Юрий Паниев
Пока крыша шахты не открылась и ракета не полетела, ядерный удар еще можно предотвратить. Фото РИА Новости
Российские власти обращают внимание на «весьма существенные» риски ядерной войны в связи с украинским конфликтом, но при этом подчеркивают, что принципиальная позиция Москвы заключается в недопустимости применения такого оружия. О том, как следует относиться к ядерным угрозам, ответственному редактору приложения «НГ-дипкурьер» Юрию ПАНИЕВУ рассказал руководитель Центра международной безопасности ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН академик Алексей АРБАТОВ.
– Алексей Георгиевич, насколько угроза ядерного конфликта представляется реальной?
– Масштаб угрозы трудно оценить в процентах, скорее его можно ранжировать в историческом контексте – например, в сравнении с Карибским кризисом 60 лет назад. Сейчас угроза ядерного конфликта меньше, чем тогда, в силу ряда политических и стратегических обстоятельств. Но тот кризис продолжался всего 13 дней и был благополучно разрешен мирным путем. А нынешний длится уже семь месяцев, и конца ему пока не видно. Тогда погиб только один человек – пилот сбитого над Кубой американского самолета-разведчика, а сейчас жертвы уже исчисляются десятками тысяч. Вероятность непредвиденных событий, которые повлекут эскалацию вооруженного столкновения, весьма высока. Поэтому приходится признать, что никакой эпизод холодной войны до и после октября 1962 года, включая положение перед началом специальной военной операции, не подводил нас так близко к опасности ядерной войны, как сейчас.
– В беседах с аккредитованными в Москве западными дипломатами звучит мнение: если нет убедительных аргументов для оправдания боевых действий, нужна ядерная угроза. Согласны ли вы с такой точкой зрения?
– Нет, не согласен. Подавляющее большинство войн, которые произошли за последние 70 лет, не имели такой угрозы в качестве причины или повода. Если вспомнить обоснование спецоперации в декларации Владимира Путина от 24 февраля, там о ядерной угрозе говорилось очень мало. Эта тема всплыла через три дня, когда он приказал Сергею Шойгу и Владимиру Герасимову перевести стратегические силы сдерживания в особый режим боевого дежурства. Однако в заявлении 21 сентября президент уже несколько раз повторил, что в наш адрес раздаются ядерные угрозы со стороны западных лидеров и что у нас есть такое же и даже более совершенное оружие, чем у них, и мы применим все наличные средства для защиты нашего народа и территориальной целостности страны.
– Допускаете ли вы, что угрозы России способны остановить поставки Украине передовых и мощных вооружений?
– Если речь идет о ракетах повышенной дальности с обычными боезарядами, то угроза ядерной эскалации пока сдерживает США и НАТО от их поставок Украине, как и от прямого военного участия в конфликте. Пока ядерное сдерживание работает. Так же как и со стороны НАТО. Ведь через сопредельные с Украиной страны идут потоки вооружений и техники. Но Россия по этим странам удары не наносит. Однако рассчитывать на такое взаимное сдерживание надолго нельзя. Уже имели место украинское удары по Крыму, а в будущем, вероятно, они затронут территории, присоединившиеся к России после референдумов, новый статус которых не признают ни Украина, ни Запад. В этом предсказуемый «запал» опасной эскалации конфликта.
– Насколько велика угроза ядерного нападения на Россию?
– Официальные круги Запада не угрожают первым применением ядерного оружия, а предупреждают о катастрофических последствиях для России в случае использования ею такого оружия. С нашей стороны непрерывно раздаются ядерные «страшилки» из Государственной думы, от разных общественных деятелей и псевдоэкспертов, по федеральным каналам ТВ. Но это не официальная позиция, а стремление отдельных людей продемонстрировать свой патриотизм и паркетную храбрость. Они только забывают сказать, чем может обернуться для нашей страны ядерный ответ Запада.
– Несмотря на практически ежедневную ядерную риторику, все-таки непонятно, о каком оружии идет речь – стратегическом или тактическом…
– На Западе разделяют тактическое и стратегическое ядерное оружие, а у нас в официальных документах такие различия встречаются очень редко. И для этого есть основания. Даже тактическое – это чудовищно разрушительное оружие, сопоставимое с хиросимской бомбой. Вопрос не в том, как его назвать – стратегическое или тактическое, а против каких целей оно будет применено. Если против города, то это стратегическое оружие, если против концентрации войск или военной базы – тогда ядерное оружие может характеризоваться как тактическое. Условно, со многими исключениями, можно считать, что тактическое оружие имеет меньшую дальность и мощность, чем стратегическое, и предназначено для применения на театре военных действий, а не в глобальной войне.
– Видите ли вы признаки того, что Россия готовится его применить?
