооружениями - это любое международное соглашение, которым ограничиваются типы и численность вооружений или вооруженных сил". А вот трактовка американского Совета обороны естественных ресурсов: "контроль" - это "согласованные сторонами действия, основанные на соглашениях по ограничению, регулированию или сокращению вооружений".
Наконец, весьма развернутое определение дается в словаре военных терминов, изданном Министерством обороны США ("с уточнениями по состоянию на конец августа 2005 г."): "контроль над вооружениями включает в себя: а) любые планы, классификацию или процесс заключения международных соглашений, касающиеся численности, типов и возможностей систем оружия (включая системы управления снабжения, обеспечения и механизма сбора разведывательной информации), численности, организации, вооружения, развертывания или применения вооруженных сил сторон (и их разоружения); б) в ряде случаев применение этих мер с целью уменьшения нестабильности в военно-политической ситуации".
Таким образом, вырисовывается главное расхождение в западных трактовках "контроля": в одних она суженная (только ограничение и сокращение вооружений и ВС), в других - расширительная (с добавлением целей "контроля" и других элементов).
В отечественных словарях дипломатических и военных терминов поиски какого-либо определения контроля над вооружениями ни к чему не приведут. Длительное время рассматриваемый термин, по существу, игнорировался в СССР и даже подвергался критике, когда утверждалось, что контроль над вооружениями "по-американски" призван не прекратить гонку вооружений, а лишь узаконить ее в выгодных для Соединенных Штатов рамках. В противовес этому в Советском Союзе использовались только термины "ограничение и сокращение вооружений" и "разоружение", главной целью которых считалось не только недопущение ядерной катастрофы, но и ликвидация ядерного оружия.
Со временем, однако, острота критики спала. Термин "контроль над вооружениями" стал применяться как в правительственных органах, так и в научных публикациях и в СМИ. Но контекст использования был и остается различным уже в силу очевидной неразработанности соответствующего понятийного аппарата, в том числе соотношения терминов "контроль" и "разоружение".
На первый взгляд, самым простым было бы считать, что "контроль" - это одно лишь "ограничение и сокращение вооружений", тогда как "разоружение" - это нечто более широкое. Но по существующему еще с советских времен официальному определению, "разоружение" также трактуется как система мероприятий, направленных "на ликвидацию или сокращение средств ведения войны". Налицо не различие, а идентичность двух понятий, вдобавок напрямую не связанная с понятием "контроль над вооружениями". Причем такая несогласованность не отменена до сих пор: в МИД РФ, например, в Департаменте по вопросам безопасности и разоружения есть отдел по контролю (!) над обычными вооружениями. Впрочем, и в США та же картина: в Государственном департаменте существует Агентство по контролю над вооружениями и разоружению (ACDA), курируемое заместителем госсекретаря по проблемам международной безопасности и контролю над вооружениями.
НЕОБХОДИМО ЕДИНСТВО И ОБНОВЛЕНИЕ
Не пришло ли время считать, что в новых геополитических условиях контроль над вооружениями требует не только четкой, но и более современной трактовки? Формы и способы политического контроля над военной сферой и сферой безопасности не могут быть застывшими. Уже архаичной, например, представляется ставка на всеобщее и полное разоружение. Требуются новые, реалистичные установки, учитывающие нынешнюю специфику мирового сообщества.
Думается, что в теоретическом плане в качестве варианта вполне допустимо рассматривать контроль над вооружениями как широкий комплекс военно-политических и военно-технических мер, направленных на укрепление стратегической безопасности. Этот комплекс включал бы в себя два блока: первый (традиционный) - разоружение (ограничение, сокращение и ликвидация вооружений и вооруженных сил) и второй (новый) - устранение общих рисков и угроз стратегической безопасности, в числе которых угроза подрыва стратегической стабильности, распространения оружия массового поражения (особенно попадания его в руки террористов), риски непреднамеренного развязывания ядерной войны, недостаточная ядерная безопасность.
Принципиально важные тезисы о решимости внести вклад в укрепление именно стратегической безопасности и готовности совместно противостоять ее общим рискам и угрозам, как известно, содержатся в Совместной декларации о новых стратегических отношениях между РФ и США.
