Игорь Ходаков
Красота воинского строя тоже значит немало.
Фото Александр Шалгин (НГ-фото)
Мы живем в непредсказуемом мире, будущее которого трудно предугадать. Например, если кому-нибудь из советских граждан сказали бы в конце 80-х о том, что всего через пару лет СССР не станет, а в Чечне начнется война, то вряд ли кто-то всерьез воспринял бы эти слова. То же самое можно отнести и к американцам, которые на исходе XX столетия ответили бы улыбкой на разговоры о возможности грандиозных терактов в Нью-Йорке.
И тем не менее руководство любой развитой державы должно планировать эффективную реакцию на ситуацию, представляющую угрозу для безопасности страны. Для этого и существует военная доктрина. Насколько адекватно она отражает стратегические интересы России и гарантирует оперативное разрешение возможных вооруженных конфликтов с соседними государствами? Эти вопросы не являются праздными. Несмотря на внешнюю перезагрузку российско-американских отношений, США по-прежнему рассматривает немалую часть постсоветского пространства как сферу своих геополитических интересов. Сохраняются тенденции по расширению НАТО на восток, неоднозначную оценку у отечественной военно-политической элиты вызвала демонстрация Пекином своей военной мощи на праздновании 60-летия образования КНР. Наконец, остается непростой обстановка в Центральной Азии – в непосредственной близи от южных границ России.
В свое время девиз новой военной доктрины сформулировал ныне бывший начальник Генштаба генерал армии Юрий Балуевский: «Сильная армия – сильная Россия». В нашу задачу не входит доскональный разбор столь общего понятия, нам представляется важным обратить внимание на ключевую проблему российских Вооруженных сил. Мы имеем в виду человеческий фактор, ибо, какова бы ни была техника, по-прежнему воюют люди. И от того, насколько общество готово выдержать тяготы войны, а граждане умирать за интересы своего государства, зависит успех любой кампании вне зависимости от ее масштаба и характера применяемых вооружений. Пару лет назад, когда обсуждалась новая военная доктрина, было высказано мнение, что для обеспечения безопасности страны нам не обойтись без расширения мобилизационного резерва. Именно на этой идее нам бы и хотелось остановить внимание.
Каким образом в современных условиях будет происходить процесс увеличения мобилизационного резерва отечественных Вооруженных сил? В качестве механизма для воплощения в жизнь данного предложения предполагалось создать такую структуру, чтобы переход с мирного на военные рельсы происходил «безболезненно» (как в советское время). На наш взгляд, в этом предложении содержится идея реанимирования системы комплектования советских Вооруженных сил, когда практически все юноши, достигшие 18 лет, призывалась в армию, а спустя некоторое время – на переподготовку. В самом деле, нет иного способа увеличения мобилизационного резерва, как только расширение категорий граждан, подлежащих призыву в ряды Вооруженных сил.
Насколько эффективна была такая система подготовки личного состава и поддержания его в надлежащей боевой готовности и есть ли смысл возвращаться к ней на современном этапе? Думается, те, кому за 40, помнят знаменитых «партизан», занимавшихся, как правило, помощью колхозам в уборке урожая и прочей деятельностью, часто не связанной с повышением боевого уровня «ветеранов». Да и огромный процент призывников не всегда мог похвастаться знакомством с боевой техникой, а фраза многих солдат: «Автомат держал только на присяге» – стала притчей во языцех. Напомним строки из солдатского фольклора, имевшего не только развлекательную функцию, но и отражавшего бытие советского воина: «Мы ребята из стройбата, наш девиз: кирка, лопата». Увы, но подобные слова могли произнести не только военные строители, но и представители других родов войск, включая элитные.
Не является также секретом, что немалое количество молодых людей коротали два года срочной службы на свинарниках, за рисованием плакатов и дембельских альбомов в штабной тишине разбросанных по всей стране гарнизонов, в солдатских столовых и санчастях, сторожами на полигонах и прочих «теплых» местах, отнюдь не способствовавших повышению боевой подготовки военнослужащих. Отдельная и болевая тема – использование срочников некоторыми отцами-командирами и их женами в личных целях.
Таким образом, возникает резонный вопрос: насколько вообще эффективна армия, численность которой в России превышает миллион человек, и каков процент от общего числа военнослужащих-срочников способен эффективно решать поставленные перед ним боевые задачи, а также по-настоящему владеет вверенными ему техникой и оружием?
