Олег Шульга
Система С-400 могла бы стать одним из важных элементов ЕвроПРО.
Фото Виктора Литовкина
«Доверие есть, но результатов нет... Нас продолжают не слышать... Или не хотят слышать...» Такими словами подытожил российский министр обороны результаты июньской встречи со своими коллегами из НАТО по вопросам перспектив совместной ПРО.
Мысль в таком же ключе я услышал по поводу своей презентации на 7-й конференции НАТО по ПРО в Европе чуть больше месяца назад в испанском Сан-Себастьяне. «Изложенная вами позиция выглядит абсолютно логичной с точки зрения стратегических интересов России, но она абсолютно неприемлема ни для Японии, ни для Запада» – таков был комментарий японского коллеги.
Необходимо отметить, что явное непонимание позиций у нас с Западом взаимно. Большинство наших политиков и военных экспертов усматривают в неожиданном рывке Соединенных Штатов в сторону ПРО в первую очередь лишь стремление воспользоваться ситуацией, нарастить собственные силы, существенно изменить стратегический баланс в свою пользу и диктовать России свою волю.
Вполне возможно. История настойчиво учит нас, что такие причины никак нельзя сбрасывать со счетов.
Но при этом все почему-то забывают сопоставить соответствующие шаги США с другими событиями, происходившими одновременно.
А такое элементарное сопоставление объективно показывает, что США вышли из Договора по ПРО и начали вкладывать деньги в свой «ракетный зонтик» именно после катастрофических событий 11 сентября 2001 года.
Эти события, во-первых, показали, что США весьма уязвимы от ударов поражающих средств большой мощности. Стало понятно, что достигший цели удар даже нескольких ракет в обычном снаряжении – а именно к таковым можно приравнять воздействие направляемых смертниками самолетов – может нанести стране колоссальные экономические потери. Крайне высокая финансово-технологическая плотность мегаполисов привела к тому, что ущерб от одной этой акции, по словам знающего вопрос бывшего главы противоракетного ведомства США генерала Оберинга, составил 95 млрд. долларов.
Но второе – и самое главное: эти события показали, что на международной арене появились игроки, которые не признают существующих правил. Они не играют во «взаимное сдерживание» и «гарантированное взаимное уничтожение». Им все равно, сколько у вас ядерных боеголовок. С ними нельзя договориться. Их цель – пусть даже один укус, но укус скорпиона.
Загнанные всеми этими неожиданными и неприятными открытиями в глухую защиту, США и решили пожертвовать какими-то отношениями на международной арене, чтобы в первую очередь успокоить самих себя.
А что же в позиции России по ПРО такого, что Запад ну никак не может с ней согласиться? И почему мы тогда продолжаем настаивать на заведомо неприемлемых вещах?
Изложение нашей позиции по ПРО в наиболее доходчивом виде я услышал в том же Сан-Себастьяне из уст старшего советника миссии РФ при НАТО Валерия Семина.
Сводилась она к следующему.
Да, создание единого пространства мира, безопасности и стабильности в Евро-Атлантике – в интересах и России, и НАТО.
Да, наши страны сталкиваются сегодня с проблемами, эффективно защититься от которых можно только общими усилиями.
Да, сотрудничество в области ПРО может послужить реальной точкой окончания холодной войны, новым символом наших отношений.
Однако единая система противоракетной обороны возможна только при ее соответствии ряду основополагающих принципов.
Во-первых, все ее члены должны разделять общие цели ее создания.
Во-вторых, ЕвроПРО должна быть соизмерима масштабу угрозы, которой она призвана противостоять, и ее достаточность, технические параметры и расположение должны определяться только совместно на основе совместного же анализа.
В-третьих, ключевое условие – совместная ПРО по своим возможностям не должна быть направлена ни против одного из членов кооперации.
Здесь у России – самый главный интерес и самый главный камень преткновения. По ее оценкам, предлагаемая архитектура Евро(НАТО)-ПРО на определенном этапе станет представлять прямую угрозу ее ядерному потенциалу сдерживания.
Поэтому Российская Федерация твердо стоит на двух требованиях: первое – наличие юридических договорных обязательств ненаправленности системы против российского ядерного потенциала, второе – практическая реализация этой ненаправленности путем соответствующего географического расположения ограниченных по количеству и возможностям средств.
