Игорь Бочаров
Американская ракета-перехватчик SM-3 (Block 1A) в ходе учений ВМС США запущена с эсминца и поразила мишень.
Фото с сайта www.navy.mil
После прочтения статьи Владимира Козина «ЕвроПРО: to be or not to be» (НВО № 39 за 2011 г.) возникают серьезные вопросы. Автор в утвердительной форме заявляет: «Если учесть, что в среднем на каждом корабле с БИУС «Иджис» и ракетами перехватчиками SM-3 в боекомплекте находится в среднем по 100 таких ракет (если быть точным, то 120 единиц на каждом крейсере и по 96 – на каждом эсминце), то к 2025–2030 годам общее количество ракет-перехватчиков у США только морского базирования может превысить 8 тысяч единиц».
Число 8 тыс. перехватчиков получается в результате следующего утверждения автора: «Следует принять во внимание, что если в настоящее время ВМС США располагают 22 боевыми кораблями и ракетами-перехватчиками SM-3 (6 крейсеров и 16 эсминцев) с БИУС «Иджис» и ракетами-перехватчиками SM-3, то в 2018 году у них будет 43 таких корабля, а в последующие годы – свыше 80 единиц».
Возможность иметь на вооружении кораблей ПРО «Иджис» около 100 перехватчиков SM-3 была озвучена бывшим в то время вице-председателем Объединенного комитета начальников штабов генералом Джеймсом Картврайтом на брифинге 17 сентября 2009 года с участием экс-министра обороны Роберта Гейтса. Как известно, на этом брифинге было дано обоснование решению президента Барака Обамы о «поэтапном адаптивном подходе» к созданию ЕвроПРО. Тогда Джеймс Картврайт заявил: «Каждый корабль может нести 100 плюс минус несколько SM-3 в зависимости от функционального предназначения корабля».
После этого заявления генерала Картврайта во многих экспертных оценках относительно ПРО «Иджис» пошла «гулять» как безусловно штатная эта величина перехватчиков SM-3 на каждом корабле глобальной мобильной системы ПРО. В качестве комментария к формулировке генерала Картврайта «может иметь» уместно применить несколько перефразированный известный афоризм «может то он может, да кто ему даст». А дать может только Конгресс.
Так, в соответствии с бюджетным планом для Пентагона, утвержденным Конгрессом на 2012 финансовый год, запланировано иметь в 2016 финансовом году 41 корабль ПРО «Иджис», а число перехватчиков SM-3 – 341. Не исключено, что в условиях огромного бюджетного дефицита и также огромного государственного долга, соизмеримого с годовым ВВП США, даже это количество перехватчиков может быть уменьшено. А по В. Козину, к 2025–2030 годам будет 8 тыс. перехватчиков! Для этого США должны производить от 500 до 750 перехватчиков в год, каждый стоимостью порядка 15 млн. долл.
Названное автором В. Козиным количество кораблей системы ПРО «Иджис» 80 и даже свыше – неизвестно откуда взято. Так, согласно принятому 30-летнему кораблестроительному плану для 313-корабельного флота, в его составе до 2020 года будет в общей сложности 90 крейсеров и эсминцев, а к 2040 году их количество будет уменьшено до 76 единиц. Уже сейчас региональные командования выражают недовольство увеличением числа кораблей за счет кораблей с боевой системой «Иджис», что снижает необходимую возможность проведения боевых операций.
Совершенно некорректен подход автора к оценке соотношения между стратегическими оборонительными вооружениями (СОВ) и стратегическими наступательными вооружениями (СНВ) в условиях действия Договора по ПРО 1972 года. По В. Козину, все 2400 носителей СЯС США, способные нести до 7 тыс. ядерных боеголовок (ЯБГ), разрешенных Договором ОСВ-2 от 1979 года, были нацелены на Московский регион и им должны были противостоять 100 перехватчиков, разрешенных Договором по ПРО. В результате, по В. Козину, получается соотношение между СНВ и СОВ как 24:1 в пользу СНВ. Эти 100 перехватчиков должны были перехватывать не ЯБГ, для чего они предназначены, а сами МБР до момента разведения ЯБГ. Если следовать автору, то соотношение СНВ и СОВ должно быть 70:1.
