Живые классики

	Маэстро Спивакова сегодня чаще можно увидеть с дирижерской палочкой, чем со смычком. Фото ИТАР-ТАСС

ПУБЛИКА Большого зала консерватории имела редкую возможность услышать Владимира Спивакова со скрипкой в руках по-прежнему во главе Российского национального оркестра и в компании двух американских гастролеров, каждый из которых по-своему реагировал на эту почти обычную, но все же неожиданную ситуацию. Спиваков - как правило - чаще двух раз в сезон в Москве не играет (палочку в руках он вообще теперь держит куда чаще, чем смычок), а тут, кроме всего прочего, маэстро вышел на сцену, чтобы принять участие в особого рода состязании, почти "перетягивании музыкального каната" - "соперничестве" двух заведомо неравных партнеров-инструментов в Двойном концерте Йоханнеса Брамса для скрипки и виолончели с оркестром. Венский критик Эдуард Ханслик дипломатично замечал в 1887 году, что двойные портреты вообще почти никогда не выходят у художников, тем более на фоне оркестра и в таком сочетании: скрипка и виолончель. Это была, как известно из истории музыки, одна из самых крупных и болезненных неудач в композиторской карьере немецкого "умеренного романтика", чью музыку принято сравнивать с огненным потоком в гранитном русле. И тем не менее концерт, которому после премьеры готовили место только в корзине для бумаг, стал за последние 100 лет любимым развлечением виртуозов: померяться в нем силами и страстями они никогда не отказываются еще и потому, что при микроскопической точности звукового баланса, прописанного в партитуре, "борьба солистов" всегда на деле имеет непредсказуемый исход.

Спиваков вышел "бороться" с виолончелистом Гэри Хоффманом совершенно серьезно, как бы оставив за сценой все свои заведомые преимущества, которые всегда обеспечивают легкую победу. Ни виртуозного кокетства, ни обольстительных улыбок, ни "соловьиных" пассажей, отвлекающих внимание, не было и в помине: скрипач был сдержан, точен, мастеровит, не преувеличивал красоту и сладость лирических тем и не "хлопал крыльями" в острые моменты брамсовского драматического поединка, легко шел на контакт с весьма "прижимистым" и педантичным дирижером Джорджем Кливом - "арбитром" в данных обстоятельствах далеко не худшим...

Но реальная "борьба" скрипки с виолончелью обернулась скорее недоразумением, чем честным боем. Мистер Хоффман сразу же, с первого вступления (еще до того как Спиваков успел взять хоть одну ноту), показал себя любителем демонстративной игры в поддавки. Он играл Брамса так, как будто половину нот вообще можно спокойно пропустить без ущерба для дела - и сама партитура Брамса тут же отозвалась: ущерб тут же прозвучал в самом натуральном виде - вместо обмена репликами и спора вышел почти явный "диалог глухих", где виолончель с опозданием небрежно реагировала на скрипичные "тезисы", будто не слыша их. Гэри Хоффман не стал бороться со Спиваковым и повел себя точно так, как тот самый персонаж известного фильма о бароне Мюнхгаузене, которого в военном искусстве больше всего интересует фасон мундира: карманы, обшлага, линия плеча, однобортный он или двубортный и так далее. Он сделал из серьезного (в принципе) состязания инструментов довольно заурядный показ мод. И тем не менее из всех этих деталей получился очередной неожиданный вариант Двойного портрета в стиле ретро. Незадачливый виолончелист запечатлелся в полный рост рядом с живым классиком игры на скрипке. Оркестр корректно и чисто аккомпанировал, не превышал допустимых пределов громкости, ничему не удивлялся, воздерживался от оценок и за своего шефа почти не "болел", хотя и в том, как тембры сольных инструментов сливались (или не сливались) с густым и напряженным звуком РНО, была заметна слишком большая разница в классе и опытности двух солистов.

Куда более острые и современные конфликты происходили в музыке, звучавшей на той же сцене днем раньше, в юбилейном концерте, который не обошелся без речей и оваций, но обошелся совершенно без юбилейной скуки. Живой классик отечественной композиторской школы Андрей Эшпай был представлен почти исключительно своими "постсоветскими" сочинениями 1990-х. То есть тем, что уже никак не связано ни с репутацией автора знаменитых песен ("Сережка с Малой Бронной...") и киношлягеров ("Адъютант его превосходительства", "Майор Вихрь"), ни с его многочисленными званиями и наградами. Музыка, полностью противоположная традиционному понятию "секретарской литературы" в советском смысле. Горячая, местами захватывающая игра строптивых инструментальных характеров, жестких, насыщенных гармоний, энергия ритма и музыкальные "гонки за лидером" - вот чем Эшпай решительно и умело взял своих слушателей "за ухо", не отпуская до самого последнего аккорда в каждом из концертов. Разные роли для разных инструментов и разных темпераментов: скрипичный, флейтовый, контрабасовый, "Песни горных и луговых мари", новейшее струнное сочинение "Ламенто и Токката", и в этой пестрой неспокойной компании давно уже классическая в мировом музыкальном обороте "приджазованная" вещь 1960-х: Концерт для оркестра с почти экзотическими для привычного европейского слуха интонациями из арсенала древних гуннов и буйством выписанных Эшпаем импровизаций. Собранный, спрессованный, не менее горячий, чем музыка, Большой симфонический оркестр имени Чайковского в тот вечер испытал на себе умение живого классика писать так, чтобы все линии в сложном рисунке музыки прослушивались отдельно и при этом отдельные красоты не разваливали форму концерта на куски. Красноречивая воинственная скрипка в бойких руках американки Дженнифер Кох, стремительная и агрессивная флейта венгра Иштвана Матуза, грубоватое обаяние солирующего контрабаса под смычком Рифата Комачкова и рассекание музыки наотмашь в обжигающих слух кульминациях - все это фирменные "клейма" авторского стиля композитора и доказательства того, с каким запасом прочности написана едва ли не каждая страница эшпаевской оркестровой партитуры. Когда аккуратного и исполнительного дирижера Андрея Чистякова после антракта сменил за пультом харизматический маэстро из Петербурга Валерий Гергиев, в зал был выдан практически "кипящий фонтан" оркестрового звука, и соответствующая реакция не заставила себя ждать.

Эшпай уже давно не просто "один из успешных советских композиторов", звучащие факты говорят о том, что его музыка спокойно перешла в следующую категорию - "классик второй половины ХХ века", и авторский концерт лишний раз это подтвердил. Дело в умении захватывать, удерживать внимание высококлассных исполнителей и нравиться без заигрывания со слушателем, которое дает себя знать и в новых, и в старых вещах. Это и значит быть живым классиком: уметь говорить сложные вещи понятно, интересно и во всеуслышание.