Алексей Арбатов
Тактическое ядерное оружие России и его носители вызывают изрядное беспокойство у США.
Фото из книги "Оружие России"
Еще в ходе переговоров по новому Договору СНВ американский Сенат настаивал на включении нестратегического ядерного оружия (которое также сокращенно обозначается как тактическое ядерное оружие – ТЯО) в рамки сокращений, но этого удалось избежать и тем спасти Договор. Однако резолюция Сената по его ратификации прямо требует поставить данный вопрос во главу угла следующего этапа переговоров. В ядерной доктрине США от 2010 года эта тема тоже особо отмечена, как и в Стратегической концепции НАТО ноября того же года. В пользу этого на Западе приводится несколько доводов:
– значительное преимущество России над США и НАТО по ТЯО при снижении уровней СЯС станет более рельефным;
– в военное время ТЯО развертывается в составе сил общего назначения и может быть сразу вовлечено в конфликт с высоким риском ядерной эскалации;
– средства ТЯО (особенно старых типов) на передовых базах менее сохранны от угрозы хищения, имеют меньшие массо-габаритные характеристики, менее эффективные блокирующие устройства и потому представляют собой заманчивый объект захвата для террористов.
Российская позиция по этим вопросам пока сводится к требованию вывода американских средств ТЯО из Европы на национальную территорию как условию начала любого диалога по этой теме. Кроме того, Россия считает преимущества по ТЯО компенсацией превосходства НАТО в силах общего назначения – особенно в условиях тупика по ДОВСЕ, а также возможным ответом на одностороннее создание ПРО в рамках НАТО и на превосходство США по неядерным системам ВТО.
О ЧЕМ РЕЧЬ?
Любые дискуссии по проблеме ТЯО целесообразно начинать с определений предмета обсуждения. Обычно к нестратегическим системам относят такие, которые не охвачены существующими договорами по СНВ и РСМД. Исходя из параллельных обязательств США и СССР/ России 1991–1992 годов о сокращении и ликвидации средств ТЯО, к ним относятся ракеты малой дальности (до 500 км), артиллерийские системы и ядерные мины (фугасы) сухопутных войск, зенитные ракеты ПВО, ракеты и бомбы (в т.ч. глубинные бомбы) ударной нестратегической авиации ВВС и ВМС/ВМФ, а также разнообразные тактические зенитные, противокорабельные и противолодочные ракеты, торпеды боевых кораблей и многоцелевых подводных лодок.
По оценкам независимых экспертов, США располагают примерно 500 единицами ТЯО, из которых около 200 (из 400) авиабомб типа В-61 размещены на шести складах в пяти странах НАТО, а ВМС имеет 100 крылатых ракет морского базирования с ядерными боеголовками типа «Томахок». Согласно новой ядерной доктрине США, все ядерные КРМБ будут ликвидированы, но авиабомбы В-61 пройдут программу продления срока службы и модернизации.
По тем же оценкам, у России есть примерно 2000 единиц нестратегического ЯО. Это около 500 тактических ядерных авиационных ракет и бомб для бомбардировщиков средней дальности типа Ту-22М3 и фронтовых бомбардировщиков типа Су-24 и Су-27ИБ/Су-34. Кроме того, есть примерно 300 авиационных ракет, бомб свободного падения и глубинных бомб для морской авиации. Свыше 500 единиц ТЯО – это противокорабельные, противолодочные, противовоздушные ракеты, а также торпеды кораблей и подводных лодок, включая до 250 ядерных КРМБ большой дальности многоцелевых подводных лодок (КР-55 «Гранат»). Около 630 единиц приписывается зенитным ракетам С-300, С-400 и другим системам ПВО. По российским официальным данным, еще к 2000 году все ТЯО флота и авиации ВМФ были перемещены на централизованные хранилища, а 30% этих средств было ликвидировано. Было также ликвидировано 50% ТЯО ВВС и 50% боеголовок зенитных ракет ПВО, частично были уничтожены ядерные боеголовки артиллерии, тактических ракет и мин Сухопутных войск. Если верить экспертным оценкам, то за следующие десять лет количество ТЯО было еще более сокращено.
Сразу нужно отметить, что методика этих подсчетов вызывает большие сомнения. Например, некоторые ядерные бомбы свободного падения (как американские В-61 и В-83) являются как вооружением тяжелых бомбардировщиков, так и тактической ударной авиации. Ядерные крылатые ракеты большой дальности (до 3000 км) морского базирования (КРМБ) никогда не относились к ТЯО и были ограничены потолком (880 единиц) по Договору СНВ-1 от 1991 года. На вооружении ВМС США стоят тысячи таких КРМБ в обычном оснащении, внешне неотличимые от ядерных ракет. Российские средние бомбардировщики ВВС и ВМФ типа Ту-22М3 (Backfire) тоже не считались тактическим оружием и затрагивались Договором ОСВ-2 от 1979 года и в Европейской части – Договором ДОВСЕ от 1990 года.