Далее автор приводит соотношение между СНВ и СОВ уже для ПРО «Иджис», которое он оценивает как катастрофическое для российских СНВ – 80:1, очевидно, предполагая деградацию СЯС России до 100 носителей ЯБГ, иначе при 8 тыс. перехватчиков США иное соотношение не получается. На самом деле в соответствии с вступившим в силу Договором СНВ-3 Россия может иметь 700 носителей и, очевидно, будет стремиться к этому, что дает соотношение между СНВ и СОВ, по В. Козину, уже не столь катастрофическое для российских СНВ – порядка 8:1.
Следует отметить, что с определенной степенью натяжки такой подход при объективных количественных параметрах глобальной мобильной системы ПРО позволяет оценить потенциал этой системы в самых общих чертах. Идеологической основой глобальной мобильной системы ПРО является концепция «раннего перехвата» баллистических ракет (БР) на начальной стадии их траектории. Реализация этой концепции должна обеспечиваться за счет мобильности этой системы, способной достигать максимально возможного приближения носителей перехватчиков SM-3 к месту старта БР. В этом случае снижается масштабность решения исключительно сложной задачи по перехвату ЯБГ в «облаке» ложных целей при массированном ядерном ударе.
Если же применительно к России исходить из количества носителей, разрешенных СНВ-3, и возможного реального количества 350 перехватчиков SM-3 к 2020 году, то соотношение между СНВ и СОВ может быть 700:350, то есть 2:1. Разумеется, эта оценка является слишком общей, поскольку не учитывает возможную концентрацию СОВ в том или ином регионе за счет мобильности системы ПРО «Иджис». Так например, у северной оконечности побережья Норвегии может быть сконцентрировано значительное количество перехватчиков SM-3, что может дать соотношение между российскими СНВ европейского региона и СОВ в пользу последних.
Совершенно очевидно, что в результате реализации третьего и четвертого этапов развертывания ЕвроПРО и появления второго поколения перехватчиков SM-3 – Блоков IIA и IIB с планируемыми более высокими противоракетными характеристиками может быть существенно подорвана международная стабильность, усилится негативная реакция России в отношении ЕвроПРО. Для обеспечения адекватной реакции на ситуацию требуется объективная оценка потенциала системы ПРО, основанная на достоверных количественных и качественных данных и адекватной методологии.
В качестве примера такой объективной оценки может быть отказ российского руководства от акцента на секторальном подходе к архитектуре ЕвроПРО. Как отмечает В. Дворкин в статье в НВО («Пришло время забыть об угрозах ЕвроПРО», НВО № 37 за 2011 г.), «российское руководство перестало настаивать на секторальном подходе как единственном варианте сотрудничества. Можно полагать, что президенту и премьеру наконец-то осмелились доказать, что Россия не способна как минимум до конца текущего десятилетия защитить от ракетного нападения ни себя, ни других».
Таким образом, наиболее реализуемой возможностью снять напряженность между Россией, с одной стороны, и США и НАТО с другой (в части ЕвроПРО и глобальной мобильной системы в целом) остается получение юридически обязывающих гарантий неприменения против российских СЯС противоракетных средств глобальной мобильной системы ПРО, а не только ее европейского сегмента. Разумеется, достижение такого исхода противостояния по ПРО между Россией, США и НАТО – это проблема с трудно предсказуемым результатом. Возможно, разрешению этой проблемы мог бы способствовать компромисс на основе начала переговоров между Россией и США о тактическом ядерном оружии, которых усиленно добиваются Соединенные Штаты.