Недавнее интервью замминистра обороны Антонова газете «Красная звезда» и комментарии президента Медведева на пресс-конференции в Сколкове, в Довилле, министра Сердюкова в Брюсселе добавили штрихов в только недавно начавшую приобретать очертания картину. Однако главные причины взаимной неуступчивости все равно остаются «за кадром», и поэтому диалог между НАТО и Россией со стороны вызывает недоумение.
Попробуем свести концы с концами, как говорят американцы, «построить мостик».
Главный вопрос в России: нужна ли стране эта совместная ЕвроПРО?
И Североатлантический альянс, и США активно призывают Россию влить свою систему ПРО в совместный «Противоракетный зонт» и строить дальнейшее движение вперед на основе взаимодействия, принятия заявленных целей и определенной уже архитектуры – включая, естественно, ПАП. При этом они предлагают сохранить две отдельные, страхующие системы с раздельной ответственностью за прикрытие своих территорий и объединенных, собственно, только каналами обмена данных от систем обнаружения и сопровождения.
Для того чтобы оценить, что несет России такое объединение с военной точки зрения, следует взглянуть на карту.
КАРТА РАКЕТНЫХ ОПАСНОСТЕЙ
На ней примерно изображены зоны покрытия существующих и перспективных ракетных средств зарубежных государств.
Кстати, Россия в отличие от Запада не расценивает ни одно из них как угрозу. Однако каждое ракетное средство, которое способно достичь территории нашей страны, должно расцениваться военными как потенциальная опасность.
Сегодня преднамеренный пуск каким-либо государством ракеты по нашей территории – весьма теоретический и все менее вероятный сценарий. Несанкционированные или аварийные пуски же становятся все ближе к реальности ввиду расползания ракетных технологий по менее технически продвинутым и политически стабильным странам.
Ни одно из существующих на сегодняшний день ни в России, ни на Западе (в том числе США) – за исключением, пожалуй, американских шахтных перехватчиков на Аляске и в Калифорнии – не имеет физическую дальность перехвата более 600 км.
Если взглянуть на карту через призму этой посылки, то станет очевидным, что никакие из западных противоракетных средств не смогут составить ни первый, ни даже второй рубеж защиты нашей территории, если только мы не говорим о перехвате аварийно пущенных и летящих в нашу сторону западных же ракет.
Напротив же – наши перехватчики, планируемые к размещению вдоль границ страны до 2020 года, которых еще нет, но которые, как очень бы хотелось верить, создадут сплошной пояс прикрытия, абсолютно реально в любом случае просто обязаны будут первыми отразить рассматриваемый Западом удар с юга по Северной Европе или в перспективе – через Северный полюс по территории США. Ведь в этом случае траектории головных частей пойдут над нашей территорией, и нам придется защищать самих себя, а заодно и всех остальных, кто окажется за нашей широкой спиной.
Картина со средствами раннего оповещения и сопровождения выглядит примерно аналогично.
Приведенная ниже карта, я надеюсь, по достоверности отличается от карты в кабинете начальника нашего Генерального штаба. Но не настолько, чтобы не понять: и в этом вопросе Запад нас не может обогатить ничем жизненно важным.
КАРТА СПРН РОССИИ
Наоборот, предполагаемые зоны покрытия наших существующих и планируемых РЛС обеспечивают нас данными по интересующим районам гораздо быстрее любого стороннего источника.
Это понятно: в эпоху процветания ядерного сдерживания, основанного на безумной, но жестко работающей до сих пор «концепции гарантированного взаимного уничтожения», СПРН были «наше все»! Ведь стояла задача как можно раньше обнаружить пуск ракет противника – и тут же пустить свои, пока они не погибли. В этом и состоит простая причина отсутствия на сегодняшний день и у нас, и у американцев сколько-нибудь серьезных противоракетных контингентов при изобилии соответствующих радаров и спутников, от которых ничего не скроешь.
Наши средства ввиду своей направленности особенно хорошо видят опасный для Запада Ближневосточный регион – чем и привлекательны для включения в единую систему.
