Махмут Гареев
В прошлом надо находить истоки будущих побед.
Фото из книги "Вооруженные Силы Российской Федерации"
Победа в Великой Отечественной войне предопределила не только судьбу народов нашей страны, но и спасла Европу и весь мир от угрозы фашистского порабощения. Мы сегодня не будем заниматься пересказом того, как шла война. Главный смысл изучения опыта войны, как и нашей конференции, состоит в извлечении уроков и выводов для строительства и подготовки ВС в современных условиях. А это можно сделать только в том случае, если все эти явления будут рассматриваться в развитии, в их преемственной связи между собой.
ВОЙНА И ПОЛИТИКА
Председатель правительства РФ Владимир Путин призвал нас не забывать военных традиций России. «В них, – говорил он, – опыт многих поколений офицеров, посвятивших себя ратной службе, обращение к этим истокам помогает нам решать и современные военные задачи». В свете этого рассмотрим: какие же уроки войны особенно актуальны для наших дней?
Возьмем, казалось бы, старый, избитый вопрос о соотношении политики и военной стратегии.
Поскольку война есть продолжение политики, всегда был общепризнанным примат политики, ее главенствующее значение по отношению к военной стратегии. Вместе с тем всегда было очевидным, что политику нельзя превращать в самоцель, политики в чистом виде не существует, она жизненна, когда в совокупности учитывает все важнейшие факторы, в том числе и военно-стратегические, что надо считаться и с обратным влиянием стратегии на политику. Нежелание политического руководства считаться с этой объективной закономерностью, усугубленное коварной изощренной дезинформацией со стороны Гитлера, привело к катастрофе 1941 года. Сталин хотел любой ценой оттянуть начало войны и этому все подчинил. Не разрешал приводить в боевую готовность войска первого эшелона, осуществлять мобилизацию; 13 июня 1941 года последовало сообщение ТАСС о том, что никакого нападения со стороны фашистской Германии не ожидается. А командующие войсками округов, исходя из этого, отправляли на полигоны артиллерию и зенитные части, поскольку они после сформирования ни разу еще не стреляли. Все хотели всё сделать как лучше┘
Дипломаты говорят, что это сообщение ТАСС было сделано с целью политического зондажа. Но ведь МИД и Генштаб могли договориться и в закрытом порядке предупредить об этом округа, флоты. Но это не было сделано.
До сих пор спорят: началась война внезапно или нет. Для тех, кто судит о событиях того времени исходя из того, что сегодня известно, и за свою сторону, и за противника, вроде бы и не должно было быть никакой внезапности. Но если поставить себя на место людей того времени, когда сам глава государства уверовал, что войны пока не будет и требовал от всех исходить из этого, то тогда нетрудно понять, почему начало войны, которую все ждали, оказалось таким неожиданным. Политика предотвращения войны, не подкрепленная должной боевой готовностью Вооруженных сил и четкой постановкой им задач, оказалась несостоятельной. Как определили задачу военным округам за несколько часов до войны: войска привести в боевую готовность, но «на провокации не поддаваться». Враг перешел границу, бомбит и стреляет. Что делать? Разве командир полка на поле боя должен отвечать на этот вопрос?
В 1979 году, когда на Политбюро ЦК КПСС обсуждался вопрос о вводе войск в Афганистан, начальник Генштаба ВС Николай Огарков набрался мужества и выступил против этого. Ему Юрий Андропов ответил: «У нас есть кому заниматься политикой. Вы решайте поставленную военную задачу». Войскам, направленным в Афганистан, поставили задачу: выполнять интернациональный долг. До сих пор твердят о том, что мы в Афганистане должны были стать гарнизонами и не втягиваться в боевые действия. Но заведомо было ясно, что невозможно войскам прийти в страну, где идет гражданская война, и попытаться остаться в стороне. По Чечне в 1994 году в распоряжении правительства было сказано: «Разоружить бандформирования», – хотя войскам предстояло сражаться против хорошо вооруженной дудаевской армии. К чему все это привело, также известно. И, как видите, уроки из опыта 1941 года, хотя и затянувшиеся, рано или поздно надо извлекать. Последнее и решающее слово за политическим руководством, но в выработке важнейших военно-политических решений должны принимать участие и военные профессионалы, как и другие специалисты, иначе политика не будет жизненной. А главное, политики, дипломаты обязаны создавать благоприятные условия для действий Вооруженных сил. В стратегии национальной безопасности РФ сказано, что Россия в деле обеспечения своей национальной безопасности приоритетное значение придает политико-дипломатическим, экономическим, информационным и другим невоенным средствам. Но эти средства, формы и способы обеспечения национальной безопасности должным образом не задействуются, и все кончается применением военной силы. Нужно, видимо, повышать ответственность и тех органов, кто призван предотвращать конфликты невоенными средствами.
