Барачно-бардачного типа

ВЗЯВШИСЬ продюсировать фильм с собой в одной из главных ролей, многоопытный Леонид Ярмольник определенно знал, на что шел. Что может оказаться стильнее и моднее в России образца 1999 года, чем иронично ностальгическое (да к тому же наполовину черно-белое) кино России 50-х, где есть заводской поселок где-то в Сибири, два десятка предельно колоритных и правдоподобных обитателей одного из бараков, Ярмольник в роли инвалида-порнофотографа и местного Казановы и - в качестве главного украшения - герой-любовник и гроза хулиганов, старлей в исполнении Евгения Сидихина, разрываемый на части двумя местными красавицами. Здесь делят поровну радости и горести на все "тридцать восемь комнаток" коммунального жилья, непрерывно хлещут мутный самогон из огромных бутылей, опекают неведомо как осевшего в бараке пленного немца и одеваются по самой что ни на есть сегодняшей моде.

Стоит оговориться сразу: к качеству передачи в фильме как самого духа эпохи, так и ее мельчайших деталей у автора нет никаких претензий. Автор прогремевшего в раннеперестроечные времена "Взломщика" Валерий Огородников снимал картину о собственном детстве, тщательно реконструируя собственные и чужие воспоминания. Снимал четыре года - за что, впрочем, был вознагражден равно восторженным приемом и в западном Локарно (приз "Серебряный леопард"), и в нашем Выборге (гран-при фестиваля "Окно в Европу"). Нельзя не отметить и очевидных достоинств актерской игры: Сидихин абсолютно на своем месте, Нина Усатова органична и непосредственна, а для Ярмольника роль фотографа дяди Жоры на сегодняшний момент, безусловно, является самой значительной. Подводит "Барак" другое: стремясь к большей народности, продюсеры запланировали фильм как четырехчасовой телесериал, и то, что демонстрируется на большом экране, - скорее, его киноверсия или дайджест. К сожалению, это чувствуется: рано или поздно в процессе просмотра возникает желание начать загибать пальцы и считать упущенные возможности. Так, к концу фильма, когда главная героиня падает в обморок при виде мыши, выясняется, что за несколько лет до этого в блокадном Ленинграде ее брата съели крысы. Страх перед крысами мог бы создать более чем достойный саспенс, который пошел бы бытописательскому "Бараку" только на пользу - но этой линией авторы просто пренебрегли.

Однако основной проблемой "Барака" стал визуальный ряд. Сложно установить - то ли оператор Юрий Клименко, многолетний творческий партнер Сергея Соловьева, не так давно обласканный прессой за изысканно-рекламную "Му-Му" Юрия Грымова, решил поэкспериментировать, либо сам Огородников, уже окрещенный теми же журналистами "режиссером, тяготеющим к необычным визуальным формам", двинулся в направлении германовского "Хрусталева...". Уже первые полчаса "Барака" утомляют глаза неподготовленного зрителя невероятно. Создается впечатление, что картина снята как минимум на четырех разных типах пленки, причем одна из них - производства печально известного шосткинского комбината. Эпизоды черно-белые, тонирование черно-белое, цветные и замутненно-цветные чередуются в порядке, не поддающемся расшифровке, так что угадать (или хотя бы предположить), какого цвета будет Ярмольник в следующем кадре, шансов не остается. Такого рода визуальные изыски первые десять минут кажутся занятным (хотя и не очень осмысленным) экзерсисом, а затем, когда становится окончательно ясно, что нормальное кино не покажут, попросту раздражают. А ведь Огородников тяготеет не только к необычным визуальным формам, но еще и к "сложной нарративной структуре", которая от такого непрерывного хроматического галлюциноза понятнее, увы, не становится - слишком много сил приходится тратить на подстройку собственного несовершенного зрения под столь изысканную "картинку". Двухчасовой операторский бенефис вряд ли привлечет в кинотеатры кого-либо, кроме ВГИКовских старшекурсников, да и им подобный пример вряд ли пойдет впрок.