Иными словами, объединение ПРО по предложенному сценарию не дает нам никакой выгоды, как сказал замминистра обороны Антонов, «мы сами способны обеспечить собственную безопасность». Что тут добавить?
Но если с отсутствием оборонного дивиденда можно было смириться, то другая, отнюдь не благоприятная для нас сторона «раздельно-совместной» ПРО просто вызывает серьезные опасения.
По существующей инициативе о сотрудничестве России предлагают не столько даже поделиться информацией о своих СПРН. Ей предлагают в первую очередь согласиться с поэтапным размещением западных, в частности американских, средств ПРО – сначала у своих европейских границ, потом на кораблях в Северном море.
Не могу и не собираюсь оспаривать утверждения такого авторитетнейшего человека, как создатель лучших в мире твердотопливных ракет «Ярс» и «Тополь» господин Соломонов, и готов вслед за ним повторить, что американско-европейская система ПРО и сегодня, и после 2020 года для наших «стратегов» – что слону дробина.
Но разве у нас на вооружении одни МБР и БРПЛ? Почему горячие споры разворачиваются только вокруг влияния Евро-ПРО на наши СЯС?
Почитайте внимательно нашу Военную доктрину. В числе главных опасностей – сосредоточение у наших границ больших контингентов Сухопутных войск. Таких мест у наших границ два – граница с европейским странами НАТО и граница с Китаем.
Да, у нас нет уже десятков тысяч танков, миллионов пехотинцев и могучей морской и воздушной армад – мы не в состоянии их содержать. При том что в мире есть люди, которые прямо и открыто рекомендуют своим правительствам разделить наши ресурсы или, на худой конец, «прилететь на боевых самолетах и научить нас настоящей демократии».
У американцев есть мини-басня с большой моралью: «Бог создал людей маленькими и большими, слабыми и сильными, а господин Кольт сделал их всех равными». Наш «Кольт» – наши тактические ракеты – и в ядерном, и в обычном снаряжении. И я надеюсь, этот свой аргумент мы никому за просто так не отдадим.
Так вот наши тактические ракеты создаваемая ПРО НАТО может перехватывать вполне.
Что же получается? С нашего согласия на наших западных границах будут развернуты системы, способные эффективно противодействовать нашим тактическим ракетным средствам. Как сказал тот же г-н Антонов, «национальную принадлежность ракет система ПРО пока определить не может»... Для интереса – возьмите циркуль и нанесите на приведенную выше карту кружочки радиусом 600 км с центрами на территории Румынии, Болгарии, Польши – где-нибудь ближе к их восточным границам и в Средиземном море – ближе к Босфору. Все это – зона потенциального перехвата наших тактических ракет.
Но если бы дело было только в ракетах.
Практически все современные системы ПРО, за очень редким исключением, – верх эволюции систем противовоздушной обороны. А посему, скажем, тот же американский «Иджис», как и наш С-400, имеет возможности использования на одних и тех же пусковых установках ракет для перехвата практически любых воздушных целей – только еще на большем, чем боеголовки, расстоянии. Еще раз посмотрите на вашу карту с кружочками. Это зоны полного контроля боевого воздушного пространства, зоны обеспечения эффективного превосходства в воздухе.
Иными словами, размещая средства двойного действия ПРО/ПВО в новых районах под предлогом противодействия не существующей для России ракетной угрозы, и США и НАТО обеспечивают себе весьма существенное преимущество в рамках собственной «второй революции в военном деле» со времен Второй мировой войны, так называемой «стратегии компенсации (offset strategy)».
Нелишне напомнить тем, кто знает, и сообщить непосвященным, что «стратегия компенсации» – это вполне реальная военная доктрина, активно и последовательно воплощаемая в жизнь Соединенными Штатами и их союзниками с начала 70-х годов. Она разрабатывалась якобы в целях компенсации значительного количественного превосходства СССР в неядерных силах и достигла пика развития именно сейчас. В центре стратегии – упор на опережающее развитие высокотехнологичных электронных средств борьбы, бесконтактных методов ведения боя. Эта стратегия и ее реализация в свое время были хорошо описаны еще в давней (1991 г.) книге Билла Перри «Буря в пустыне и сдерживание».
