Невостребованные знания

Основополагающий труд по истории военно-морского искусства.

Начнем с создателя. Николай Кладо, родившийся в 1862 году, и является создателем отечественной истории военно‑морского искусства. В середине 90‑х годов XIX столетия, будучи в звании лейтенанта преподавателем Николаевской морской академии, он занялся разработкой теории военно‑морской науки в целом и теории военно‑морского искусства в частности. И здесь Николай Лаврентьевич столкнулся с двумя проблемами.

Во‑первых, потребовалось выявить основные категории, например, военно‑морского искусства. Научно обосновать их в то время можно было лишь на основании опыта применения сил флота в прошлом. При этом сами события войн на море могли являться только фактологическим материалом для исследований некого нового раздела военных знаний. Таким образом, Кладо пришел к выводу о необходимости вычленения из общей военно‑морской истории нового самостоятельного раздела – история военно‑морского искусства. Что вполне логично: раз де‑факто имеется военно‑морское искусство, то, очевидно, существует и история этого искусства. Именно искусства, а не просто военных действий на море.

Во‑вторых, как преподаватель тактики, а затем и стратегии Кладо столкнулся с тем, что слушатели плохо воспринимают внешне голословные утверждения по ряду вопросов теории военно‑морского искусства. Видимо, знания военно‑морской истории, точнее, то, что сегодня называют историей войн, недостаточно подготавливали слушателя к усвоению обобщенных, абстрагированных от конкретных событий положений теории военно‑морского искусства. То есть требовалось дать слушателям некую часть тех исследований, которые проводил сам Кладо при разработке теоретических основ военно‑морского искусства, прежде всего стратегии. Повторюсь: не частные примеры из военной истории, а некие обобщенные устойчивые положения, безотносительные к конкретным событиям и условиям обстановки. Вот эта аналитическая составляющая военно‑морской истории, обобщающая опыт применения сил флота, и вылилась в историю военно‑морского искусства.

Создание любых новых знаний, естественно, начинается с теории вопроса. Все это в полной мере относится и к новорожденной истории военно‑морского искусства. Ее теоретические основы Кладо в 1910 году изложил в труде «Введение в курс истории военно‑морского искусства. Цель и метод изучения и преподавания истории военно‑морского искусства». В этом труде он четко и однозначно указал на принципиальное отличие собственно военно‑морской истории (то, что сегодня называется историей войн) от истории военно‑морского искусства. Предназначением первой является максимально полное и бесстрастное описание событий, то есть ответ на вопрос: как это происходило?

Предназначение второй – сопоставление этих событий для широких обобщений и выводов, то есть выявление опыта применения сил флота. История военного искусства должна ответить на вопрос: почему именно так произошло? Иными словами, она должна дать объяснение ходу и исходу произошедших событий.

Обобщение причин произошедшего, по мнению Кладо, должно позволить достигнуть главной цели истории военно‑морского искусства: выявить принципы военного искусства. Под ними он понимал основные положения, объективно отражающие существующие закономерности – правила вооруженной борьбы на море.

Такова в общих чертах предыстория появления на свет истории военно‑морского искусства как раздела научных знаний. Теперь несколько слов о том, что и как называется сегодня.

Военная история – это раздел всемирной истории, специализирующийся на изучении вооруженных конфликтов прошлого во всем их многообразии, со всеми их причинно‑следственными связями.

Но на самом деле она служанка двух господ. Потому, что военная история – это стыковочная дисциплина между исторической наукой и военной наукой. Например, один из ее разделов – история войн – является неотъемлемой частью всемирной истории, а вот история военного искусства – частью военной науки.

Военная история делится на несколько составных частей: история военной мысли, история строительства вооруженных сил, история вооружения и военной техники, история войн и история военного искусства. Каждая из них, естественно, имеет свою предметную область. В целом с этим вопросом можно ознакомиться в Военной энциклопедии. Мы более подробно остановимся на истории войн и истории военного искусства. Хотя бы потому, что их часто путают.

История войн – это фактологическая основа военно‑исторической науки.

Она:

– исследует социальную сущность войны как особого общественного явления;

раскрывает причины и социально‑экономические условия ее возникновения, политические и военно‑стратегические цели, характер и особенности конкретных войн;

− оценивает силы и планы сторон;

рассматривает ход военных кампаний, операций и боев, анализирует их итоги;

− определяет влияние данной войны на развитие общества.

