Борис Подопригора Тема гипотетического вступления России в Североатлантический союз в очередной раз внесла интригу в политическую осень 2010-го. Правда, приглашения совместно об этом поразмыслить исходят от достаточно видных западных дипломатов или отставных политиков, таких как бывший генсек альянса Робертсон, экс-канцлер ФРГ Шмидт и другие. Обычно так осуществляется информационный вброс для последующего мониторинга российского политического поля. Причем не обязательно по теме военного партнерства, но и по всей повестке российско-западного диалога.
Собственно, НАТО в этом случае служит символом устойчивости и неизменности западной геополитической модели. С ней-то нам и предлагают согласиться. Хотя менее полугода назад и госсекретарь США Хиллари Клинтон говорила на эту же тему в тональности пресловутой realpolitik. Впрочем, и тогда публичным размышлениям главного американского дипломата предшествовала констатация афганского тупика на лондонской встрече глав МИД заинтересованных стран. Поэтому┘
Поэтому не будем ни лукавить, ни интриговать и начнем с теории. Во-первых, пресловутая realpolitik начала XXI века решительно развела Запад и Москву. Сегодня мы имеем дело не с конвергенцией двух сопоставимых величин, а с подчинением меньшинства большинству. С национально опосредованными эмоциями, но без последствий, существенных для согласившихся участвовать в чужой геополитической «подтанцовке». Так что, вступив в НАТО, мы обречены скорее в одиночку отстаивать решения, в том числе затрагивающие наши интересы. Но, будучи принятыми при нашем формальном участии, они, эти решения, обретут дополнительную международную легитимность.
Или, ехидно потирая руки, вступить в альянс в качестве заведомо «буйного» диссидента, чтобы подорвать его изнутри – по принципу «не такие дела заваливали»? Так ведь не дадут! Несмотря на принятый в альянсе весьма «витринный» принцип консенсуса. Ибо это прежде всего военный союз с присущей ему внутрисистемной субординацией. Иначе бы он растворился в Евросоюзе, Интерполе, контрольных органах ВТО или нашел себя в структурах ООН.
Отсюда – во-вторых. Военные по определению не могут существовать без реального или потенциального противника. Но собственно военный союз не согласуется с ситуативно приводимыми цивилизационными вызовами (глобальное потепление, терроризм и пр.). Они-то требуют не узко военного, а столь же цивилизационного отклика с опорой на всякий раз эксклюзивный инструментарий. Кстати, не мы, а сами натовцы считают, что долевое участие военных в борьбе с международным терроризмом не превышает 5% от всего объема усилий. Тем временем под боком у крупных натовских группировок (до недавнего времени в Ираке) крепнет пиратский монстр. Его в первую очередь могла бы показательно покарать военная машина альянса, но на практике этот монстр ее не боится. Что тогда подтверждает глобальную роль блока как борца с мировым злом?
НАТО, если обратиться к его политике, а не пропаганде, остается инструментом силовой защиты интересов США и их союзников. Есть ли у нас, подчеркнем, военные интересы, общие с США?
Если у западноевропейцев нет альтернативы привычному американскому зонтику (от добра добра не ищут), то наше встраивание в западную пирамиду обессмыслит надежды на многополюсный мир. Наоборот, пополнение нами альянса предсказуемо закрепит его разделение. Связывая себя интересами других, мы рано или поздно обретем нового коллективного противника. Хотя бы потому, что парное лидерство в отличие от многовершинного скорее располагает к соперничеству. Что тогда лучше – трепать кому-то нервы во главе своего «Варшавского договора» или при этом быть «Варшавой» – в чужом? Тем более что взаимной нервотрепки избежать не удастся.
Не «подлечить ли нам нервы» после многовекового противостояния по трем из четырех сторон света? Тем более что при сохранении нынешней динамики военных расходов стран НАТО и России – они к середине века могут составить до 30% от нынешних ежегодных бюджетов. На что тратиться, если мы – партнеры?
Теперь, в-третьих, после падения противника, в предвосхищении которого альянс был создан (за 6 лет (!) до образования Варшавского договора), НАТО продолжает существовать в режиме упреждения. Кого? Если честно – сейчас почти эксклюзивно России – до тех пор, пока не устоялись представления о «справедливом» распределении наших природных ресурсов. Национальные ли они или постколониальные, то есть «ничьи»? Нам никто не поклялся. Сегодня мы не ждем выхода натовских танков на линию Архангельск–Астрахань. Нынешние геополитические условия – относительно штатные.
Ну а если коса найдет на камень, членство в НАТО или качественно любое с ним партнерство вряд ли нас обезопасит. Милошевич не был оголтелым врагом Запада. Но военная машина альянса сработала даже при сомнениях-возражениях целого списка фрондирующих союзников США. Проголосовавших тем не менее «за».
Впрочем, «входной» сценарий, единственный примиряющий нас с западными партнерами, состоит в «назначении» себе того же противника, что и Запад. Конечно, это не мультяшные «злодеи-изгои», по мере политической необходимости выскакивающие как черт из табакерки. Это прежде всего 70-миллионный шиитский Иран, зримо претендующий на региональное лидерство с прицелом на большее. Он-то на ближайшую, а то и среднесрочную перспективу точно не станет союзником США. Не будем ему сейчас ставить оценку за поведение – подумаем: что мы выиграем от участия в антииранском фронте? Если учесть, что доля мусульманского населения России обещает уже к 2020 году составить добрую треть от прогнозируемых 110–115 млн. сограждан или даже меньше. В этом случае вряд ли кто из наших мусульман отличит суннитов от шиитов. Зато наверняка получит довод в ущерб национальной интеграции. К тому же всякий раз, когда мы экономически подтверждаем «международную озабоченность» Ираном или кем-то другим, оказывается, что свято место пусто не бывает. Бизнес, знаете ли, как всегда┘
То же и с Китаем. Тем более что будущее не обещает ослабление его пока подспудного противостояния, прежде всего США и Японии. В этих условиях наш договорный альянс с Западом Пекин справедливо расценит как антикитайское антрепренерство на его тыловых рубежах. Нам это надо? Не дальновиднее ли оставаться вне глобальных блоков? А уж если интегрироваться, то прежде всего с соседями по постсоветскому пространству. Ибо та же ОДКБ это, конечно, не Варшавский договор, но единственно приемлемая для нас форма раннего предупреждения угрозы, скажем прямо, прежде всего со стороны афганских исламистов. В этой логике присутствие в ОДКБ Армении и Белоруссии могло бы считаться необязательным, если бы не усердие наших натовских партнеров в приобщении едва ли не всех граничащих с нами государств к «цивилизационным ценностям». На военно-политическом языке это называется недружественным окружением. По-английски – unfriendly envelopment┘
Верно и то, что альянс, как любая бюрократическая система, по инерции воспроизводит потребность в себе «родном», не поминая всуе первопричины своего появления на свет. Но если в Брюсселе с политически окрестным ему Вашингтоном пекутся исключительно о стабильности по всем азимутам, почему бы с чистого листа не выстроить действительно глобальную, а не корпоративную систему безопасности? Тогда в этой системе нашлось бы дело всем, кто консенсусно приравнивают собственную безопасность к соседской. В этом случае бюрократический опыт натовского консенсуса лишним не станет.