Думается, предложение увеличить мобилизационные возможности страны выглядит преждевременным в условиях, когда далеко не решена проблема рационального использования молодого пополнения в рядах армии, ибо по-прежнему на городских улицах можно наблюдать солдат, занимающихся деятельностью, никак не связанной с боевой подготовкой. На наш взгляд, разговор об увеличении мобилизационных возможностей отечественных Вооруженных сил следует вести только после устранения всех крайних форм неуставных отношений среди солдат и матросов срочной службы. Кроме того, Министерство обороны должно доказать, что военнослужащие срочной службы занимаются исключительно своей прямой деятельностью, направленной на защиту отечества, а не уподобляются дешевой рабочей силе наподобие гастарбайтеров.
Кроме того, тема мобилизационных возможностей России заставляет нас обратить внимание на еще одну важную проблему, связанную с престижем военной службы в обществе в целом. Увы, картина здесь не радостная и характеризующаяся нежеланием молодых людей идти в армию, да и государственная политика, фактически освобождающая выпускников многих вузов – интеллектуальную элиту страны – от службы, не может не вызвать тревоги. Любопытно, что современное комплектование отечественных Вооруженных сил в чем-то схоже с аналогичным процессом в императорской армии после реформы 1874 года генерала Дмитрия Милютина. Подчеркнем, схожесть не в деталях, а именно в общем характере комплектования. Вот что писал об Уставе всеобщей воинской повинности, принятом у нас в 1874-м, военный историк Керсновский: «Устав о всеобщей воинской повинности предусматривал самые широкие льготы по семейному положению. Половина военнообязанных, подходивших под эти льготы, вообще сбрасывалась со счетов. Явке в воинские присутствия подлежала лишь другая половина, из коей в войска назначалось опять-таки менее половины, причем благодаря системе жеребьевки под знамена далеко не всегда попадал физически лучший элемент». Исследователь обращал внимание на то, что, «заимствовав от пруссаков форму идеи, Милютин не заимствовал ее духа», ибо через ряды прусской армии проходила лучшая в интеллектуальном и физическом планах часть общества, которая в России, наоборот, была освобождена от службы.
В XXI веке мы имеем, в общем-то, ту же ситуацию. По-настоящему образованные молодые люди в большинстве своем оказываются вне Вооруженных сил – как путем различного рода предоставляемых вузами льгот, так и вследствие коррупции в призывных комиссиях, о чем не раз сообщалось в печати.
Те же, кто сегодня надевает форму, воспринимаются в сознании сверстников едва ли не как не сумевшие откосить неудачники. А происходящие в армии негативные и широко освещаемые СМИ события отнюдь не способствуют росту престижа военной службы в России – вспомним недавний скандал на Балтийском флоте.
Но, казалось бы, какое отношение ментальные установки молодежи имеют к боеготовности армии и как могут сказаться на формировании основных положений отечественной военной доктрины? Ведь Вооруженные силы – это единый и отлаженный механизм, становясь его частью, призывник волей-неволей выполняет поставленные перед ним задачи вне зависимости от личного отношения к ним и службе в целом. Вероятно, исходя из этих соображений и формируется точка зрения, согласно которой путем увеличения количества призывников автоматически возрастет боевой потенциал современной армии. В качестве примера обычно приводят дореволюционную Россию. Бесспорно, рекрутская повинность, обрекавшая человека фактически на пожизненную службу, не вызывала у крестьян энтузиазма, однако императорская армия неизменно являлась одной из сильнейших в мире. Подобного рода суждения не учитывают принципиального отличия крестьянского менталитета от самосознания современных подростков.
Обратимся к истории. Специфика России оказалась такова, что менталитет ее жителей характеризовался приоритетом общественного над личным. У нас ведь всегда все «всем миром», что в природно-климатических условиях России и господства общины было оправданно: нам некогда было думать о «высоком и вечном», мы выживали. Интересы коллектива в русской общине неизменно довлели над индивидуальными устремлениями отдельной личности, что оказалось характерным даже для XX века: вспомним негативную реакцию общины на реформы Столыпина, когда дома хуторян нередко попросту сжигались. Отсюда покорность – краеугольный камень ментальных установок дореволюционного крестьянина, порождавший его рабскую психологию и своего рода фатализм, что наложило свой отпечаток на образ жизни русского солдата.
 Именно психологический фактор в огромной степени помог нам победить в Великой Отечественной. Фото из книги «1941 год» |
Да, последний всегда был храбр перед лицом врага, но и страшно пуглив перед военным начальством. Не способствовали личностному становлению нижних чинов и их бытовые условия, о которых знаменитый белогвардейский генерал, герой Русско-японской и Первой мировой войн генерал Антон Деникин вспоминал: «В то время, о котором я говорю (1902), в казарме вдоль стен стояли деревянные нары, иногда отдельные топчаны. На них соломенные тюфяки и такие же подушки без наволочек, больше ничего. Покрывались солдаты шинелями – грязными после учения, мокрыми после дождя┘ Обмундирование старой русской армии обладало одним крупным недостатком: оно было одинаковым для всех широт – для Архангельска и для Крыма. При этом до японской войны никаких ассигнований на теплые вещи не полагалось, и тонкая шинелишка покрывала солдата одинаково и летом, и в русские морозы».