История войн прежде всего отвечает на вопрос «Как это происходило?». Физическим носителем данного раздела знаний являются описания событий. То есть если вы видите описание какой‑либо операции с целями, задачами, боевым порядком и т.д. – это история войн.

История военного искусства – это часть общей теории военного искусства, изучающая в ретроспективе развитие основных ее категорий, практику реализации основных принципов и опыт применения войск и сил, в том числе ВМФ, в военное и мирное время.

 Она:

− вскрывает закономерности и тенденции развития стратегии, оперативного искусства и тактики;

− выявляет зависимость данного процесса от характера и уровня производства, от политики государства и от полководцев;

исследует возникновение, развитие основных категорий военного искусства и принципов применения сил и войск;

− выявляет опыт подготовки и применения сил и войск в военное и мирное время.

Главный вопрос, на который должна отвечать история военного искусства, – «Почему так произошло?».

Обратите внимание, как только речь зашла о современной структуре военной истории, везде фигурирует история военного искусства, но нет истории военно‑морского искусства. Дело в том, что де‑юре в нашей стране такой раздел знаний, как история военно‑морского искусства, отсутствует. Уж точно не существует такой учебной дисциплины. Например, в Военно‑морской академии она называется «История военного искусства». Так чиновники в Москве решили.

Но подобное решение появилось не на пустом месте. Армейцы часто искренне не понимают, чего это моряки претендуют на свои военно‑морские науки, искусство и т.д. Да, они на море, мы на суше. Летчики в воздухе, но они не претендуют на военно‑воздушные науки или военно‑воздушное искусство. На самом деле главное тут не то, что моряки в море.

Кстати, впервые в нашей стране затронул вопрос различия между военно‑сухопутным и военно‑морским искусством все тот же Н.Л. Кладо. Полк – на суше и свою войну ведет. Корабль – в море, у него своя морская война. Их пути нигде не пересекались, и друг другу они не были страшны. Сегодня все гораздо сложнее, но суть осталась та же, коренные методологические расхождения между военным и военно‑морским искусством тоже остались прежними.

В военном искусстве сухопутных войск военные действия классифицируются в первую очередь по целям – наступательные и оборонительные. А далее батальон, полк, бригада, армия, фронт в наступлении или обороне. Оборона или наступление в горах, песках, городах и т.п. Чем это вызвано? Отчасти тем, что в основу действий войск положен принцип рубежности. То есть действия войск осуществляются последовательно от рубежа к рубежу. И военное искусство сводится в основном к завоеванию или удержанию рубежей, их обходу или прорыву.

В море рубежи являются полной абстракцией, а потому наступления и обороны в армейском понимании тоже нет. Отчасти поэтому в основу действий сил флота положен принцип районирования, то есть силы флота решают свои задачи в назначенных районах. Там тебе и наступление, и оборона. Причем, как правило, эти районы носят временный характер, назначаются с постановкой задачи и исчезают с завершением действий по решению данной задачи. И военные действия в военно‑морском искусстве классифицируются прежде всего по задачам, то есть борьба с силами противника в море, оборона районов базирования, содействие сухопутным войскам на приморском направлении, борьба с подводными лодками и т.д.

Теперь надо обратиться к понятиям. Категории – это то немногое в науке, о чем не спорят, а договариваются. Очень важный момент! То есть научная категория не абсолютная истина, за которую надо бороться. Скорее это компромисс между разными точками зрения. Здесь важно, чтобы толкование категории не входило в неразрешимое противоречие с другими базовыми понятиями.

Николай Кладо. Фото из книги И. Сытина «Военная эниклопедия». 1913

Дело в том, что в отличие от науки искусство развивается почти исключительно методом проб и ошибок, питательной средой этого развития является опыт предшественников. Обратите внимание, когда речь идет об искусстве, о свойственных ему формах, способах, образах, элементах, то можно услышать определение «старый» или «старинный», но почти никогда – «устаревший». Потому что слово «старый» подразумевает, что данный предмет разговора появился давно. Но в искусстве ничего не устаревает в том смысле, что каждый при необходимости может воспользоваться всем тем, что наработали до него представители его цеха. Для примера можно взять архитектуру или живопись. Поэтому «история» в сочетании со словом «искусство», как правило, это кладезь опыта предшественников, а не лавка вышедших из употребления вещей. В этом отношении военачальник, не знающий историю военно‑морского искусства, никогда не станет флотоводцем (полководцем). При этом не надо путать «опыт» с «боевыми примерами». Любой самый поучительный пример – это единичный случай, и мало шансов, что в будущем условия обстановки в такой степени повторятся, что можно будет воспользоваться знанием данного конкретного случая.