Проведенные в обозримом прошлом США и их партнерами по НАТО две операции в Ираке, операция в Югославии и проходящие сегодня в Ираке, Афганистане и Ливии операции с широким использованием пилотируемой авиации и беспилотных средств – наглядные примеры ее эффективности. В основе же применения всех этих средств как раз и лежат обеспечение превосходства в воздухе, использование передовых средств разведки и связи и высокоточного оружия, особенно на начальном этапе операции.
 Схема предполагаемой структуры ПРО США в Европе. Изображение из архивов редакции |
Приведенный выше вполне объективный анализ накладывается на не менее объективный фон: несмотря на участившиеся в последнее время взаимные заверения о миролюбивых намерениях, де-факто Россия и НАТО продолжают считать друг друга потенциальными военными противниками и соответственно выстраивают конфигурацию и стратегию действий своих военных группировок. Всего два примера для иллюстрации. Первый – жесткое заявление г-на Лаврова в начале года, вызвавшее решение НАТО поддержать план переброски девяти дивизий в Прибалтику в случае нападения на регион России, принятое на том же Лиссабонском саммите НАТО, на котором генсек альянса завил, что альянс не рассматривает нашу страну как угрозу своей безопасности. Второй – вызвавшее не менее бурную критику на Западе причисление расширения НАТО на восток к числу основных военных опасностей в нашей новой Военной доктрине.
Необходимо ясно осознать, что в военно-политическом плане между нами и Западом во главе с США продолжает лежать пропасть и мы продолжаем настороженно следить друг за другом с ее разных сторон через окуляры прицелов.
Этот факт и является причиной гибели всех каких-либо значимых совместных проектов в военной сфере.
Отсутствие у присоединения к ЕвроПРО какого-либо оборонного дивиденда для России и даже создание прямой военной угрозы ее оборонному потенциалу, если не по трем (включая МБР), то как минимум по двум (тактические ракеты и авиация) направлениям, усугубляется еще и появлением от такого альянса серьезных политических проблем. А военное дело, как известно, – лишь продолжение политики.
Так вот при присоединении к единой ПРО ввиду специфики этой системы – а именно максимальной автоматизации и минимального времени на участие «человеческого фактора» – России, во-первых, придется поступиться частью собственного суверенитета и доверить оборону некоему совместному органу. Такая перспектива горячо «испытывается на живучесть» даже внутри самого НАТО, и ее неприятие в отношении нашей страны как раз и лежит в основе радикального отторжения альянсом предложенной нами концепции «секториальной обороны».
Во-вторых, России придется радикально поступиться еще и своими геополитическими наработками и интересами. Ведь, вступая в систему ПРО, имеющую явную направленность против «угрозы с Юга», наша страна фактически должна выразить вотум недоверия тем странам, которые назначены носителями этой угрозы.
Такие серьезные аргументы «против» практически лишают почвы любые попытки продвинуться вперед по вопросу совместной ПРО.
Но вопрос, как показывают реалии, отнюдь не стоит на месте!
Причина проста. Как известно, политика, главенствующая над военным делом, сама, в свою очередь, всего лишь концентрированное выражение экономики. Наша же сегодняшняя экономика просто не может позволить нам жить в образе «Верхней Вольты с ракетами».
Как отреагируют НАТО и США, в частности, на то, что мы откажемся от участия в совместной ПРО?
Да никак. Официально признав наличие ракетной угрозы со стороны Ирана и Северной Кореи и поставив себе задачу прикрытия населения и военных контингентов в зоне поражения перспективных ракет этих стран, ни США, ни НАТО не остановят размещение своей противоракетной системы как минимум в каком-то достаточном для решения этих задач виде.
Об этом по крайней мере в США открыто, обильно и долго говорилось, начиная с самого верхнего уровня – президента Обамы. И даже самая дружественно расположенная к нам Франция твердо заявляет, что рассматривает ПРО как дополнение к средствам сдерживания и планирует форсировать создание пусть небольшой, но своей спутниковой СПРН.
