Владимир Евсеев
Духовные лидеры страны на выставке в городе Куме знакомятся с ядерной продукцией, произведенной в Иране для медицинских целей. Фото Reuters
В отношении избранного президента Рухани на Западе сохраняются завышенные ожидания. В нем очень хотят видеть реформатора, следующего по пути Мохаммада Хатами – президента ИРИ в 1997–2005 годах. Однако даже реформатор Хатами лишь замедлил реализацию иранской ядерной программы. Причем переговоры с «большой тройкой» ЕС (Великобританией, Францией и Германией) тогда вел умеренный консерватор Хасан Рухани, который смог уговорить духовного лидера ИРИ аятоллу Али Хаменеи приостановить процесс обогащения урана в рамках Парижских соглашений (2004 года) о создании мер доверия в отношении мирной направленности иранской ядерной программы.
Ситуация принципиально изменилась в июне 2005 года, когда президентом ИРИ был избран неоконсерватор Махмуд Ахмадинежад.
Заняв крайне жесткую антиамериканскую позицию, он инициировал замену команды переговорщиков с Западом. Ее возглавил Али Лариджани, который считал любые уступки по вопросу освоения ядерных технологий «равноценными величайшему предательству». В октябре 2007 года его сменил также сторонник жесткого курса Саид Джалили.
ИРАНСКАЯ ЯДЕРНАЯ ПРОГРАММА ПРИ АХМАДИНЕЖАДЕ
В январе 2006 года ИРИ возобновила исследования в области производства ядерного топлива (обогащения урана), что, по сути, означало прекращение действия Парижских соглашений. 4 февраля Совет управляющих МАГАТЭ решил проинформировать Совет Безопасности (СБ) ООН об иранской ядерной программе. После этого президент Ахмадинежад приостановил соблюдение Ираном Дополнительного протокола (1997 года) к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий, что существенно затруднило выявление незаявленной (незаконной) деятельности с его стороны.
29 марта председатель СБ ООН сделал заявление, призывающее ИРИ возобновить мораторий на обогащение урана. Несмотря на это, иранское руководство продолжило курс на конфронтацию с международным сообществом, заявив в середине апреля об успешном запуске на предприятии по обогащению урана в Натанзе первого каскада из 164 газовых центрифуг малой мощности типа Р-1 и получении урана со степенью обогащения до 5%. В дальнейшем количество установленных газовых центрифуг и объемы наработанного низкообогащенного урана (НОУ) постоянно наращивались.
Последовали длительные дискуссии в рамках Совета Безопасности ООН, что привело к изменению формата переговоров. С июня 2006 года они стали вестись от имени «шестерки» (пяти постоянных членов СБ ООН и Германии), которая объявила о новом пакете предложений для ИРИ, но потребовала еще до начала переговоров прояснить все остающиеся у МАГАТЭ вопросы о соблюдении соглашения о гарантиях и вернуться к соблюдению Дополнительного протокола (1997 года), а также на период переговоров прекратить все работы, связанные с обогащением урана и наработкой плутония. Ввиду невыполнения этих требований в 2006 году против Тегерана были приняты две резолюции СБ ООН, последняя из которых ввела в отношении ИРИ международные санкции.
В феврале 2007 года генеральный директор МАГАТЭ Мухаммед Эль-Барадеи сообщил Совету управляющих Агентства, что Иран вопреки резолюциям 1696 и 1737 СБ ООН продолжил обогащение урана и другие виды чувствительной деятельности в ядерной области. На основании этого была частично или полностью прекращена реализация 22 из 55 проектов технического сотрудничества между Ираном и МАГАТЭ. В качестве ответной меры в марте того же года ИРИ перестала выполнять измененный код 3.1 к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий. Хотя в соответствии со ст. 39 Соглашения Тегеран не мог это делать в одностороннем порядке. Как следствие, в конце марта СБ ООН принял против Тегерана третью (санкционную) резолюцию.
В августе 2007 года Иран и МАГАТЭ выработали Рабочий план по разрешению остающихся вопросов относительно соблюдения Ираном соглашения о гарантиях. Этот план предполагал обсуждение и закрытие шести оставшихся на тот момент вопросов «ядерного досье». Среди них особый интерес представлял вопрос о происхождении документа, обнаруженного инспекторами МАГАТЭ в 2005 году в Иране, описывающего процессы конверсии гексафторида урана в металлический уран и придания обогащенному и обедненному металлическому урану формы полушария.