БОЕГОТОВНОСТЬ И БОЕСПОСОБНОСТЬ
Поговорим о боевой готовности и боеспособности войск (сил), о готовности к отражению первого стратегического удара противника.
Накануне войны в 1941 году подготовленность страны в целом к обороне и боеспособность вооруженных сил были значительно выше, чем их боевая готовность. Поэтому всю мощь государства и армии в полной мере не удалось реализовать. У нас и сегодня в энциклопедиях и учебниках бытует определение, включающее в понятие боевой готовности, и моральный дух, и обученность личного состава, и все другие вопросы. Но боеспособность и боевая готовность войск (сил) – это не одно и тоже. Боеспособность – это степень их вооруженности, укомплектованности, рациональной организации и управления, обученности и морального состояния личного состава. Боевая готовность – способность немедленно приступить к выполнению боевых задач и с максимальной полнотой реализовать свои потенциальные боевые возможности.
В наше время значение своевременного приведения армии и флота в боевую готовность многократно возрастает. Ибо агрессор выбирает время нападения и заранее изготавливается для удара, а для стороны, подвергшейся нападению, еще требуется время для приведения вооруженных сил в готовность для отражения агрессии. Но система специальных мероприятий по поддержанию постоянной боевой готовности войск у нас явно недооценивалась.
Казалось бы, опыт 1941 года должен стать для нас уроком на все времена. Но вот уже после войны случился, казалось бы, небольшой конфликт на острове Даманском, и, чтобы отправить на усиление пограничников один или два батальона, всем округом собирали для них людей, средства связи, разведки. В более крупном масштабе это повторилось при отправке войск в Афганистан. Во время чеченских событий наспех тащили людей и технику не только из военных округов, но и ТОФ. Какая же это боевая готовность? В свете этого то, что сейчас создаются соединения постоянной боевой готовности, готовые немедленно приступить к выполнению боевых задач, является давно назревшим делом, и это решение надо настойчиво проводить в жизнь.
Не только 1941 год, но и опыт локальных войн в районе Персидского залива, в Югославии, Афганистане, Ираке показывает, что противостоять первому массированному удару, ориентируясь только на оборонительные действия, невозможно.
При хорошо поставленной разведке, установив приготовления противника к нападению, можно заранее привести в боевую готовность ударные средства и буквально с первых минут военных действий, развязанных агрессором, нанести ответно-встречные удары по его ракетным, авиационным и морским дальнобойным средствам. Построение и организация такой операции имеют много особенностей, и их нужно разрабатывать и осваивать применительно к современным условиям.
Все это еще раз говорит о том, что вопросы боевой готовности надо не растворять среди других вопросов боеспособности войск (сил), а выделять их и держать на первом плане. И для этого требуется не только создание частей постоянной боевой готовности, но и всемерное повышение ответственности командующих, командиров и штабов в войсках и на флотах за поддержание постоянной боевой готовности войск.
О ВОЙНЕ БУДУЩЕГО
В 30-е годы наша военная теория относительно надвигавшейся войны многое предвидела в основном правильно. И масштабы этой войны, и что для ее ведения потребуются мобилизация всех сил и возможностей страны, массовые многомиллионные армии, оснащенные авиацией, танками и другим современным вооружением.
В принципе признавалось, что необходимо рациональное сочетание как «стратегии измора», так и «стратегии сокрушения». Была разработана «теория глубокой операции». Под эти доктринальные взгляды была создана соответствующая материальная и духовная база. Проведена индустриализация страны, создана мощная промышленная база.
