Олег Ерофеев В последние месяцы дискуссия о новой редакции Военной доктрины России в средствах массовой информации совершенно затихла. Между тем речь идет о разработке важнейшего, основополагающего для военного строительства документа, содержание которого вроде бы должно стать темой для широкого и активного обсуждения. А может быть, все основные точки зрения высказаны и спорить уже не о чем?
СУДИТЬ ОБЪЕКТИВНО И БЕСПРИСТРАСТНО
Нет, думается, это не так. В частности, президент АВН генерал армии Махмут Гареев заявил: «┘в действующем варианте доктрины слишком много отвлеченных теоретических положений. Например, перечисление принципов, целей, задач, видов строительства, подготовки и применения ВС..., все эти положения никого ни к чему не обязывают, и поэтому спросить с кого-то за их выполнение невозможно».
Действительно, в документе, отражающем официальные взгляды государства на подготовку страны и ее Вооруженных сил к войне, недопустимо излишнее теоретизирование. Вместе с тем, как мне кажется, определение принципов, целей и задач как раз и является основой строительства ВС, поскольку, исходя из целей, формулируются задачи, которые должны быть решены Вооруженными силами или их группировками. А, имея задачи, нетрудно определить состав сил для их решения и, следовательно, заблаговременно и обоснованно создавать группировки ВС, установить формы их применения.
При выработке основных положений доктрины, если мы хотим, чтобы она была рабочим, а не формальным документом, необходимо строго придерживаться объективности, правдивой и компетентной оценки состояния своих сил, их возможностей, без хвастовства и приукрашивания действительности. Таким же образом надо оценить и состояние сил наших «партнеров», их взглядов на характер и способы ведения боевых действий. К сожалению, для высшего военного руководства РФ выполнить эти, казалось бы, обязательные требования при оценке своих возможностей оказалось непреодолимым препятствием. Например, комментируя действия ПКО Китая по уничтожению своего спутника на орбите, занимавший тогда пост министр обороны Сергей Иванов, мягко выражаясь, выразил недоверие этой информации. А в связи с сообщением СМИ о решении Вашингтона развернуть элементы американской ПРО в Чехии и Польше заявил, что это не является угрозой для России. В это же время командующий РВСН Николай Соловцов очень убедительно говорил о том, что подобные действия США угрожают национальной безопасности нашей страны. Складывается такое впечатление, что руководители военного ведомства не принимают во внимание доклады своих подчиненных-специалистов, а основную свою задачу видят в успокоении общественного мнения РФ.
На военно-научной конференции АВН начальник Генерального штаба генерал армии Юрий Балуевский с удовлетворением отметил, ссылаясь на высказывание директора ЦРУ США, что Вооруженные силы России в настоящее время находятся в наивысшей степени боевой готовности. Он не скрывал, что ему это было приятно слышать. Но так ли это на самом деле? Вряд ли. Армия и флот РФ, к сожалению, еще только-только «поднимаются с колен».
С УЧЕТОМ СОВРЕМЕННЫХ РЕАЛИЙ
Само собой разумеется, что Военная доктрина должна быть научно обоснованной, учитывать уровень развития производительных сил, опыт современных войн и военных конфликтов и, самое главное, не оказаться очередным популистским, теоретическим трудом.
Необходимость переработки существующей Военной доктрины (ее политической составляющей), определяется, в частности, повышением значения Мирового океана в экономической деятельности государств. К нему относятся судоходство, добыча продовольственных и минеральных ресурсов, углеводородов. Темпы роста морского всемирного хозяйства за последние двадцать лет возросли на порядок, и эта тенденция усиливается, поскольку запасы природных ресурсов на суше достаточно быстро истощаются. Естественно, в этой связи растут противоречия между странами мира, усиливается борьба между ними за овладение морскими богатствами.
Военно-техническая составляющая доктрины требует корректировки в связи с тем, что акватории морей и океанов стали местом дислокации, подготовки и применения основной части СНВ, плацдармом для нанесения ударов по наземным объектам противника с применением высокоточного оружия морского базирования, то есть переноса центра тяжести вооруженной борьбы на море. Недаром США произвели переориентацию теории применения ВМС с ведения операций «на море» на операции, проводящиеся «с моря – против берега».