Рассмотрим вышеизложенное на примере выявления опыта применения сил флота в борьбе с силами противника в море или, более упрощенно, в ходе морских сражений (боев). Например, в ходе Второй мировой войны произошло около трех десятков масштабных боевых столкновений с участием линкоров, авианосцев и крейсеров. Мы можем взять бой у Ла‑Платы 13 декабря 1939 года и проанализировать его по целому ряду оснований – предположим, таких как форма применения сил, организация сил и командования, боевой порядок, порядок огневого поражения, организация разведки и т.п. Однако мы получим единичный частный пример как самого боя, так и его элементов. И вообще это относится к предметной области другого раздела военной истории – истории войн.

Другое дело, когда мы проанализируем более трех десятков подобных событий по тем же основаниям. Тогда для каждого из них можно выявить эмпирические закономерности или по крайней мере тенденции развития этих элементов. Это позволит нам получить некие типовые, обобщенные элементы морского боя. Естественно, применительно к типовым для морского боя условиям обстановки, то есть его разновидностям. Но совсем не обязательно к какому‑то конкретному историческому периоду. Обобщив типовые элементы морского боя, мы можем выйти на формулирование частного для каждого элемента и общего для морского боя в целом опыта применения сил флота.

История военно‑морского искусства является сугубо аналитической дисциплиной, но теория только тогда чего‑то стоит, когда ее можно реализовать на практике – хотя бы опосредованно, но применить в практической деятельности. Одновременно здесь имеется очень опасный подводный камень.

Сначала вспомним, что различают закономерности теоретические и эмпирические. Теоретические закономерности в основном применяют в изысканиях, которые невозможно подтвердить опытом, как правило, они основаны на анализе моделирования процессов – в частности, ведения военных действий на море.

Эмпирические закономерности, наоборот, представляют собой обобщение фактов, полученных опытным путем, они характеризуют более глубокое проникновение в основания исследуемых процессов, их теоретическое воспроизведение опирается на систему понятий высокой степени общности. Очевидно, что это связано с реальностью события, когда его можно разбирать хоть до атома. С моделью этого не сделаешь.

История военно‑морского искусства оперирует именно эмпирическими закономерностями. То есть исторические исследования мы проводим на базе эмпирических знаний и выводим эмпирические закономерности. Каких процессов? Да в зависимости от ваших потребностей. Если имеются достаточно подробные описания событий и материальных средств, то всегда можно увидеть, как развивался интересующий вас процесс, откуда он родом, куда стремится и что влияет на его эволюцию.

Поэтому опыт применения сил флота – это изученная и освоенная на практике совокупность тенденций и эмпирических закономерностей развития военно‑морского искусства или отдельных его элементов (категорий) при решении типовых задач, обобщенная до уровня принципов применения сил флота.

Теперь о подводном камне. Может показаться, что история военно‑морского искусства – это панацея. Проводишь исторические исследования и внедряй результаты в сегодняшнюю практику. Однако нет, нет и еще раз нет! Дело в том, что эмпирические исследования обладают одним очень серьезным родовым изъяном. Проблема в том, что опыт завершается вместе с событиями. Завершились военные действия, опыт применения сил в них тоже как бы замер.

А мир не спит, все течет и развивается. Появляются новые материальные средства войны, новые геополитические реалии. Все это, с одной стороны, расширяет возможности военачальников в решении поставленных им задач, а с другой – создает массу неопределенностей в применении новых сил и средств. Правда, периодически возникают локальные вооруженные конфликты. Но именно из‑за своей скоротечности и ограниченности они могут нас завести совсем не туда.

В качестве иллюстрации лишь один пример. В ходе гражданской войны в Испании были отмечены атаки надводных кораблей самолетами‑истребителями, в частности эсминцев. Имелись потери в личном составе, прежде всего среди артиллеристов и торпедистов. Одновременно истребители стали получать на вооружение пушки и сами становились металлическими, что повышало их огневые возможности и живучесть. Все это указывало на тенденцию возрастания угрозы со стороны истребителей для личного состава верхних боевых постов кораблей.