Заявление о принятии Рабочего плана было критично воспринято в США и многих европейских странах, которые стали его рассматривать как существенную уступку Тегерану. Однако это позволило значительно расширить сотрудничество Ирана с МАГАТЭ и закрыть большинство имевшихся тогда вопросов.
16 декабря Москва поставила на Бушерскую АЭС первую партию ядерного топлива, что должно было исключить необходимость реализации в ИРИ программы по обогащению урана. Тем не менее иранцы продолжили такие работы, прикрываясь потребностью в производстве ядерного топлива для строящихся в Дарховине (провинция Хузестан) по собственной технологии двух энергетических реакторов по 360 МВт.
К началу 2008 года Тегеран считал полностью выполненным указанный рабочий план. Иной точки зрения придерживались в МАГАТЭ. Помимо этого особое беспокойство у международного сообщества вызывали проведенные в ИРИ исследования по проекту «Зеленая соль», испытания бризантных взрывчатых веществ и проектирование боевой части баллистической ракеты, способной преодолевать на нисходящем участке плотные слои атмосферы. Поэтому 3 марта Совет Безопасности ООН ввел против Ирана новые санкции на основе резолюции 1803.
Постепенно закрывая имевшиеся у МАГАТЭ вопросы по иранской ядерной программе, Тегеран рассчитывал на взаимные уступки со стороны международного сообщества. Вместо этого против ИРИ были введены новые международные санкции, что вызвало крайне негативную реакцию всех слоев иранского общества. Как следствие, 8 апреля президент Ахмадинежад заявил о размещении на предприятии по обогащению урана в Натанзе дополнительно 6 тыс. газовых центрифуг. Было также прекращено сотрудничество с МАГАТЭ в рамках ранее согласованного Рабочего плана.
Летом ситуация вокруг иранской ядерной проблемы обострилась до такой степени, что США и Израиль стали рассматривать возможность нанесения по ИРИ ракетно-бомбового удара. Учитывая это, «шестерка» международных посредников предприняла новые шаги, чтобы заинтересовать Иран в предметном обсуждении аспектов иранской ядерной программы. Работа на этом направлении была приостановлена в августе 2008 года ввиду существенного ухудшения отношений России не только с США, но и Западом в целом. В результате принятая 27 сентября резолюция 1835 СБ ООН не ввела в отношении ИРИ новых санкций.
Приход в начале 2009 года в Белый дом новой демократической администрации создал благоприятные условия для решения иранской ядерной проблемы. Однако фальсификация результатов июньских (2009 года) президентских выборов в ИРИ и тайное строительство подземного предприятия по обогащению урана в Фордо привели к достаточно быстрому закрытию окна возможностей в американо-иранских отношениях. Спустя год, после продолжительного периода безуспешных переговоров, в отношении Тегерана была принята новая санкционная резолюция 1929 со стороны СБ ООН.
ТЕКУЩЕЕ СОСТОЯНИЕ ИРАНСКОЙ ЯДЕРНОЙ ПРОГРАММЫ
ИРИ достигла значительных успехов в реализации ядерной программы. Так, на предприятии по обогащению урана в Натанзе установлено 13 555 газовых центрифуг Р-1 (иранское название IR-1) и 689 усовершенствованных центрифуг типа IR-2m. Помимо этого 2710 газовых центрифуг Р-1 готово к работе на подземном предприятии по обогащению урана в Фордо. Это позволяет в случае принятия соответствующего политического решения обеспечить достаточно высокие темпы дообогащения урана.
В Исфахане построено предприятие по производству ядерного топлива для легководных и тяжеловодных реакторов, а также предприятие по производству тяжелой воды. А в Араке завершается строительство исследовательского тяжеловодного реактора IR-40 тепловой мощностью 40 МВт (его эксплуатация скорее всего начнется в 2015–2016 годах).
Конечно, иранскую ядерную угрозу не нужно преувеличивать. В настоящее время лишь создается научно-технологический потенциал, который вполне можно использовать в мирных целях. С другой стороны, масштабы ядерной программы ИРИ экономически плохо обоснованы, так как имеется всего один энергетический реактор мощностью 1 ГВт в Бушере, для которого Россия обязалась поставлять ядерное топливо в период всего срока его эксплуатации. Существуют планы по строительству в Иране двух энергетических и четырех исследовательских реакторов. Однако на практике эти планы не реализуются. Как следствие, у международного сообщества возникают серьезные сомнения в отношении исключительно мирного использования накопленных запасов НОУ, которые уже составили 8960 кг.
 |
| Атомную электростанцию в Бушере западные политики подозревают в обогащении урана до оружейного качества. Фото Reuters |
Некоторое беспокойство у международного сообщества вызывает и плутониевая программа ИРИ. Так, строящийся в Араке исследовательский тяжеловодный реактор IR-40 может быть использован как для производства электрической энергии, так и наработки в год 9 кг плутония, что достаточно для производства одного-двух ядерных боезарядов. Однако Иран не обладает производственными мощностями для регенерации облученного (отработанного) ядерного топлива и выделения плутония в промышленных масштабах.