Если проанализировать характер, способы ведения войн и вооруженных конфликтов последних десятилетий развитыми странами мира, отчетливо видно, что они эффективно планируются и проводятся в жизнь с минимальными потерями в личном составе и технике, а иногда, как это было в Югославии, даже и без ввода наземных войск. В начале конфликта наносятся (как правило) внезапные удары высокоточным оружием с подводных лодок, хорошо защищенных от ответных ударов, с надводных кораблей по объектам наблюдения и связи противника, его командным пунктам, системам ПВО на всю глубину его территории. Эти удары обеспечиваются работой систем радиоэлектронного подавления наблюдения, связи и управления силами противника. Этими действиями достигается ослепление противника и создание безопасных условий для действий ударной авиации. Затем в сражение вводится штурмовая авиация, как правило, корабельного базирования (чтобы не вызвать ответных ударов по территории своей страны или ее союзников), которая поражает боевую технику и живую силу противника. Таких ударов может наноситься несколько, и результаты каждого тщательно анализируются. И только после того как противник понес невосполнимые потери, деморализован, соотношение сил существенно изменилось в пользу агрессора – в сражение вводятся сухопутные войска.
Очевидно, что подобный сценарий следует ожидать и в случае развязывания войны или военного конфликта против России. Таким образом, видно, что изменился характер войны. Исходя из этого, и напрашивается вывод о необходимости переработки основных положений Военной доктрины.
НЕЛЬЗЯ СОГЛАСИТЬСЯ
Нельзя согласиться и с рядом посылов, высказанных заместителем начальника Генерального штаба – начальником Главного оперативного управления ГШ Александром Рукшиным.
Во-первых, заявление о преемственности оборонной направленности доктрины не соответствует выводам нашей военной науки об основном виде военных действий – наступлении, только применением которого ВС способны решить главную задачу в войне, вооруженном конфликте – добиться победы.
Оборона – это вынужденный вид боевых действий, который применяется временно для подготовки наступления, перегруппировки войск, отражения внезапного нападения и никогда не способна обеспечить победу в войне. Подобная характеристика Военной доктрины вводит в заблуждение личный состав армии и флота, народ нашей страны, да и вероятного агрессора, для которого подобная характеристика может послужить провокацией к нападению на наше государство. Наши Вооруженные силы в равной мере должны быть готовы как к оборонительным, так и к наступательным действиям, помня, что основным видом боевых действий является наступление. Учитывая вышеизложенное, предлагаю данную направленность доктрины исключить из ее текста.
Понимаю автора – этой фразой он хотел подчеркнуть, что наша страна – миролюбивое государство и ни на кого не собирается нападать.
Поэтому гораздо правильнее было бы в определении доктрины уйти от подобных формулировок, а сделать несколько политических заявлений. Например:
– Россия никогда, ни при каких обстоятельствах не начнет военных действий против какого бы ни было государства или союза государств, если сама не станет объектом возможного нападения;
– Россия вносит конкретные предложения по сокращению ядерных и обычных вооружений, взаимному отказу от применения военной силы;
– Россия стремится к достижению наиболее низкого уровня военного противостояния сторон, поддержанию военного равновесия и достаточности обороны.
Во-вторых, при современном состоянии армии и флота РФ нельзя согласиться с заявлением генерала Рукшина о том, что Россия «оставляет за собой право на применение ядерного оружия в ответ на использования против нас или наших союзников ядерного и других видов оружия массового уничтожения. А также в ответ на крупномасштабную агрессию с применением обычного оружия в критических для национальной безопасности РФ ситуациях».
Армия и флот Соединенных Штатов в настоящее время гораздо сильнее и могущественнее Вооруженных сил РФ, но тем не менее в Стратегии национальной безопасности, которую президент Джордж Буш обнародовал весной 2006 года, говорится, что для предотвращения враждебных акций со стороны вероятных противников США, Вашингтон намерен предпринимать упреждающие действия, включающие применение ядерного и высокоточного оружия.
В-третьих, трудно согласиться с заявлением Александра Рукшина о том, что «Военная доктрина России должна учитывать полную самодостаточность наших Вооруженных сил в обеспечении национальной безопасности страны. Исходя из этого и должно осуществляться их строительство». Грустно, конечно сознавать, что, делая подобные заявления, наш Генштаб по сути дела отрицает наличие у нас союзников (хотя о них и упоминает несколько раз Рукшин в своем выступлении). Но непонятно другое: в мае этого года исполнилось 15 лет Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), в который, кроме России, входят Белоруссия, Армении, Казахстан, Киргизия, Таджикистан и Узбекистан. Статья 4 этого договора гласит, что «агрессия против одного из государств – членов ОДКБ расценивается как агрессия против всех». В данном договоре предусматривается и равная ответственность всех государств за коллективную безопасность, соответствие национальных сил и средств масштабу возможных угроз. Кроме того, в договоре четко определено, что стратегические ядерные силы РФ выполняют функции сдерживания от возможных попыток осуществления агрессивных намерений против всех государств, входящих в ОДКБ. А это, по сути дела, – доктринальные положения.