Впрочем, в предреволюционной России отношение к солдату было отнюдь не как к личности, и опыт Александра Суворова и святого Федора Ушакова здесь скорее исключение, чем правило. Вспомним шпицрутены и страшные своей бесчеловечностью прогоны сквозь строй, после которых далеко не каждый человек выживал. Все это отнюдь не является выдумкой русофобов. Отец Деникина происходил из крепостных крестьян, был отдан помещиком в рекруты и дослужился до майора, получив, в том числе и за боевые заслуги, личное дворянство. Будущий генерал любил слушать рассказы отца о прошлом, в котором перед мысленным взором мальчика открывались не только героические картины: «Особенно жуткое впечатление производил на меня рассказ отца о практиковавшемся в эпоху императора Николая I наказании – «прогнать сквозь строй». Когда солдат, вооруженных ружейными шомполами, выстраивали в две шеренги, лицом друг к другу, и между шеренгами «прогоняли» провинившегося, которому все наносили шомпольные удары┘ Бывало, забивали до смерти!..
Рассказывал отец про эти времена с эпическим спокойствием, без злобы и осуждения, с обычным рефреном: «Строго было в наше время, не то что нынче!» Заметим, что в случае, если провинившийся солдат не выдерживал все полагавшиеся ему удары, то его отправляли в лазарет, лечили, чтобы после завершить экзекуцию┘
Это дикое изуверство не способствовало личностному становлению воинов, равно как и описанные Деникиным бытовые условия их жизни. Заметим, что шпицрутены и прочие формы издевательств над защитниками отечества были отменены только в 1863 году.
Увы, понадобилась революция 1905-го, чтобы изменить отношение государства к тем, кто сражался и умирал за него. Да и дореволюционный офицерский корпус состоял из людей храбрых, но боявшихся начальства, робевших перед ним: образ капитана Тушина ведь не выдумка, а отражение внутреннего мира русского армейского офицера. Или вот другой пример, приведенный тем же Деникиным. Вспоминая о своем участии в Русско-японской войне, он описывает эпизод, когда ему пришлось принять под свое начало казачий полк, командир которого не справлялся с боевой задачей: «Я поехал к авангарду, обдумывая, как бы позолотить пилюлю моему предшественнику. Напрасное беспокойство. Когда полковник узнал о своей смене, он снял шапку, перекрестился и сказал:
– Слава Тебе Господи! По крайней мере теперь в ответе не буду.
Сколько раз я встречал в армии – на высоких и на малых постах – людей безусловно храбрых, но боящихся ответственности!»
Казалось бы, какое отношение давно минувшие исторические события имеют к современному состоянию отечественных Вооруженных сил? Прямое, ибо нам важны не детали изуверских форм издевательств над солдатами, а отношение самих воинов к ним – спокойное и даже покорное. Последнее чувство определяло отношение солдат кадровой армии к Русско-японской и Первой мировой войнам, причем нижние чины толком и не понимали, за что им предстоит сражаться и умирать на сопках Маньчжурии или галицийских полях. Так, генерал Брусилов вспоминал о настроении солдат в Первую мировую: «Даже после объявления войны прибывшие из внутренних областей России пополнения совершенно не понимали, какая это война свалилась им на голову, – как будто бы ни с того ни с сего. Сколько раз я спрашивал в окопах, из-за чего мы воюем, и всегда неизбежно получал ответ, что какой-то там эрцгерцог с женой были кем-то убиты, а потому австрияки хотели обидеть сербов. Но кто же такие сербы – не знал почти никто, что такое славяне – было так же темно, а почему немцы из-за Сербии вздумали воевать – было совершенно неизвестно. Выходило, что людей вели на убой неизвестно из-за чего, то есть по капризу царя. Что же сказать про такое пренебрежение к русскому народу?!»
На фоне приведенных примеров уже не вызывает удивления страшный террор нижних чинов, развязанный ими весной 1917 года против офицеров, в массе своей никогда над солдатами не издевавшихся и имевших, как правило, разночинное происхождение – кадровый офицерский корпус практически весь был выбит к 1916 году. Да дело и не в офицерах, просто нет ничего страшнее рабов, вырвавшихся на волю.
