Тук-тук, тук-тук

Это котам дачная жизнь – одно удовольствие. А людям не всегда. Фото Евгения Никитина

Сломался

В Южный город я уехал, потому что купил в Подмосковье дачу. Однажды все мои родственники и родственники жены скинулись и решили, что нам с женой нужна дача. Лена хотела уютный деревянный домик с садом, и в принципе такой можно было найти, но после шестой совместной попытки что-либо выбрать я купил самостоятельно, никого не спросив, недостроенный кирпичный домик с единственными плюсами – он был кирпичный и на участке рос тонюсенький дуб толщиной с мизинец. Туалет на улице, полы сгнили, второй этаж надо переделывать, колодца нет, забора нет, но я был азартен, юн и глуп, к тому же заразил этой глупостью жену. Нам показалось, что мы все устроим за год, и я напишу здесь под яблонями большой русский роман о любви и русской тоске. Колодец жена вырыла быстро. Потом мы два года искали бригаду строителей, потом год делали забор, потом год делали пол, потом два года делали второй этаж. На протяжении семи лет мы каждые выходные ехали четыре часа на дачу, а потом два дня что-то били, строгали, прикручивали, покупали, следили, клеили, считали. Я влез в немереные долги, я потерял сон, я не написал ни строчки великого русского романа. И вот однажды я сидел под дубом (за семь лет он стал толщиной с руку), курил, смотрел, как таджики выкладывают дорожку и ломал голову, где мне найти деньги, чтобы сделать последние работы: провести душ в дом и устроить в доме теплый туалет. И тут на дуб сел дятел, красноголовый дятел, и стал так равномерно стучать «Тук-тук, тук-тук» – и вдруг в этот миг я понял, что у меня не осталось больше никаких сил на эту хренову дачу, дачу, на которой я проколол ногу, чуть не сломал руку, жена надорвала спину, что я потерпел полное поражение, и на последний рывок сил просто не осталось. Тогда я без спроса у кого-либо продал дачу, и мы уехали в Южный город, навсегда уяснив для себя, что мы люди городские, не испытывающие от травки, садов и землицы никакого удовольствия и никакого прилива сил. Эти мысли пришли мне сегодня в голову, потому что вчера я отдал последний долг за подмосковную дачу.

Соратница

Дачу я продал знакомым, можно сказать, соратникам (точнее, соратнице) по литературному мастерству. Продавать ее пришлось в Реутове. Это ближайший областной МФЦ. Я приехал заранее и ходил средь высотных монстров. Потом появился агент, настроенный решительно. «Вот договор», – сурово сказал агент. – «Договор – это хорошо». – «Если они не заплатят, мы их засудим», – сурово сказал агент. Я представил, как мы засуживаем мою подругу-соратницу. В принципе ничего, кроме стихов, у нее не было. Она приехала с Украины, долго жила в Москве на съемных квартирах, накопила на дачу и решила ее купить, а тут подвернулся я – уставший от дачной идиллии: цветочки, земляника и пруды сидели у меня – и уже давно – в печенках. Я еще раз посмотрел на договор. «Посадим – не бойтесь», – сказал агент. Когда я представил, как везут в обезьяннике старую подругу-соратницу, я вздрогнул, но тут пришла подруга-соратница. Мы обнялись, прослезились, вспомнили литературную молодость, кафе, подвалы, фестивали, совместно выпитое вино и рассмеялись. Агент отвел меня в сторонку и сказал: «Зря вы так с ней». Я понимающе кивнул и еще раз обнял соратницу. Потом мы пошли в окошко в МФЦ, подали договор и достали паспорта. В окошке тоже сидела суровая девочка. Она сурово посмотрела в наши паспорта, мы поставили подписи. Когда я ставил подпись, мне стало жаль дачи. Все-таки я пытался ее построить семь лет. Соратница тоже задумалась. Видимо, ей показалось странным, что продавец строил дачу семь лет и, когда уже построил, решил продать.

«Слава, она хорошая?» – вдруг спросила соратница. – «Не боись», – сказал я, вспомнив туалет на улице, отсутствие душа и барахливший электрический котел. – «Не боитесь», – расплылся в улыбке агент. Соратница вздохнула и поставила подпись. Меня обуяло чувство горечи и радости. С одной стороны, я обрадовался, что продал дачу, а с другой стороны, чего-то боялся и отчего-то страдал. Потом мы пошли на электричку. Мы обсуждали наших литературных друзей. Говорили нехорошее, как говорится, перемывали косточки. Я страдал от того, что продал дачу. Соратница стремилась на Выхино, и мне на Выхино, но мы почему-то приехали на Казанский вокзал. Мы перепутали направление. Я вдруг понял, что я зря продал дачу, ведь мне подали знак. Теперь куда бы я ни поехал, я всегда буду на Казанском вокзале, как Веничка Ерофеев, правда он шел к Курскому. «Мы все перепутали», – сказала соратница. – «Жизнь – одна путаница», – ответил я. Соратница грустно посмотрела на меня и добавила: «И смерть – путаница». Мы загрустили, но тут нашли какой-то забытый вход и по тем же билетам поехали обратно на Выхино. По дороге мы перемывали косточки общим литературным друзьям. Садилось алое солнце. Стучали колеса. Контролеры проверяли билеты. Мне было жаль дачу. Выхино встретило нас людским гомоном. Час пик. Мы вышли, я сел на автобус, а соратница на свою ветку. Мне все равно было жаль дачу.

Миндаль

Мы сидели с Костей в Алуште на остановке и курили. Был февраль.

– Смотри, – сказал я, – миндаль цветет, – и ткнул в темноту, где видел цветущее миндальное дерево.

– Врешь, – ответил Костя, – когда цветет миндаль, то на километр запах.

– Может, у нас омикрон? – спросил я.

– Нет у нас никакого омикрона, – ответил Костя, – видимо, ты ошибся.

– Я не ошибся, – закричал я, и мы пошли искать в темноте миндаль. Дерево стояло на пригорке, мы долго карабкались по февральской слякоти на пригорок. Там стояло цветущее дерево.

– Миндаль, – сказал Костя.

– Я же говорил, – ответил я.

– Садовый. Почти не пахнет, а дикий пахнет.

– А где дикий?

– В Севастополе, на горах, кустами, когда цветет, весь Севастополь чует.

– А в Алуште садовый.

– Да, садовый, – ответил Костя.

– А давай сорвем ветку, – предложил я.

– Ты что! – Костя повысил голос. – Он должен цвести, пусть цветет.

– Хорошо, – вздохнул я, – пусть цветет, – и подобрал с земли осыпавшийся цвет.

– Витя, ты где? – Кто-то закричал из окна.

Витя не отзывался.

– Вы не с Витей? – спросили нас.

Мы подумали и оглянулись, Вити не было.

– Тут нет Вити.

– А вы кто?

– Миндаль смотрим.

Из окна помолчали и потом произнесли:

– Ладно, смотрите, только если Витю увидите – ведите домой, а то он загулял.

– Хорошо, – ответили мы и пошли домой.

Симферополь