Если мы ориентируемся на «самодостаточность», тогда нам следует выйти из ОДКБ, чтобы не отвлекать свои силы на решение чужих проблем. Но мы должны понимать, что эти государства могут оказать существенную помощь нашим Вооруженным силам в пресечении агрессии особенно с южных направлений и отказываться от этой поддержки по меньшей мере неразумно. Кроме того, мы знаем и видим, что в настоящее время совершенно продуманно и грамотно ведется интеграция сил ПВО в рамках объединенной системы ПВО государств – участников Содружества независимых государств. Это тоже немаловажное подспорье в деле укрепления обороноспособности наших стран и не может быть просто проигнорировано в новой редакции Военной доктрины. Но в любом случае ясно, что больший объем задач может быть решен только при коллективном применении ВС в рамках ОДКБ, чем при «самодостаточном» их использовании.
В-четвертых, в своем выступлении генерал Рукшин несколько раз повторяет, как бы пытаясь внушить читателю свою правоту, о том, что наши силы и средства «минимально достаточны по своей структуре, составу и численности», о создании «оптимального состава военной организации государства», об «оптимальной трехвидовой структуре» и т.д.
Данные заверения вкупе с требованием к Вооруженным силам, которые «сегодня и в будущем должны быть способны решать задачи одновременно в двух вооруженных конфликтах любого типа», вызывают глубокие сомнения. На мой взгляд, следует отказаться от слепого подражания и копирования требований, которые предъявляются правительством США к своим вооруженным силам. Тем более, как показывает практика, они тоже не могут успешно решать задачи одновременно в двух конфликтах. Слишком велика разница в составе Вооруженных сил, их задачах, структуре, финансировании, технической оснащенности, управлении и связи, а самое главное, в способах и формах применения. Подобные заявления очень «смахивают» на обыкновенный популизм и ведут к самообману и самоуспокоенности как руководства страны, так и личного состава Вооруженных сил, что очень опасно в деле обеспечения обороноспособности страны.
НЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ТРУД, А КОНКРЕТНЫЙ ДОКУМЕНТ
К сожалению, должен констатировать, что ни в одном выступлении в ходе дискуссии о Военной доктрине четко не сформулированы задачи, к решению которых следует готовить Вооруженные силы РФ, что не позволяет нам определиться с их составом, состоянием, структурой, формами применения. Трудно понять, что же должны сделать Вооруженные силы в общем (и, например, ВМФ – в частности) для достижения поставленных целей, тем самым наносится непоправимый урон боеготовности войск и сил флота, оснащению их необходимыми образцами оружия и боевой техники. Все это знать чрезвычайно важно, поскольку, повторюсь, Военная доктрина – не теоретический труд, а вполне конкретный практический документ, который нацеливает руководство страны на строительство и применение Вооруженных сил.
На мой взгляд, для достижения цели стратегического сдерживания потенциального агрессора перед Вооруженными силами могут быть поставлены следующие задачи:
1. Строительство и поддержание в высокой степени боевой готовности группировки СЯС (не на «минимально достаточном уровне», как об этом говорит Александр Рукшин, а с учетом потерь, вызванных нападением агрессора на нашу страну, а также надежности комплексов ракетно-ядерного оружия).
2. Планирование применения СЯС страны (триады). Распределение объектов ударов по боевым комплексам в зависимости от их эффективности и обеспечения безопасности.
3. Определение наиболее эффективной компоненты ядерной триады в различных условиях обстановки и сосредоточения усилий прежде всего на ее развитии и совершенствовании.
4. Обеспечение боевой устойчивости группировок стратегических ядерных сил.
5. Несение боевой службы носителями стратегического ядерного оружия в готовности к нанесению ударов по заданным комплексам целей с достижением заданной вероятности их поражения в любых условиях обстановки.
При рассмотрении форм применения Вооруженных сил при отражении военного нападения на РФ и ее союзников, на мой взгляд, упущен целый ряд важнейших форм вооруженной борьбы, без которых любая операция не будет иметь успеха. Например, совершенно забыта такая форма боевых действий, как «систематические боевые действия», которые, заполняя паузы между операциями, позволяют, перегруппировав силы подготовиться к последующим операциям или боевым действиям. Несмотря на провозглашенный лозунг «Применение Вооруженных сил должно носить не только ответный характер, но и предусматривать упреждающие действия», совершенно забыты такие формы боевого применения, как удары, контрудары, заградительные действия. О совместных специальных операциях во внутренних вооруженных конфликтах говорим, а о совместных операциях видов ВС, таких как десантные, противодесантные, по отражению воздушно-космического нападения, забыли.