Предлагаемый подход, разумеется, отнюдь не исключает возможности и в дальнейшем рассматривать указанные блоки раздельно. Но фактом остается, что в конечном итоге включенные в них меры имеют единую цель - укрепить стратегическую безопасность путем контроля над вооружениями через международные договоренности и национальные решения, в том числе при оправданной необходимости через применение силы.
Соотношение военно-политической значимости указанных блоков и включенных в них мер зависит от развития геополитической обстановки. Но в любом случае соответствующие меры не могут не влиять на военные доктрины государств. В свою очередь, доктрины, изменяясь с развитием геополитической ситуации, не могут не оказывать влияния на характер контроля над вооружениями и значимость его составных блоков.
Сказанного, видимо, достаточно для того, чтобы предлагаемая двухблоковая трактовка контроля над вооружениями могла рассматриваться как вполне допустимая. Вряд ли имеет смысл добиваться ее более подробного обоснования и, возможно, признания. Представляется, однако, что объективная необходимость не только единого, но и обновленного понимания контроля над вооружениями со временем будет возрастать. А это может привести и к приданию ему практической значимости, в том числе в плане увязки с пониманием "контроля" в военном ведомстве США, занимающимся (совместно с Госдепом) его планированием и осуществлением. Характерно, что Пентагон включил в "контроль" меры по уменьшению нестабильности: в их числе можно усматривать меры предлагаемого второго блока (прежде всего касающиеся нераспространения ядерного оружия, силового контрраспространения в условиях региональной нестабильности, вызванной в числе различных причин и угрозами международного терроризма).
Но важны не только трактовки "контроля", но и его претворение в жизнь, прежде всего в ядерной области.
СТРАТЕГИЧЕСКИЙ ДИАЛОГ
Несмотря на возможность хотя бы схожего понимания "контроля", реализовать его цели в стратегическом диалоге с США в ближайшей перспективе будет не так-то легко. Во-первых, первый блок "контроля", вероятнее всего, будет заморожен. У Вашингтона сейчас нет и, судя по всему, в ближайшие годы вряд ли появится готовность вести диалог по дальнейшему сокращению СНВ. Положительно, что администрация Джорджа Буша приняла решение: к 2012 году сократить оперативно развернутый ядерный арсенал в большем, чем ранее допускалось военными, объеме - до 1700-2200 боеголовок. Но налицо осторожность: в зависимости от изменений в военно-политической обстановке раз в два года Вашингтон будет решать - продолжать ли дальнейшее сокращение и в каких масштабах или, наоборот, увеличивать количество развернутых боеголовок за счет резервного арсенала.
Во-вторых, скажутся трудности в реализации второго блока "контроля", прежде всего в упрочении стратегической стабильности. Отнюдь не прекращены традиционные усилия США в совершенствовании ядерного потенциала. Инерция наращивания военной мощи сохранена с переносом упора на первоочередное использование достижений военно-технической революции, многие из которых противоречат целям контроля над вооружениями. Американский Конгресс отказывается от ратификации такого важного документа, как Договор о всеобъемлющем запрещении испытаний ядерного оружия. Ведется подготовка к созданию новых типов ядерных вооружений. Объявлено о решимости использовать силу, в том числе и ядерное оружие, в различных регионах мира. Создается впечатление, что в Вашингтоне происходит опасное привыкание к ядерному оружию как к средству ведения войны при постепенном, хотя и неохотном отвыкании от него как средства сдерживания (обладание максимально мощными ядерными силами).
В свою очередь, денонсация Договора по ПРО - одного их основополагающих документов в области контроля над вооружениями - в конечном итоге может преследовать цель не только защитить национальную территорию с помощью систем НПРО, но и реализовать становящиеся все более архаичными цели эпохи конфронтации, используя не только наступательные, но и оборонительные стратегические вооружения. А это не способ укрепления стратегической стабильности. Выход США из Договора по ПРО открывает путь к новым состязаниям средств наступления и обороны в стратегической области, он уже предопределил прекращение действия Договора СНВ-2. Последовавшее в 2002 году заключение Договора СНП, конечно, смягчило ситуацию, но лишь потому, что СЯС России благодаря необходимым эффективным контрмерам смогут сохранить способность к ответному удару.
