След от подошвы

Так красиво ухаживал – как девушке не влюбиться?  Пьер Огюст Ренуар. В саду. 1885. Эрмитаж

Подхожу к остановке метро. Стоит у входа афроамериканская мамаша с двумя детьми и коляской. Девочке лет восемь, мальчику – четыре и в коляске совсем маленький. Говорю: давай помогу коляску снести. Она отвечает: я коляску сама, а ты Мюри возьми, а то тут ступеньки высокие. Он сам не сойдет. Взял я Мюри в руки, а он дерется и плачет. Боится, что хочу его у мамы украсть. Снес его чуть ли не насильно вниз. Он меня все равно лягнул ногой. На куртке даже след от подошвы остался. А тут и мамаша с коляской спустилась. Поблагодарила. Оставил их у кассы и пошел к поездам. Подходит поезд, только сажусь, а меня кто‑то за за руку дергает. Смотрю вниз, а это Мюри. Блин! Он побежал за мной и бросил маму. Мюри просит:

– Папа! Поведи меня в зоопарк!

Взял я его за руку и подвел назад к мамаше у кассы. Она там уже рыдала в истерике.

Ботаник

Вызывает директриса. Значит, что‑то серьезное. Она смотрит в экран компьютера:

– Ну вот, читаю твой отзыв о визите к Дэну. «Клиент содержит свою комнату в ночлежке в полном порядке. Никаких поводов для беспокойства. На полу чисто, на подоконнике цветы. Клиент вообще обожает цветы. У него горшки с цветами по всей комнате. Утверждает, что цветы позволяют ему забыть о своих проблемах».

Директриса оторвала взгляд от компьютера и пристально посмотрела на меня:

– Звонили из ночлежки Дэна. Все эти милые растения – марихуана. Он вчера ею так накурился и дымил, что вызвали пожарных. Думали, где‑то горит! Эвакуировали всю ночлежку. Тысячу человек. А он не открывает дверь. Взломали ее пожарные, заваливаются в его комнату с топорами и баграми, а Дэн просто накурился травкой. Дым коромыслом. Смеется, не может остановиться.

Надо было защищать себя и спасать свою работу:

– Я у него дома был? Был! Отчет написал по материалам визита? Написал! Я делал все по инструкции. Ну а то, что не разбираюсь в цветах, так я не ботаник. Если бы город послал меня на ботанические курсы, то могли бы предъявлять претензии.

Маленькая эмигрантская история

Поля потеряла ноги в автоаварии, когда ей было 15 лет. По приезде в Америку ей дали бесплатную государственную маленькую квартиру в самом модном и дорогом районе Нью‑Йорка. Музыка ночных клубов и дискотек была слышна до трех утра. Полине было очень одиноко, и веселый сибирский гей Макар, который мог с ней хорошо выпить и душевно поговорить и успокоить, просто заехал к ней и бесплатно у нее жил. Макар был низенький и худенький и похож на девочку‑подростка. Как над ним в детстве издевались! Как он мог ее понять! Иногда они говорили и пили до шести утра и вместе рыдали о своей нелегкой жизни. Засыпали в одной постели, обнявшись, и ничего не было. Пассивный гомосексуалист Макар никогда в жизни не имел секс с женщинами. Просто никогда! Даже такой ужасной мысли у него никогда не возникало. Иногда Макар приводил к себе любовников, и Поля засыпала под любовные стоны геев и плакала о своем одиночестве.

Потом в жизни Поли появился еще один сибиряк – двухметровый красавец новосибирец Андрей. Этот уже был по женщинам и не очень легально в Америке. Он сказал Поле, что никогда не встречал такой умной и обаятельной. Он ухаживал с цветами и тортами и вином, и Поля в него влюбилась. Возил ее на коляске по врачам. Скоро они расписались, и Андрей выгнал Макара из модного Нижнего Манхэтана в дешевую комнату в далекий и дикий Бруклин. Через полгода Андрей сообщил, рыдая, что у него в России сын, которого он очень любит, и его надо спасать, потому что его загребут в российскую армию. Скоро приехал 16‑летний Антон и поселился в столовой. Затем Андрей, плача, сказал, что его бывшая жена и мать Антона болеет и без американской медицины умрет. Через год в столовой поселилась Наташа. В квартире стало слишком шумно. Трудно было проехать на коляске. Еще через год Поля обнаружила, что Андрей продолжает спать с бывшей женой, и Наташа опять беременна. Поля не выдержала, вызвала полицию и всех выгнала к черту. Сказала, что, если Андрей не уйдет немедленно со всей компанией, она заявит, что брак был за деньги, и ей как инвалиду ничего не сделают, а Андрея и всех остальных посадят и депортируют.

Она опять позвонила Макару, и он в тот же вечер с радостью заехал назад. Поля пила со своим старым другом три дня подряд и они засыпали, взявшись за ручки, счастливые, как дети, и обложившись плюшевыми мишками. Как будто и не было этих трёх лет разлуки.

Армия

Звонит клиент Уэсли. Плачет:

– Алекс! Я вчера шел по Нью‑Йорку, и меня затащили в пункт армейских рекрутеров. Их домик был такой блестящий, и они так красиво говорили. И слушали меня. Они сказали, что я очень интересный человек! И еще, что нашей стране очень нужны такие люди, как я. А со мной же никто не хочет разговаривать. Даже у вас на меня никогда нет времени. Я подписал какие‑то бумаги. Дали мне деньги. Я даже уже не знаю, сколько и где эти деньги сейчас. А сегодня к ним захожу просто так опять поболтать, а они говорят, что через неделю еду в учебку в Южную Каролину. А если не поеду, то трибунал и тюрьма.

– Дай мне их телефон!

Звоню сержанту:

– Вы понимаете, что вы записали в армию человека с серьезными психическими проблемами?

– Да они все притворяются сумасшедшими, а когда бонус получили, потратили и не хотят служить, то придумывают себе болезни.

– Послушайте! Я его куратор в нью‑йоркском департаменте социальной помощи. Я сейчас задокументирую наш разговор и то, что я вас предупреждал. Если он у вас потом в армии всех своих же солдат перестреляет, вы сами пойдете под трибунал и в тюрьму. – ­И бросил трубку.

Через пять минут звонит Уэсли:

– Алекс! Большое спасибо! Они порвали контракт, дали мне под зад и вытолкнули на улицу. Сказали: если я к ним еще раз зайду и буду их отрывать от работы своими разговорами, то крупно пожалею.

Нью‑Йорк