В короткие сроки были сформированы новые авиационные и танковые соединения. Но к началу войны они не были полностью укомплектованы личным составом, боевой техникой, особенно низкой была укомплектованность автотранспортом. Хронической застарелой болезнью была и остается на сегодня недооценка создания ремонтных подразделений, вообще полевой ремонтной базы. В 1941 году во вновь создаваемых соединениях была крайне недостаточной боевая выучка экипажей танков и самолетов. В 1940–1941 годах, когда шло массовое развертывание новых формирований и надо было усиленно заниматься их боевой выучкой, Наркомат обороны и Генштаб издавали директиву за директивой об ограничении расхода и экономии ГСМ. Но если нет ГСМ, какой смысл формировать новые части из необученных людей?
Историки до сих пор недоумевают по поводу массовых потерь танков и другой боевой техники в начале войны. До 50–60% танков вышло из строя до выхода соединений в районы предназначения исключительно из-за слабых навыков механиков-водителей, из-за невозможности устранить даже незначительные неисправности в ходе марша. Извлечены ли уроки из этого? Судите сами, если сегодня предлагается бригадные учения проводить в показном порядке. Это значит, что они не будут в боеспособном состоянии. С целью экономии ГСМ и моторесурсов можно ограничиться проведенным КШУ с обозначенными войсками до командира роты включительно. Но необходимо понять главный урок из опыта войны – государству бесполезно содержать армию, которая не занимается полноценной боевой подготовкой.
Если говорить об оперативно-стратегической стороне дела, то наша теория и практика имели совершенно смутное представление о том, как может сложиться начальный период войны, как должны действовать войска в случае внезапного нападения противника.
Предполагалось, что все будет происходить как и в Первую мировую войну, когда в ходе приграничных сражений под прикрытием передовых соединений будет осуществляться отмобилизование и развертывание основных сил для решающих сражений. Но в 1941 году нашим приграничным округам противостояли заранее отмобилизованные и развернутые группировки немецких войск, готовые в любой момент нанести удар. По своему оперативному положению наши войска не были в полной мере готовы ни к обороне, ни к наступлению.
Безусловно, боевые действия в будущей войне будут носить высокоманевренный характер, не будет, видимо, таких сплошных фронтов, как в прошлые войны. Но это не значит, что не придется заниматься прорывом обороны, организацией артиллерийской или авиационной подготовки. Ведь и Первая и Вторая мировые войны, Корейская война в 50-х годах и другие начинались с маневренных боевых действий. Но с началом военных действий противостоящие стороны стремятся в первую очередь использовать разрывы в построении войск, выйти во фланг и тыл противника. Ни одна из сторон не хочет, чтобы по тылам и коммуникациям, районам расположения аэродромов разгуливали рейдовые отряды противника.
Возникает необходимость прикрыть разрывы и открытие флангов, и если война затянется, то на некоторых стратегических направлениях на определенное время могут образоваться относительно устойчивые рубежи расположения противостоящих войск. Тогда может потребоваться и прорывать оборону, и осуществлять централизованное огневое поражение противника, и т.д. По крайней мере, войска должны быть готовы к решению этих задач, чтобы они не оказались неожиданными.
 Меняются технологии войны, а принципы остаются прежними. Фото Виталия Денисова |
СЕТЕЦЕНТРИЧЕСКИЙ ПРИНЦИП
В наше время вполне обоснованно говорится о сетецентрическом подходе к организации и ведению военных действий. Это, конечно, исключительно прогрессивное дело, которое надо и теоретически разрабатывать, и практически осваивать, а главное, создавать для этого необходимую технологическую основу. В последние годы эталоном, вершиной военной мысли и практики считается война стран НАТО против Югославии. Суть ее в том, что дальнобойным, высокоточным оружием наносятся удары по центрам управления, мостам, дорогам, другой инфраструктуре, по больницам, школам, главным заложником становится мирное население, и таким образом вынуждают страну капитулировать.