В-третьих, в условиях ослабления значимости переговорного процесса о "контроле" усилится значимость принятия односторонних решений, направленных на укрепление стратегической безопасности. В том числе и решений по созданию тех или иных вооружений в ответ на акции других государств (пример - Россия вынуждена разрабатывать средства противодействия американской НПРО в интересах сохранения стратегической стабильности). Но подобные меры и контрмеры - это отнюдь не лучшая реализация идей контроля над вооружениями. В любом случае будет необходим "самоконтроль" над вооружениями, то есть отказ от сверхреакции на действия другой стороны. Печальный опыт безудержной гонки вооружений в 1950-1980-е годы не должен повториться.
США вместе с тем должны быть заинтересованы в укреплении стратегической безопасности путем устранения рисков случайного развязывания ядерной войны, в том числе и в случае приобретения и провокационного применения ядерного оружия террористами. Устранение указанных рисков вполне возможно, если принять согласованные и во многом неординарные меры. Здесь открывается масса возможностей. В их числе максимально возможная унификация ядерной составляющей военных доктрин России и США; взаимный отказ от планов ответно-встречного удара; снятие с боевого дежурства всех стратегических средств; временное снятие ядерных бомб и крылатых ракет с бомбардировщиков; недопущение размещения в системе НПРО США ударных противоракетных средств в космосе и превращения этой системы в широкомасштабную; более широкий, чем это предусмотрено Договором СНВ-1, обмен стратегической информацией о составе и перспективах развития ядерных сил (прежде всего это касается данных о тех средствах, которые обладают высокими контрсиловыми возможностями); ускорение создания Совместного центра обмена данными от систем раннего предупреждения). Возможны, конечно, и другие меры в деле укрепления стратегической безопасности, в том числе выработанные прежде, но нереализованные.
Для согласования и претворения в жизнь уже наработанных и возможных новых подходов к укреплению стратегической безопасности, в том числе решения проблемы минимизации взаимных ядерных рисков, вполне может быть использована учрежденная президентами России и США Консультативная группа по вопросам стратегической безопасности, в рамках которой создана совместная экспертная группа для рассмотрения вопросов, касающихся ядерных вооружений.
Растущую угрозу представляет расширение "ядерного клуба". Задача ее устранения с помощью политико-дипломатических мер контроля над вооружениями лежит на всем мировом сообществе, прежде всего на великих державах. Но становится реальной и возможность обретения ОМП террористическими группировками, действующими автономно или при поддержке отдельных государств. Достижение соответствующих договоренностей по совместному силовому предотвращению террористических мегатерактов может быть целесообразным, если, в частности, учесть, что Россия и США заявили о своей готовности наносить превентивные удары по базам террористов, где бы они не находились. Почему бы не продумать все "за" и "против" допустимости совместного нанесения этих ударов в исключительной ситуации? Вопрос деликатный, несущий особую политическую ответственность доводов "за", но в то же время вписывающийся в ставку на объединение усилий в борьбе с международным терроризмом. Иное дело, что эти удары не должны быть ядерными, к нанесению которых могут быть готовы США.
Обеспечение ядерной безопасности - важная задача контроля над вооружениями, призванная пресечь возможность хищения ядерных материалов. Россия и США здесь активно сотрудничают. Есть данные, что финансвая и материальная помощь американцев согласно программе Нанна-Лугара позволила улучшить безопасность 86% российских ядерных объектов.
Очевидно переплетение позитивного и негативного в отношении США к контролю над вооружениями, характерное, впрочем, и для проводимой ими военной политики. Устранить такого рода переплетение - задача, конечно же, американского руководства. Но здесь немалую роль может сыграть и Россия. Решение этой задачи может быть ускорено, если эффективными будут взаимные усилия в дальнейшем укреплении партнерства, доверия в политической и военной сферах. Для этого мало политических деклараций. Они должны быть подкреплены проведением ряда не только проверенных практикой, но и нестандартных политических, военных и технических мер в стратегической области, прежде всего в ядерной, сводящих общие угрозы если не к нулю, то к предельному минимуму. Образно говоря, необходимо не противостоять с ядерными кинжалами в руках, а положить их в ножны, соединив руки в дружественном рукопожатии.