Конечно, все формы применения ВС перечислить очень трудно, особенно в газетной статье. Да, наверное, в этом и нет необходимости. Однако, учитывая изложенный выше сценарий начала боевых действий, неоднократно подтвержденный современной практикой, было бы целесообразно остановиться на сугубо специфических формах их ведения боевых действий в подобных условиях. А в этом варианте важно организовать мощное противодействие носителям крылатых ракет и авиации морского базирования, которые без такого противодействия, выполняя свои задачи, чувствуют себя безнаказанно, впрочем, как и страны, открывшие свое воздушное пространство для пролета этих средств воздушного нападения. Поэтому в доктрине при определении форм применения ВС должны найти свое место и морские операции по уничтожению перечисленных выше носителей ядерного, высокоточного оружия и авиации.
В связи с открытием новых месторождений нефти и газа на континентальном шельфе, несомненно, возникнет борьба за их принадлежность. И в этом случае уже сейчас следует отрабатывать теорию и практику такой сложной формы боевых действий, как морская блокада, с целью недопущения желающих воспользоваться по праву принадлежащими нам природными ресурсами. Эту же форму боевых действий следует отрабатывать и другими компонентами военной организации (например, при борьбе с террористами, чтобы не оправдываться впоследствии, что бандиты ушли, потому что они были босиком).
Для достижения цели сдерживания противника от попыток свободных действий в районах, затрагивающих интересы нашей страны, очень важно восстановить такую форму деятельности ВС, как присутствие. Мы имеем большой положительный опыт применения этой формы в годы Великой Отечественной войны, однако в период реформирования успешно его растеряли и, как видно из выступления Александра Рукшина, похоже, не собираемся восстанавливать.
Не могу согласиться с утверждением генерала Рукшина, что «необходимо в одинаковой мере развивать наземные, авиационные, морские компоненты стратегических ядерных сил, так называемую ядерную триаду». В условиях резкого сокращения количества ядерных боеприпасов актуальным становится повышение их эффективности. При этом следует искать новые пути и способы применения ЯБП, чтобы меньшим количеством достичь требуемого результата. То есть, пользуясь формулой великого Суворова, надо воевать не числом, а умением.
Традиционно наша страна развивала наземную составляющую СЯС, мы даже получили некий «наземный менталитет». Однако в настоящее время, когда места дислокации шахтных пусковых установок хорошо известны «партнерам» России, когда для определения пуска ракет она окружается системами национальной ПРО США (в дополнение к региональным системам ПРО), когда ведется постоянное наблюдение из космоса за передвижением наших подвижных комплексов, когда ВС НАТО обладают высокоточным оружием большой дальности, способным вывести из строя наши МБР еще до старта или в момент старта, для повышения надежности нанесения удара по противнику, напрашивается вывод о целесообразности переноса центра тяжести применения ракетно-ядерного оружия на морские носители.
Подводные лодки с баллистическими ракетами обладают высокой скрытностью действий, способны в течение суток менять свое местоположение до 1000 миль, менять направление удара (что создает существенные трудности в организации ПРО объектов удара). Они способны производить пуски ракет вне зоны наблюдения создаваемой национальной системы ПРО США, за счет маневра значительно сокращать подлетное время к объектам удара, чем достигается внезапность их действий и что создает значительные трудности в организации ПРО противника, а порой и полностью исключает эти системы в противодействии нашим ракетам. Наши РПКСН способны создать, учитывая их технические параметры, высокую плотность подхода боевых блоков к назначенным целям. А существенный недостаток в размещении большинства важных стратегических объектов на восточном и западном побережье США (т. е. в меридиональном направлении) делает их уязвимыми от ударов ракет именно с морских носителей.
Ныне только БРПЛ имеют разделяющиеся головные части, способные в короткие сроки подходить к целям с высокой плотностью и по специальной траектории, что делает их практически неуязвимыми. А если российские атомные подлодки будут действовать из приполюсных районов, возможность чего они неоднократно подтверждали, то их боевая устойчивость будет значительно повышена за счет отсутствия противодействия со стороны стационарных гидроакустических комплексов, противолодочных надводных кораблей противника, значительного снижения поисковых возможностей противолодочных подводных лодок и авиации. «Партнеры» России это понимают и в последнее время усиленно осваивают эти районы боевых действий.
Кроме того, мы должны учитывать, что при действиях подобным образом мы уводим ракеты противника от ударов по собственной территории, что также является немаловажным фактором в обеспечении безопасности страны.
В настоящей статье автор попытался изложить свои мысли на содержание и структуру отдельных положений Военной доктрины России. Полагаю, что великое государство должно иметь хорошо продуманный, грамотно сформулированный и конкретный документ, понятный не только политикам, но и всему народу. Я вовсе не претендую в своих мыслях на истину в последней инстанции. Думаю, что проект подобного документа должен быть направлен на рассмотрение командующих округами и флотами, как это делает руководство США в настоящее время, принимая новую военно-морскую доктрину.