– Я не имею собственных источников разведывательной информации – данных со спутников или агентуры, и Генштаб мне не докладывает. Но, по моему впечатлению, нет признаков того, что Россия сейчас в оперативно-техническом плане готовится к применению ядерного оружия. То же относится к США и НАТО. Российская доктрина гласит: если произойдет агрессия с применением обычных вооружений, которая поставит под угрозу само существование нашего государства, то Россия может первой применить ядерное оружие. Удары со стороны Украины по новым российским территориям и тем более по прилегающим к прежним украинским границам областям РФ вызывают тревогу. Создаст ли это угрозу существованию нашего государства – вопрос дискуссионный. Но столь пристальное нынешнее внимание общества к Военной доктрине меня удивляет и даже умиляет. Ведь доктрина – не Священное Писание, ее утверждают те же люди, которые уполномочены принимать решение о применении ядерного оружия, и это их дело – следовать доктрине или нет. В ней, кстати, ничего не говорится о специальных военных операциях за рубежом или о мобилизации граждан и промышленности для таких действий.
– Как быстро можно развернуть ядерное оружие для боевого применения?
– Ядерное оружие можно подготовить к применению достаточно быстро. Например, у межконтинентальных баллистических ракет наземного базирования, которые стоят в железобетонных пусковых шахтах, постоянная наивысшая боеготовность, которая исчисляется минутами. Крыша шахты открылась – и ракета полетела. То же самое можно сказать о стратегических подводных ракетоносцах, когда они находятся в районе боевого дежурства на глубине пуска ракет и на связи с командованием. У бомбардировщиков время подготовки значительно длиннее, и к тому же полет занимает много часов. Другой класс вооружений, который принято называть тактическим, в мирное время не размещен на своих носителях: ракетах, самолетах, кораблях, многоцелевых подводных лодках. Период их подготовки к использованию намного длиннее, если боезаряды надо изымать из централизованных хранилищ, везти на войсковые базы и там устанавливать на носители. Но такие операции гораздо менее заметны, чем приведение стратегических сил в наивысшую степень боеготовности.
– Госсекретарь Энтони Блинкен сказал, что США разработали план действий на случай ядерного удара России, но подробностей не сообщил. Что, по вашему мнению, может представлять собой этот план?
– В экспертных кругах эта тема широко обсуждается, и можно полагать, что их мнение близко к официальной позиции. Это не план, а целый набор планов, потому что ответ со стороны США и НАТО зависит от того, каким может быть гипотетическое использование ядерного оружия со стороны России. Если это будет ограниченное применение тактических ядерных средств, то ответом НАТО скорее всего станет введение бесполетной зоны над Украиной и поставки ей тяжелых наступательных вооружений, новейших систем ПВО и дальнобойных ракет с обычными боезарядами. Но при определенных условиях помимо упомянутых шагов ответом НАТО могут стать массированные авиационно-ракетные удары высокоточными системами в обычном оснащении по всем военным целям на новых российских и бывших украинских территориях, включая Крым и Крымский мост, по Черноморскому флоту и всем его базам. Как на это отреагирует Россия – можно только гадать. Конечно, нужно все сделать для предотвращения такого развития событий.
– Как следует из последних заявлений официальных лиц в Москве и Вашингтоне, стороны продолжают непубличные контакты, занимаясь «управлением кризиса». А контактируют ли сейчас эксперты по вопросам стратегической безопасности обеих стран?
– Таких контактов стало гораздо меньше, чем раньше, и ведутся они в основном онлайн. Но раньше мы жили в мирное время и занимались массой вопросов, начиная от стратегической стабильности и до нераспространения ядерного оружия, космоса, киберугроз и многих других. Сейчас контакты носят более узкий и менее регулярный характер, и всегда доминирует тема украинского кризиса и путей его урегулирования.
– В каком состоянии находится сейчас российско-американский диалог по контролю над вооружениями?
– Переговоров нет, но происходят определенные контакты по этой теме. Однако, пока не наметился прогресс в разрешении украинского конфликта, серьезного диалога не будет. Если же будет достигнуто соглашение о прекращении огня и начнутся мирные переговоры, то параллельно может возобновиться диалог, начатый в прошлом году в Женеве. Сейчас следует хотя бы восстановить нормальную деятельность по СНВ-3, который предполагает обмен данными, регулярные визиты инспекторов на базы друг друга.
– И все-таки вероятность применения ядерного оружия сейчас низкая или высокая?
– Если с эмоциональной точки зрения, то вероятность высока. Еще год назад мы даже в страшном сне не могли представить себе то, что происходит сейчас. Если же говорить с аналитической точки зрения, то опасность пока ниже, чем в памятные 13 дней Карибского кризиса, но выше, чем в любой момент после него и в начале спецоперации 24 февраля. Мало кто ожидал, что боевые действия затянутся на семь месяцев, и уже само по себе это увеличивает вероятность новых опасных поворотов событий. А эскалация имеет свойство очень быстро выходить из-под контроля политических руководителей, когда ставки растут и внутри усиливается давление сторонников войны до победного конца. Остановиться все труднее, поскольку это требует большей твердости и мужества, чем наращивание конфронтации. Но при наличии политической воли и государственной мудрости – это все-таки возможно, что продемонстрировал опыт Карибского кризиса. Очень надеюсь, что тот опыт будет использован в настоящее время.