Другой особенностью ТЯО является то, что оно используют носители двойного назначения (средние бомбардировщики, истребители-бомбардировщики, ракеты малой дальности и зенитные ракеты, боевые средства кораблей и подводных лодок, крупнокалиберную ствольную артиллерию). Поэтому ограничение, сокращение или ликвидацию ТЯО в отличие от СЯС невозможно осуществлять и контролировать через ликвидацию пусковых установок (ПУ), носителей или платформ, поскольку почти все они относятся к вооружениям сил общего назначения, предназначены главным образом для применения в обычных боевых операциях и частично охвачены другими договорами (как ДОВСЕ).
Еще одно отличие от СЯС в том, что в мирное время ТЯО, как правило, не поддерживается в состоянии оперативного развертывания (т.е. на носителях и в ПУ), а хранится на складах различных типов. Поэтому сокращение и ограничение ТЯО предполагает меры в отношении ядерных средств в хранилищах и ликвидацию непосредственно ядерных боезарядов. Ни того, ни другого в истории договоров по разоружению пока не было, как и методов контроля ликвидации, которые не раскрывали бы самые секретные сведения о конструкции ядерных взрывных устройств и свойствах ядерных оружейных материалов.
Помимо США и России Франция обладает 60 авиационными ракетами класса ТЯО, КНР имеет около 100–200 единиц такого оружия, Израиль – 60–200, Пакистан – 60, Индия – 50, КНДР – 6–10. Это баллистические и крылатые ракеты средней и малой дальности, а также авиабомбы ударной авиации. Для некоторых из названных стран ТЯО представляют весь ядерный потенциал или его преобладающую часть. Все они не способны достичь США, но находятся в пределах досягаемости до территории России, которая, помимо всего прочего, считает свои средние бомбардировщики (ракеты были ликвидированы по Договору РСМД от 1987 года) и средства ТЯО потенциалом сдерживания третьих стран.
КАК ОГРАНИЧИВАТЬ ТЯО?
По опубликованным в 2010 году официальным данным, США имеют в боевом составе СЯС, сил ТЯО и в резерве первой очереди на складском хранении 5113 ядерных БЗ, а по оценкам независимых специалистов, еще примерно 3500–5000 находится на складах в очереди на утилизацию. Предположительно у России на складах значительно меньше стратегических, но больше тактических ядерных средств.
Исходя из того, что стратегические и нестратегические ядерные вооружения зачастую хранятся на складах вместе, а их ликвидация технически не отличается, США в предварительном порядке выдвинули идею двустороннего ограничения равным потолком стратегических и нестратегических ядерных вооружений России и США на складском хранении.
Внешне это предложение выглядит элегантно. К тому же, возможно, количественно РФ и США не слишком различаются по стратегическим и тактическим ядерным средствам на складах в «резерве первой очереди», если исключить ядерное оружие ракет ПВО (как обоснованно предлагает авторитетный российский военачальник генерал-полковник Виктор Есин).
Однако при ближайшем рассмотрении это предложение вызывает большие возражения. Во-первых, Россия связывает возможность переговоров по ТЯО в принципе с прогрессом в деле ДОВСЕ, ЕвроПРО и, возможно, по стратегическим неядерным вооружениям. Кроме того, с учетом различного геостратегического положения двух держав и их досягаемости до ядерного оружия третьих стран достижение равенства в двустороннем контексте тоже представляется весьма спорным.
Далее, нет надежных способов отличить на складах ядерное оружие резерва от боезарядов, предназначенных для ликвидации, а в совокупности количество таких средств может составить по 8–10 тыс. единиц для каждой стороны. Не ясно, как засчитывать и куда относить плутониевые «сердечники» в контейнерах. (У США при заводе-изготовителе ядерных боеприпасов «Пантекс» в Техасе хранится до 15 000 единиц, у России – неизвестно сколько, хотя хранилище в районе комбината «Маяк» на Южном Урале предназначено для 40 000 таких контейнеров.)
К тому же производственные мощности предприятий по демонтажу и утилизации ядерных боеприпасов ограничены (для США – порядка 300 единиц в год, для России несколько больше). Нет надежных и приемлемых с точки зрения законной секретности методов контроля над этим процессом. Не очевиден и смысл такого демонтажа, если нет соглашений о проверяемом прекращении сборки новых ядерных боезарядов, как нет контроля над запасами оружейных ядерных материалов и договора о прекращении производства делящихся материалов для военных целей (ДЗПРМ).
Весте с тем не вполне оправдана нынешняя ультимативная позиция России по этому вопросу. Она напоминает упорный негативизм, с которым Москва поначалу относилась к идее ограничения систем ПРО (конец 60-х годов) или к ограничению ракет средней дальности (начало 80-х годов). От этих позиций потом пришлось отступать ценой того, что конечный компромисс сдвигался ближе к позиции Запада.
