Трибунал закрыт. Да здравствует Трибунал?

Генсек ООН Антониу Гутерриш объявил о закрытии МТБЮ. Фото Reuters

В Гааге на минувшей неделе завершилась череда мероприятий, посвященных закрытию Международного трибунала ООН по бывшей Югославии (МТБЮ). Ее венчала торжественная церемония в Рыцарском зале правительственного квартала с участием генерального секретаря ООН Антониу Гутерриша, короля Нидерландов Виллема-Александра, нескольких уже бывших судей, пока остающихся в Гааге или по такому случаю туда заехавших, дипкорпуса и прочей публики. Трибунал немного не дотянул до 25-летия (резолюция, его создавшая, была принята Советом Безопасности ООН 25 мая 1993 года), устояв перед неоднократными попытками создателя сократить этот срок. СБ не раз принимал резолюции, устанавливавшие даты завершения рассмотрения дел, МТБЮ, в свою очередь, назначал собственные, и те и другие впоследствии переносились.

Чем не парадоксальное доказательство судебной независимости: образованный в качестве вспомогательного органа СБ для решения конкретной задачи, МТБЮ стал жить собственной жизнью, настаивая на том, что судейское дело не терпит суеты.

О МТБЮ изданы горы литературы – хвалебной, разгромной, умеренной. Однако в речах, произнесенных на симпозиуме по поводу его закрытия, преобладали теплые оттенки, о почти ушедшем старались не говорить ничего плохого, а что-то даже приукрашивали.

Например, один из первых прокуроров Трибунала, представитель англосаксонской школы, назвал недавно завершившееся апелляционное разбирательство дела шести боснийских хорватов «самым длительным в истории МТБЮ», считая от первого слушания в первой инстанции в 2006 году и до вынесения приговора в 2011-м. Однако считать-то надо c момента взятия обвиняемых под стражу (апрель 2004 года) и до вынесения постановления апелляционной палаты (декабрь 2017 года). Да и запомнится это последнее дело МТБЮ драмой, когда один из обвиняемых, выслушав свой приговор, прямо в зале суда принял яд.

Еще дольше длится дело Воислава Шешеля, которому в 2016 году первая инстанция вынесла оправдательный приговор, обжалованный обвинением. Теперь дело находится на апелляции, и, сколько оно еще будет разбираться, сказать трудно. В практике родственного МТБЮ Международного трибунала по Руанде (МТР) был случай, когда обвиняемый провел в заключении 19 лет и в итоге был оправдан Апелляционной палатой.

Крупный адвокат, тоже, кстати, англосаксонской школы, с немалым опытом ведения дел в международных судах заявил, что в практике МТБЮ не было судебных ошибок. А как же быть с оправдательным приговором, вынесенным палатой первой инстанции Станишичу и Шиматовичу – двум высокопоставленным сотрудникам сербского МВД, но отмененным Апелляционной палатой именно из-за ошибок, якобы допущенных при рассмотрении дела, и отправленным на новое рассмотрение? Немолодые уже люди, проведшие более двух лет на свободе, были по требованию МТБЮ взяты под стражу сербскими властями и возвращены в тюрьму в Схевенингене.

Здесь, впрочем, напрашивается существенное уточнение. В стремлении приблизить закрытие МТБЮ и МТР Совбез решил учредить Международный остаточный механизм (МОМ) для этих трибуналов, который рассмотрел бы апелляции на последние приговоры, вынесенные МТБЮ, а также уже упомянутое возвращенное на пересмотр дело, судил бы до сих пор не пойманных руандийцев из списка обвиняемых МТР (если они будут пойманы, да и если они еще ходят по земле), распорядился архивами, решил прочие остающиеся вопросы. Именно в МОМ рассматривается апелляция на приговор, вынесенный Шешелю, и повторно – дело Станишича и Шиматовича.