РОССИЙСКАЯ РЕАКЦИЯ
Как должна реагировать Россия? С военной точки зрения для поддержания паритета она должна, к примеру, немедленно направить ядерные «Искандеры» в Калининградскую область, выйти из Договора о РСМД и срочно изготовить энное количество весьма практичных запрещенных ракет дальностью от полутора до пяти тысяч километров и снова густо засеять ими наши западные и юго-западные районы. Учитывая планы по размещению на четвертом этапе ПАП кораблей «Иджис» на нашем Севере и Дальнем Востоке, наши ракеты надо будет размещать и в тех регионах, а к ним еще и авиацию, и корабли. Необходимо будет форсировать производство заявленных гиперзвуковых боеголовок и, как было обещано, выйти из нового Договора о СНВ.
Все это не только разрушит по крупицам создававшийся образ России на международной арене и с таким трудом стягивемую воедино систему мировой безопасности, но просто утопит все имеющиеся планы по модернизации страны, отбросит нас экономически на десятилетия назад.
Поэтому-то наша экономика и диктует нашей политике – искать пути сотрудничества во что бы то ни стало! Ведь, глядишь, и согласятся европейцы не размещать свою систему так, чтобы она была способна сбивать наши ракеты, а американцы – не развивать свою ПАП дальше второго-третьего этапа.
Это тот минимум, ниже которого мы спуститься никак не можем. Как неоднократно заявлял президент Медведев, полная ясность в данном вопросе для нас наступит только к концу текущего десятилетия, когда намечены последние этапы развития ПАП. А до тех пор есть возможность действовать в нужном направлении, естественно, без ущерба своим интересам!
Ведь работа над совместной ПРО имеет не только свои описанные минусы. Она несет в себе, кроме экономических, еще и политические, и даже военные плюсы.
Во-первых, в политическом смысле на региональном уровне она даст России возможность участвовать в общеевропейских делах, чего мы лишены и от чего в определенном смысле страдаем.
Во-вторых, а может быть, и во-первых, взаимодействие по ПРО сделает американско-натовскую систему для нас более прозрачной, снимет определенные элементы из всего комплекса военной озабоченности. Сотрудничество создаст чувство «общей ответстсвенности за общий европейский/мировой дом» и в конечном итоге начнет, пусть медленно, процесс снижения взаимного военного противостояния, перехода к более низкому уровню военной ощетиненности, отхода от «взаимного гарантированного уничтожения».
В-третьих, сотрудничество таких мировых авторитетов в сфере ракетных технологий, как Россия и США, да еще с участием Европы, вполне на этот раз может столкнуть с мертвой точки дело создания системы физического противодействия распространению ракетных технологий через систему «убеждения через воспрещение» (discouragement through denial), как это предполагалось в концепции российско-американской Декларации о новых стратегических отношениях 2002 года.
В военном плане тоже стоит упомянуть несколько существенных моментов.
Если представить, что система будет предусматривать обмен данными по ситуации, полученными от средств обнаружения другой стороны, это и нам принесет пользу. По словам наших специалистов, российский космический элемент СПРН сегодня далеко не тот, что хотелось бы, и информация с американских спутников, если она до нас дойдет, нам бы тоже вполне пригодилась. Не меньше пригодилась бы нам просто информация и о том, что обнаруженный пуск американских или европейских средств в опасной близости – это не ракетная атака, а наоборот, отражение нападения третьей стороны. Тогда не надо было бы с немыслимой скоростью приводить в крайнюю готовность наши средства – достаточно было бы работать на подхвате.
Опять же, если рассматривать теоретическую «угрозу с юга», объединение систем, по недавним очень серьезным немецким оценкам, весьма существенно повысит их взаимную эффективность, американские же эксперты вообще говорят об ее росте на 20–70%!
Благоприятно может сказаться сотрудничество и на технической сфере. Как и в космической, так и в противоракетной области СССР/Россия и США/Запад шли совершенно независимыми путями. При этом обе стороны накопили уникальный опыт и разработки, и эксплуатации практически самых высокотехнологичных систем. Эффект от синергетического использования этих знаний мог бы быть просто потрясающим.
Следует, конечно же, отметить, что сегодня и Россия, и США, и страны НАТО ведут поиск перспектив сотрудничества в области ПРО. Плотность и объем взаимных встреч, предложений и обменов информацией за последний год, пожалуй, превзошли все проделанное ранее за всю историю вопроса.