В отличие от распространенного ныне в России мнения на определенных условиях Москва должна быть не менее, а более США и НАТО заинтересована в переговорах по ТЯО. Во-первых, американские тактические ядерные средства – это «довесок» к их стратегическим силам (около 13% по боезарядам), тогда как российские системы находятся вне досягаемости до США. Во-вторых, увязка с переговорами по ТЯО может сдвинуть с мертвой точки проблемы ДОВСЕ и стимулировать прогресс по ЕвроПРО и стратегическим неядерным системам США. И наоборот – тупик по ТЯО не приведет ни к выводу ядерных средств США из Европы, ни к продвижению по ДОВСЕ, ПРО и высокоточному обычному оружию (ВТО), в чем Россия заинтересована больше Запада.
В-третьих, комплекс договоренностей по ТЯО–ДОВСЕ–ПРО обещает наполнить глубоким стратегическим содержанием российскую идею новой архитектуры Евро-атлантической безопасности, которая пока остается «оберткой без начинки». В-четвертых, наличие противостоящих ядерных средств ТВД в Европе (сдерживая несуществующую вероятность большой войны) является весьма ярким остаточным символом холодной войны и отчужденного положения России в европейской социально-экономической, политической и гуманитарной системе отношений. Наконец, в перспективе стремление России к приданию процессу ограничения ЯО многостороннего характера нереализуемо без соглашений по ТЯО, поскольку именно этот класс вооружений составляет весь арсенал или большую его часть у третьих стран.
НЕКОТОРЫЕ СООБРАЖЕНИЯ ПО БУДУЩЕМУ ДОГОВОРУ
Но даже при достижении прогресса по ДОВСЕ и сотрудничеству по ЕвроПРО подход к ТЯО должен быть не таким, как предлагают сейчас США или РФ. Начать следует с двусторонних консультаций по определению предмета переговоров, который пока отнюдь не ясен.
Требование России о выводе ТЯО США из Европы нереалистично с учетом союзнических отношений альянса и ядерных гарантий США в НАТО. Точно также Москва едва ли может претендовать на равенство со всеми нестратегическими ядерными вооружениями третьих стран в Евразии (большинство из которых предназначается для сдерживания региональных соседей, как у Израиля, Индии, Пакистана, КНДР и КНР).
Но и Вашингтон тоже не может требовать двустороннего равенства с РФ по всем складированным ядерным боеприпасам. Если переговоры по ТЯО будут идти в двустороннем контексте, то Россия помимо увязки с ДОВСЕ вполне вправе настаивать на исключении ряда нестратегических систем региональной направленности или оборонительного класса (например, вооружение Ту-22М3 с ракетами Х-22Н, ядерных КРМБ типа КР-55, зенитных систем С-300 и С-400).
Параллельно с консультациями по предмету переговоров в качестве мер доверия было бы целесообразно провести обмен информацией о количестве, типах, хранении остаточных элементов ТЯО, ликвидированного согласно параллельным инициативам 1991–1992 годов. Далее можно было бы обменяться информацией об имеющемся ныне количестве ТЯО, его распределении по видам вооруженных сил и о местах хранения.
В качестве жеста доброй воли Россия могла бы приступить к ликвидации ядерных боезарядов ПВО в ответ на решение США ликвидировать ядерные КРМБ (что предложил известный российский военный специалист генерал-майор Дворкин).
Затем вместо недостижимой и неконтролируемой договоренности о равенстве по ядерному оружию на складском хранении следует заключить соглашение, например, о выводе боезарядов ТЯО с баз ВВС, флота и других видов вооруженных сил и родов войск (если они там есть) на централизованные хранилища. Поскольку дислокация и признаки складов на базах войск и сил хорошо известны, относительно легко удостовериться, что они пусты. В рамках этой договоренности США вывезли бы свои авиабомбы из Европы и разместили бы их вне баз ВВС на своей территории. Этот метод избавил бы инспекторов от необходимости распознавания различных типов ядерных вооружений внутри складов и предзаводских хранилищ и их подсчета, а также от интрузивного контроля их физического демонтажа и утилизации.
Такой договор удовлетворял бы интересам, которые связываются сторонами с ограничением ТЯО, но не через лимиты на их количество, а через ограничение их мест хранения. Эти цели: ликвидация асимметрий, предотвращение несанкционированного применения и доступа террористов. На централизованных хранилищах боеприпасы ТЯО могут дожидаться, пока процесс разоружения перейдет к их контролируемому уничтожению вместе со стратегическими боезарядами и в комплексе других мер. А в случае роста угрозы на западе, юге или востоке их можно открыто вернуть на базы вооруженных сил. Сама такая возможность будет фактором сдерживания гипотетических опасностей.