Однако, несмотря на ясный и недвусмысленный язык резолюции СБ относительно остаточной природы этого органа, термин «остаточный» очень скоро исчез из всех документов самого механизма, нет его и на табличках при входе в здания и на служебных кабинетах. Единственным постоянно занятым судьей является президент механизма, а остальные приглашаются по мере необходимости, однако его аппарат, включая юридический и технический персонал, уже изрядно превысил четыре сотни, и, боюсь, это не предел. Гаагское отделение механизма занимает здание, где размещался МТБЮ.

Это порождает подозрение: нет ли тут попытки если не увековечить остаточный механизм, то уж исподволь обосновать необходимость его присутствия в ряду международных судебных учреждений на неопределенно долгое время? Кстати, президент механизма, тоже по-своему не чуждый англосаксонской школе (это бывший израильский дипломат, принятый в гражданство США), уже не раз при разных обстоятельствах высказывал идеи расширения круга ведения механизма за пределы тематики МТБЮ и МТР.

Вернемся к МТБЮ. При его оценке не стоит забывать о том, что он был создан как временный судебный орган в ситуации ожесточенного вооруженного конфликта, требовавшей срочных действий, не оставлявшей времени для проведения переговоров и заключения классического договора, который одновременно был бы и уставом судебного органа. Потому и получилось, что СБ – орган политический – создал в качестве вспомогательного орган судебный, пусть и видя в нем одно из средств восстановления и поддержания мира на Балканах. То же можно сказать и об МТР, но там ситуация была более, скажем, прямолинейной: в конфликт были вовлечены две основные этнические группы, горячая его фаза была относительно скоротечной, хотя и несравненно более кровопролитной, чем на Балканах, страна не распалась на несколько суверенных осколков, внешнее влияние на ход конфликта было менее выраженным.

Однако поддержание мира возможно в условиях примирения, а уголовный суд такую задачу решить не может. Как сказал кто-то из участников симпозиума, «преступник для одних – герой для других и наоборот». Потому и доверие к МТБЮ во всей бывшей Югославии распределяется неравномерно, где-то оно заметно, где-то стремится к нулю.

Нельзя не признать: определенный вклад в развитие международного права МТБЮ все-таки внес. Его правовые позиции, прежде всего относительно правил поведения сторон в вооруженном конфликте, нарушение которых является уголовно наказуемым проступком, получили распространение не только в научной доктрине, но и в практике других судов, как национальных, так и международных. Многие из них легли в основу статей Римского статута Международного суда. Однако вклад этот мог быть заметнее, если бы не несовершенства Трибунала, заложенные при его создании и со временем обострившиеся.

На симпозиуме отмечалось различие в квалификации судей, составлявших трибуналы, хотя и с оговоркой о том, что дело приходилось иметь с теми, кого выдвигали государства. Добавлю, что к моменту назначения далеко не все судьи имели хотя бы общее представление о том, как работает суд. Многие ранее были заслуженными дипломатами, авторитетными учеными и стали судьями органа, если брать Апелляционную палату, назначенного исправлять возможные судебные ошибки, подтверждать или отменять приговоры и, кстати, нередко оставаться последней надеждой осужденных палатой первой инстанции. Призванная высказывать авторитетное суждение о том, что есть право и как его применять, она не всегда была последовательна и предсказуема. Разные составы этой палаты порой занимали несовпадающие позиции по сходным вопросам права и факта. Некоторые судьи считали недопустимым увеличивать наказание, назначенное первой инстанцией, другие же были готовы добавить немалый срок, сообразуясь с собственными правовыми представлениями и пристрастиями. Думаю, если бы все судьи имели опыт в национальной или международной судебной системе, это могло бы способствовать качеству, эффективности и безотлагательности процесса. Подчеркну: способствовать, но далеко не гарантировать.

Предположу, что опыт МТБЮ укрепил позиции противников создания временных международных трибуналов, полагающих, что процесс этот политизирован, затратен. А однажды созданную, казалось бы, на короткий срок и для достижения конкретной цели бюрократическую структуру закрыть непросто.

Повторю то, что уже однажды высказывал (см. «НГ» от 24.08.16): МТБЮ оставляет противоречивое и сложное наследие. С ним надо разбираться без гнева и пристрастия, извлекая уроки для международных – не только уголовных, но и, возможно, национальных – судов.

Гаага