Потом пришло новое поколение, сокрушившее фашизм и создавшее мощнейшую индустриальную цивилизацию, однако в ментальных установках советских людей причудливым образом переплетались мужество и героизм на полях сражений, искренний энтузиазм на великих стройках с доносительством, страхом перед начальством. Да и культ личности Сталина даже после хрущевских разоблачений, в сущности, так полностью и не сошел на нет, ибо создавался «снизу».
Приоритет общественного над личным продолжал довлеть над сознанием уже советских людей. Об этом свидетельствуют кинофильмы, отражавшие повседневную жизнь в СССР, на экране мы можем встретить не так много героев-личностей – режиссеры старались показать героический коллектив.
Все это находило свое отражение и в быте рядовых срочной службы, условия которой нередко формировали в сознании молодых парней рабскую психологию и, как в императорской армии, покорность. В чем это выражалось? В стрижке наголо, в совершенно убогом внешнем виде (те же архаичные галифе просуществовали аж до 90-х годов ушедшего столетия), в казарменных условиях существования, подчас лишавших срочника даже элементарной личной жизни, полнейшей незащищенности солдата от самодурства многих командиров с их бессмертным: «Копать от забора и до обеда». Многих офицеров вообще мало интересовал внутренний мир солдат, рабская психология которых формировалась и в знаменитом оправдании бойцами дедовщины: мол, меня били, и я буду бить.
Многое ли изменилось с тех пор? Упоминавшийся выше пример неуставных отношений на Балтийском флоте, другие случаи подобного рода, за последние 10 лет не раз фигурировавшие в печати, заставляют нас дать отрицательный ответ. Увы, микроклимат в армии мало чем изменился.
Но какое отношение приведенные примеры имеют к военной доктрине? Самое прямое, ибо мощь современных Вооруженных сил характеризуется не только их технической оснащенностью, но и высоким уровнем боевого духа солдата, его гордостью за принадлежность к армии своей страны и, что самое главное, готовностью отдать жизнь за нее. Для того чтобы этого добиться, государству необходимо не только обеспечить военнослужащего достойными бытовыми условиями и уважением командования, но и┘ красивым обмундированием.
Фактор внешности очень важен для поднятия боевого духа воина. Во все времена мировой военной истории наиболее подготовленные войска всегда имели наиболее красивое обмундирование (доспехи в древности). Элитные части Советской армии – десантники, пограничники и морпехи – смотрелись не в пример лучше остальных частей. Заметим, что внешний вид бойцов привилегированных войск отражал и их внутренне содержание, ибо основа их подготовки носила индивидуальный, а не массовый характер.
Отношение же к внешнему виду российских солдат у военного руководства страны представляется по меньшей мере странным. Действительно, когда юных парней, еще вчера часами не отходивших от зеркала, стригут наголо, одевают в некрасивую мешковатую форму, часто не подходящую им даже по размеру, то вывод напрашивается сам собой: командование не заинтересовано ни в повышении боевого духа солдат, ни в их достойном внешнем виде. Сегодня грустно смотреть на молодых людей в помятом камуфляже, с тоскливым видом метущих улицы, или же в милицейском обмундировании, патрулирующих станции метро. Последнее особенно удручает, ибо не секрет – негативное отношение большинства населения к милиции вызывает недоумение и равнодушие командования, фактически насильно заставляющего юношей испытывать принадлежность к органам.
И именно этим парням, возможно, придется когда-нибудь с оружием в руках защищать Родину. Готовы ли они к этому? Думается, далеко не все┘
Таким образом, положительное решение проблемы увеличения мобилизационных возможностей для обеспечения безопасности страны, на наш взгляд, приведет только к неэффективно расходуемым финансовым затратам, особенно на фоне сокращения численности офицерского корпуса.
Данный вывод не противоречит выраженной нами тревоге по поводу того, что наиболее развитая в интеллектуальном плане часть общества – выпускники вузов – оказывается вне армии, ибо многие виды современной боевой техники должны находиться в руках образованных и морально здоровых людей. Привлечь их в ряды Вооруженных сил можно, только обеспечив им достойные условия службы, причем для этого вовсе не обязательно увеличивать численность армии, достаточно сократить категории граждан, которые подлежат призыву, имеющих судимость прежде всего.
Думается, мощь отечественных Вооруженных сил должна основываться на принципиальном изменении отношения со стороны командования на всех его уровнях к солдатам срочной службы, в каждом из которых необходимо видеть личность, ощущающую на себе заботу государства и общества в целом. И только после решения этой проблемы имеет смысл говорить о необходимости увеличения мобилизационных возможностей России.
Дарья Гармоненко 