Иногда так и говорят: в случае конфликта и войска не надо туда посылать; несколько десятков ракет способны подорвать экономику противника и вынудить его капитулировать. Но реально в Афганистане давно уже вся экономика разрушена до основания. И войска посланы из 44 стран, США перебрасывают туда еще 30 тыс. солдат. Но война продолжается.
В связи с этим возникает вопрос: если такая теория, как говорят, шестого поколения войн является наиболее «передовой» и «эффективной», то почему в августе 2008 года мы таким, с позволения сказать, «демократическим» способом не воевали с грузинскими агрессорами? Фактически боевые действия там мало отличались от того, что было в прошлую войну. В соответствии с канонами такой сетецентрической войны мы должны были бы никаких танковых контратак не предпринимать, сухопутные войска вообще не задействовать, разбомбить Тбилиси, Кутаиси, Батуми, другие города, разрушить все коммуникации, заставить Грузию капитулировать. Почему мы так не сделали?
Во-первых, видимо, потому, что это не входило в политические цели войны с нашей стороны. Ставилась задача защитить наших миротворцев и российских граждан. И, конечно, из гуманитарных соображений. Такой способ ведения войны, который был применен НАТО против Югославии, – это международный разбой, и ООН когда-то должна осудить такие варварские действия.
Во-вторых, нам пока нечем так воевать, недостает еще многих средств, необходимых для ведения в полном объеме сетецентрической войны.
В-третьих, если говорить откровенно, нам бы никто и не позволил так воевать против страны, являющейся фактически союзной НАТО. Реакция в мире была бы самой непредсказуемой. Кроме того, чтобы так решительно действовать, как США в Югославии или Ираке, нужна готовность не только к локальным войнам, но и более прочный запас политических, экономических, информационных и военных ресурсов.
При всех обстоятельствах следует не забывать, что в области военной науки есть как подлинно научная информация, так элементарная дезинформация, которая распространяется в том числе некоторыми отечественными неправительственными организациями и «экспертами», чтобы увести нас в сторону от истинного пути. Во всяком случае, не надо заблуждаться и искать какие-то высокие материи там, где самым высокоточным оружием становятся доллары и элементарный подкуп всего и вся, как это было в Ираке в 2003 году.
ОПЫТ ОБОРОНЫ
Особо хотелось бы сказать о наступлении и обороне. Опыт Великой Отечественной войны убедительно показал, что объективно основным способом боевых действий является наступление. Без наступления невозможно достичь победы. Однако для успешного ведения войны нужно умелое сочетание как наступательных, так и оборонительных действий. Но к обороне тоже надо относиться серьезно.
Иногда говорят, что в начале войны советские войска вообще не собирались обороняться, а сразу должны были перейти в наступление. Но это не так. По имеющимся оперативным документам, приграничные военные округа имели задачу: силами армий прикрытия отразить наступление противника и затем вводом в сражение основных сил переходить в наступление.
Обороняться собирались. Но неправильно представляли себе характер оборонительных операций. Оборона рассматривалась как кратковременные действия по отражению вторжения противника с быстрым переходом в наступление. Оборона в стратегическом масштабе с использованием основных сил вообще не предусматривалась. К таким действиям пришлось переходить уже в ходе войны под давлением неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Не учитывалось, что отражение превосходящих сил противника невозможно осуществить накоротке, лишь частью сил. Для этого требуется ведение целого ряда напряженных и длительных оборонительных операций и сражений.
Как уже отмечалось, с началом войны большинство дивизий первого эшелона вообще не успело выйти на установленные рубежи и занять оборону. Но, говоря объективно, и при условии, если бы наши стрелковые дивизии успели занять оборонительные рубежи, они, будучи слабо оснащенными противотанковыми средствами, были не в состоянии противостоять ударам артиллерии, танков и пехоты противника, который на направлениях своих ударов создавал 5–6-кратное превосходство в силах и средствах. Об этом можно судить по примеру Курской битвы в 1943 году. Как известно, там мы не вынужденно, а заранее преднамеренно переходили к обороне, имея общее численное превосходство над противником, создали глубокоэшелонированную оборону на глубину до 150–200 км с высокой плотностью артиллерии и противотанковых средств. Но, несмотря на все это, немецко-фашистским войскам в полосе Воронежского фронта удалось прорваться на глубину до 30–35 км, и, если бы не силы Степного фронта – резерва Ставки ВГК, они, возможно, могли бы продвигаться и дальше. За время войны не было ни одной успешной оборонительной операции, проведенной значительно меньшими силами, чем у наступающего противника. Конечно, когда сил и средств недостаточно, нет другого выхода, как переходить к обороне и определенное время удерживать занимаемый рубеж.