Кроме этого, на Западе обращают внимание на то, что в ИРИ действуют не только урановые рудники, но и два предприятия по производству уранового концентрата. Контроль за работой этих предприятий со стороны МАГАТЭ не столь жесткий, что позволяет допустить саму возможность скрытного накопления неучтенных запасов уранового концентрата. Но для центрифужного способа обогащения урана этот материал нужно перевести в форму гексафторида. Такое можно сделать только на секретном предприятии по конверсии урана, которое достаточно сложно скрыть от технических средств разведки.
ВОЗМОЖНЫЙ КОМПРОМИСС
Следует заметить, что иранскую ядерную программу непосредственно контролирует духовный лидер ИРИ аятолла Али Хаменеи, который определяет руководителя группы переговорщиков с «шестеркой» международных посредников. В настоящее время эти функции выполняет секретарь Высшего совета национальной безопасности ИРИ Саид Джалили, не готовый к поиску реального компромисса с Западом. Его замена, например, на искусного дипломата Али Акбара Велаяти будет свидетельствовать о готовности к корректировке внешнеполитического курса со стороны духовного лидера, что полностью отвечает национальным интересам не только Ирана, но и Запада.
В 2006–2010 годах Совет Безопасности ООН принял в отношении ИРИ шесть резолюций, четыре из которых носили санкционный характер. В ближайшей перспективе добиться их отмены даже в случае серьезных уступок иранской стороны совершенно нереально. Но при президенте Рухани Иран не пойдет на односторонние уступки. Речь может идти только о приемлемом для сторон компромиссе, который может включать следующее. Во-первых, приостановку процесса дообогащения урана с 5 до 20%. Нынешних запасов НОУ вполне достаточно для работы Тегеранского исследовательского реактора в течение длительного времени. Других существенных потребителей ядерного топлива в ИРИ не создано, а продажа такого топлива (обогащенного гексафторида урана) за границу в условиях действующих санкций со стороны СБ ООН крайне проблематична.
Во-вторых, допуск инспекторов МАГАТЭ на военную базу в Парчин, где, по западным данным, проводились испытания нейтронного инициатора (детонатора) для атомной бомбы. Конечно, этот объект Ираном никогда не заявлялся в качестве ядерного. В рамках действующего Соглашения с МАГАТЭ о применении гарантий и отказа от добровольного выполнения Дополнительного протокола (1997 года) к нему Иран не обязан предъявлять этот объект для инспекций. Однако его посещение инспекторами МАГАТЭ было бы крайне желательно для существенного повышения мер доверия между ИРИ и международным сообществом в ядерной сфере. Это лишило бы Запад самого серьезного на данное время основания говорить о военной направленности иранской ядерной программы.
В-третьих, возобновить действие на иранской территории измененного кода 3.1 к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий, что предполагает предоставление в Агентство информации сразу после принятия решения о строительстве нового ядерного объекта или существенном изменении предназначения действующего ядерного объекта (обычный код 3.1 требует предоставить такую информацию только за шесть месяцев до появления на объекте ядерного материала).
Согласие иранского руководства на возобновление действия измененного кода 3.1 не только значительно укрепит взаимное доверие, но и снимет излишнюю напряженность по поводу высказываний некоторых представителей исполнителей и законодательной ветвей власти ИРИ в отношении, например, строительства 10 новых предприятий по обогащению урана или производства ядерного топлива для гипотетических атомных подводных лодок. В зависимости от типа выбранной энергетической установки последнее допускает наработку высокообогащенного урана любой степени обогащения (вплоть до оружейного качества).
Несколько иная ситуация складывается по вопросу о ратификации меджлисом (парламентом) ИРИ Дополнительного протокола (1997 года) к Соглашению с МАГАТЭ о применении гарантий. Острой потребности в этом нет, так как его не стали подписывать даже, например, члены Договора о нераспространении ядерного оружия – Аргентина и Бразилия, которые уже создали научно-технологический потенциал, достаточный для производства ядерного оружия. Кроме этого, в Группе ядерных поставщиков нет каких-либо ограничений на сотрудничество с государствами, на территории которых не действует Дополнительный протокол (1997 года).