Но, к сожалению, большинство информационных потоков циркулируют в закрытом виде. И закрытость эта, как можно судить по результатам, основана на чем угодно, но отнюдь не на рождении какой-то абсолютно новой идеи, которая сможет обеспечить прорыв.
Таких идей просто быть не может, а набор возможных реальных шагов по объединению ПРО легко определить, если применить к пониманию нескольких основополагающих элементов простейший анализ.
Последовательно крепнущая уже в течение почти десятилетия политическая воля сотрудничества с Западом по ПРО неоднократно наталкивалась на непреодолимые препятствия технической реализации радужных идей: дьявол, как говорится, в мелочах.
Система ПРО – это последнее слово нашей технической науки. Призванная бороться с объектами, скорость движения которых составляет не один километр в секунду, ПРО практически не оставляет места участию человеческого фактора, функционирует на основании предварительно просчитанных жестких алгоритмов.
С другой стороны, как любая техническая система, ПРО несовершенна и имеет свои ограничения по возможностям и мертвые зоны.
Настоящее объединение систем для обеспечения взаимной страховки и перекрытия предполагает полное знание боевых алгоритмов и недостатков каждой. Именно так и строится создаваемая НАТО система единого контроля и управления многуровневой ПРО альянса – ALT BMD.
К сожалению, пропасть военного противостояния между Россией и НАТО/США создает пока непреодолимое препятствие на пути нашего вхождения в любую из создаваемых систем ПРО в сколько-нибудь существенном объеме. Передача информации об алгоритмах и мертвых зонах наших средств ПРО/СПРН вероятному противнику – угроза интересам национальной безопасности, и эта скала по настоящий день утопила немало благих начинаний.
Однако щели в этой на первый взгляд глухой стене есть, и сквозь них, если сильно захотеть, все же может просочиться ручей сотрудничества.
Сотрудничество на уровне единой системы управления средствами перехвата пока не представляется возможным. Вопрос в том, что пока мы не придумали, как присоединиться к единой системе боевого управления и войти в единые планы боевого применения, не раскрывая алгоритмы и ТТХ. Но можно попытаться поработать над этим. Ведь у нас с НАТО был реальный положительный опыт совместных учений ПРО района (10 мероприятий в 2004–2008 годах), речь даже шла о совместных стрельбах в Ошалуке.
Конечно, системы ПРО, привлекавшиеся к учениям, были самого низкого тактического уровня, коммерческой конфигурации и никак не могли поставить под угрозу национальную безопасность России. Но отрабатываемые на этих системах модели взаимодействия и возможные защищенные пакеты подключения к единым сетям управления могут составить основу для объединения и стратегических систем.
И вообще – над объединением управления средствами перехвата у нас вполне есть еще время подумать. Ведь собственных систем, которые мы можем предложить, в нужном количестве пока нет и включать в совместную ЕвроПРО объективно пока нечего.
Зато взаимодействие по средствам оповещения можно налаживать прямо сейчас.
Наша СПРН прекрасно функционирует и исправно поставляет информацию о ракетных пусках. В прошлом году отследили более 30, в этом ко Дню защитника Отечества – уже два.
Остается вопрос о защите данных, но он вполне разрешим. Данные могут передаваться не в масштабе реального времени и с определенной обработкой. Пусть этими данными нельзя будет пользоваться для захвата и ведения цели, но для создания картины боевого пространства они вполне подходят и, несомненно, представляют интерес для боевого управления силами ПРО.
И даже законодательная база для такого обмена уже существует – российско-американский Меморандум о Центрах обмена данными (ЦОД) от 2000 года. Тогда он был не только подписан и ратифицирован, но даже в какой-то степени реализован. Так что точки соприкосновения по ПРО, конечно, есть.
Поэтому-то Россия в своей готовности искать пути совместной работы и требует юридических гарантий и возможности реально контролировать ненаправленность предполагаемой совместной системы против ее же стратегических интересов.
Поэтому-то при обсуждении создания совместной ПРО все перечисленные в этой статье камни должны лежать на столе, а не за пазухой. Чтобы их в конечном итоге совместными усилиями можно было хотя бы попытаться обойти.