Для парирования этой угрозы в конце 1930‑х годов на новых проектах кораблей, например эсминцах пр. 30, стали предусматривать закрытые ходовые мостики с бронированием крыши и размещением всей артиллерии, включая зенитные автоматы и даже пулеметы в бронированных башнях. Начавшаяся Великая Отечественная война показала, что при отражении атак авиации того времени, для расчетов зенитных огневых средств очень важным являлся обзор всей воздушной полусферы. По этой причине во всем мире зенитные автоматы располагались исключительно на открытых платформах. Одновременно опыт показал, что резким маневрированием корабли могли уклониться от сброшенных бомб. Но для этого командир должен лично наблюдать за бомбардировщиками противника, а значит, находиться на открытом мостике. То есть короткая война в Испании и неустойчивые тенденции привели к недостоверному выводу.

Но у этого примера есть продолжение. На вступающих в строй в середине 1950‑х годов новых эсминцах пр. 56 в полном соответствии с опытом прошедшей войны имелись открытые ходовые мостики. Для того, чтобы командир мог наблюдать атакующие самолеты и энергичным маневрированием уклоняться от сброшенных бомб. Все зенитные автоматы с той же целью являлись открытыми платформами. Хотя пикирующие бомбардировщики ушли из практики войны на море, а от ракетного оружия маневрированием не убережешься. В те времена зенитные автоматы уже вели огонь не на самоуправлении, а от АРЛС. Вторая часть приведенного примера указывает на то, что эмпирические закономерности имеют определенный верхний временной предел.

Выход из ситуации, когда опыт уже не может обеспечить потребностей вновь открывшихся реальностей, – как раз во взаимовыгодном симбиозе эмпирических и теоретических исследований, когда как бы на заготовку первых достраивается результаты вторых.

Прослеживая устойчивые тенденции из прошлого через настоящее, можно заглянуть и в будущее. Но для этого необходимо, чтобы знания в области собственно военно‑морского искусства и в области истории этого искусства не существовали каждые сами по себе, а были органически интегрированы.

Исследования в области истории военно‑морского искусства могут предоставить нам знания зачастую совсем уж прагматического характера. Например, выявление граблей, которыми густо уложена дорога освоения военного искусства. Дело в том, что у нас часто возникает иллюзия безусловной правильности наших действий, гарантирующих нам успех. А правильных потому, что сделано все в строгом соответствии с требованиями руководящих документов. Вспомним любые учения или военные игры. Кто там одерживал верх? Угадали – красные, то есть мы. Естественно, все теоретически понимают, что реальный противник всегда все может нам испортить, но сейчас не о нем. На войне и без всякого противника великие дела заваливали. Потому что в реальных военных действиях часто возникают такие негативные факторы, которые по каким‑то причинам не учтены руководящими документами. А потому мы их тоже пропускаем, а они могут носить системный характер. Выявление подобных факторов, напрямую не связанных с какой‑то конкретной операцией, – это тоже одна из задач истории военно‑морского искусства.

Ведется ли сегодня у нас целенаправленная работа по систематизации причин неуспешности военных действий? Похоже, что нет. Во всяком случае, в рамках ВМФ. Кстати, после Первой мировой войны при всевозможных ограничениях немцы сформировали достаточно многочисленную группу демобилизованных офицеров генерального штаба, перед ними поставили единственную задачу – выявить причины неуспешных действий. Только неуспешных! Так вот они в том числе выяснили, что почти в половине случаев неуспешность военных действий не связана с ошибками в замысле или планировании, или даже в управлении войсками! Решающими оказывались факторы, если можно так выразиться, более глубокого залегания, то есть напрямую не связанные с конкретной операцией.

Внешне может показаться, что история военно‑морского искусства продуктивно может взаимодействовать только с оперативным искусством и тактикой. Это заблуждение. Методология этой области знания позволяет выявлять эмпирические закономерности практически во всех областях военного дела, включая и боевое применение оружия.

Столь ограниченный обзорный экскурс в суть истории военно‑морского искусства, конечно, не может раскрыть всю полноту и многогранность этого раздела знаний. Но как минимум хотелось, чтобы стало понятно, в чем разница между историей войн и историей военного искусства, что история военно‑морского искусства – дисциплина прежде всего аналитическая. Она требует не описания событий, а их исследования. А исследовательский и познавательный потенциал ее практически не исчерпаем. И одновременно, к сожалению, крайне слабо востребован. Видимо, это во многом связано с тем, как эту дисциплину преподают. Ведь по‑настоящему оценить можно только то, что тобой хорошо познано.