Но если противник переходит в наступление с решительными целями, то, располагая значительно меньшими силами, остановить его и тем более сорвать наступление и нанести поражение наступающему противнику далеко не всегда осуществимо. В 1941–1942 годах удавалось остановить наступление противника лишь после длительного отступления на сотни километров и ввода в сражение свежих резервов. В ходе оборонительной операции на Сталинградском направлении из резерва Ставки было переброшено 87 новых соединений – это в два раза больше, чем было к началу оборонительной операции. Возможно отражение атак превосходящих сил противника в обороне в тактическом звене. Но в оперативно-стратегическом масштабе при наличии мощных средств огневого поражения и высокой маневренности войск и авиации наступающий, владея инициативой, имеет возможность создавать многократное, подавляющее превосходство на избранных направлениях, и для парирования его глубоких прорывов нужны достаточно крупные силы. Но в наших современных уставных документах все это должным образом не учитывается.
ЛОКАЛЬНЫЕ, НО НЕОГРАНИЧЕННЫЕ
Исторический опыт учит, что прежде, чем говорить о характере вооруженной борьбы будущего, необходимо определиться, для ведения каких войн и для решения каких задач необходимо строить и готовить Вооруженные силы. В соответствии с новой Военной доктриной для Российских ВС и других войск первоочередной становится готовность к выполнению боевых задач в локальных войнах, вооруженных конфликтах и антитеррористических операциях. При этом надо учитывать, что локальные войны и конфликты в наше время порой носят далеко не ограниченный характер. В корейской войне с обеих сторон участвовало 2,5 млн. человек. В зоне Персидского залива в 1991 году – 10 тыс. танков. Это больше, чем в Берлинской операции в 1945 году. Да и борьба с террористами ведется не только мелкими группами. Они могут захватывать целые страны, как было в Афганистане. При определенных обстоятельствах возможно возникновение и крупномасштабной региональной войны.
В свете этого у нас образовался определенный разрыв между тем, как мы себе теоретически представляем характер вооруженной борьбы в будущем, и той технической базой, которой мы располагаем. На словах говорим: каждый солдат должен видеть в реальном масштабе времени обстановку, а когда командир попадает реально на поле боя, как, например, в Южной Осетии, он вынужден просить телефон у журналистов, чтобы переговорить с подчиненными. И в этот разрыв между нашими представлениями и реальной жизнью проваливается оперативная и боевая подготовка, содержание которой не отражает в полной мере современный характер военных действий.
В целом есть основание полагать, что контуры вооруженной борьбы будущего еще достаточно четко не определились, и, по крайней мере в военной печати, они рассматриваются однобоко. Операции, проведенные вооруженными силами США и других стран НАТО в Ираке, Югославии, Афганистане, носили, по существу, односторонний характер. И еще далеко не ясно, какой характер приобретут военные операции при более высоком уровне применяемых технологий и более активных, решительных действиях другой стороны.
На наш взгляд, главное сейчас для российских ВС – создавать свое высокоточное оружие и необходимую технологическую базу для ведения сетецентрической войны. Одновременно разрабатывать и осваивать более активные, решительные способы стратегических и оперативно-тактических действий, навязывать противнику такие действия, в том числе контактные, которых он больше всего избегает.
Великая Отечественная война является богатейшей сокровищницей боевого опыта. Обращаясь к нему, мы каждый раз находим все более ценные крупицы нового, которые рождают глубокие мысли и приводят к выводам большого теоретического и практического значения. Современным офицерам мы еще раз можем посоветовать критически воспринимать прошлый опыт, творчески преломляя его в решении новых задач.
Дарья Гармоненко