Было бы крайне желательно также разрешить МАГАТЭ взять для анализа пробы тяжелой воды, которая хранится в Исфахане (находится в шестистах 50-литровых емкостях). Возможно, что эта тяжелая вода имеет иностранное происхождение, что позволит МАГАТЭ задать Тегерану новые вопросы. Однако решение этой проблемы крайне важно для повышения мер взаимного доверия, низкий уровень которого сейчас практически блокирует переговорный процесс.
Все остальные вопросы МАГАТЭ о ядерной деятельности Ирана не носят столь принципиального характера. В основном они относятся к периоду до возникновения ядерного кризиса, то есть до 2003 года. Исключение составляют уже указанный объект в Парчине и строящийся с 2006 года подземный объект, расположенный в 60 км от Тегерана. По информации, предоставленной Национальным советом сопротивления Ирана, объединяющим иранских политических активистов-эмигрантов, новый объект включает четыре тоннеля, два из которых имеют длину в 550 м, и шесть подземных залов. Пока рано говорить о ядерном статусе этого объекта. Но в случае подтверждения такой информации по одному или сразу двум объектам Тегерану будет трудно рассчитывать на улучшение отношений с Западом в ближайшее время.
Нужно также понимать, что в ИРИ негативно относятся к нынешнему генеральному директору МАГАТЭ Юкия Амано, которого воспринимают как проводника американских национальных интересов. С его назначением на пост генерального директора Агентства доклады по иранской ядерной проблеме стали носить политизированный характер. Как следствие, переговоры ИРИ с МАГАТЭ приобрели второстепенный характер по отношению к переговорам с «шестеркой» международных посредников по урегулированию иранского ядерного кризиса. Ситуация может измениться, если Ирану удастся вернуть свое «ядерное досье» на рассмотрение МАГАТЭ.
Несомненно, что компромисс ИРИ с Западом в ядерной сфере предполагает ответные шаги. В их качестве как минимум следует рассматривать полную отмену односторонних, а значит, незаконных санкций ЕС в банковской сфере и в области страхования морских перевозок, что значительно затрудняет внешнеэкономическое сотрудничество с Ираном на уровне среднего и малого бизнеса ввиду появления существенных финансовых рисков.
РОССИЙСКО-ИРАНСКОЕ
СОТРУДНИЧЕСТВО В ЯДЕРНОЙ
СФЕРЕ
В случае некоторого улучшения отношений ИРИ с Западом можно вновь поставить вопрос о развитии российско-иранских отношений в ядерной сфере, которые сейчас ограничиваются эксплуатацией Бушерской АЭС в составе одного энергоблока. На указанной АЭС имеются еще две свободные площадки, где возможно строительство Россией безопасных в эксплуатации водо-водяных энергетических реакторов мощностью не менее 1 ГВт каждый. Такое строительство, которое должно предполагать передачу иранской стороне некритичных для ядерного распространения технологий, можно представить как продолжение уже реализованного контракта.
Несомненно, иранцы имеют полное право на строительство АЭС самостоятельно. Но для этого, учитывая сложность создаваемых объектов и непростые отношения с МАГАТЭ, необходимо иметь соответствующий опыт. При его отсутствии желательно сооружать такие объекты совместно. По этому пути шли, например, Япония и Республика Корея.
Еще одно направление, развитие которого возможно в интересах двустороннего сотрудничества, состоит в проведении российскими специалистами комплексной оценки безопасности иранских ядерных объектов. Потребность в этом обусловлена как отсутствием опыта у иранских специалистов и соответствующего содействия со стороны МАГАТЭ, так и наличием в ИРИ морально и физически устаревших ядерных установок. В первую очередь это имеет отношение к Тегеранскому исследовательскому реактору, где продолжительная работа при отсутствии свежего ядерного топлива привела к существенному снижению мощности работы реактора. Это сделало крайне проблематичным саму возможность тестирования для этого реактора ядерного топлива иранского производства.
Подобные проблемы характерны и для энергетического реактора Бушерской АЭС ввиду использования там по настоянию иранской стороны физически устаревшего немецкого оборудования. Это может привести к возникновению технических проблем, поэтому крайне желательно оставить на этой АЭС некоторое количество российских специалистов и после полной передачи реактора иранской стороне.
Таким образом, даже в период правления Ахмадинежада существовали возможности для поиска компромисса с Западом в ядерной сфере. Тем более они появляются в период более умеренного Хасана Рухани. Это создает новое окно возможностей, в том числе для российско-иранского сотрудничества.
Дарья Гармоненко