Ускользающая красота

В программе нынешних "Декабрьских вечеров Святослава Рихтера" особое место отдано вокалу - такого скопления звезд в одном месте в одном месяце не наблюдалось уже давно. Если первый поющий гость, ступивший на московскую землю - немецкий тенор Петер Шрайер, - публике был знаком достаточно хорошо, то сменивший его английский контртенор Майкл Чанс выступал здесь впервые.

Контртенор - голос для России экзотический, пришедший в начале 90-х вместе с аутентичным направлением в музыке, декларировавшим исполнение сочинений барокко и Ренессанса на инструментах и в манере данных эпох. В барокко контртеноров называли фальцетистами, так как они для пения использовали фальцет. Голос контртенора по тесситуре равен женскому меццо-сопрано, но он более пронзительный и подвижный. Едва войдя в моду, фальцетисты были позабыты: на исторической сцене появился новый голос, сотворенный врачами и композиторами, - голос кастрата. Вновь контртенора получили право на успех лишь в 60-х годах нашего века; первым из них, получившим мировую известность, стал Альфред Деллер, который воскресил из забытья многие шедевры музыки барокко и в то же время исполнял специально написанные для него сочинения Бриттена. За ним последовали и другие.

Среди них - британец Майкл Чанс. Его мягкий, бархатный голос нельзя забыть, послушав лишь несколько минут. В мире есть контртенора с более отточенной вокальной техникой (Джеффри Галл, Кристофер Робсон), с более красивым тембром (Андреас Шолль, Дэвид Дэниелс), но более обаятельного голоса, чем у Чанса, найти трудно. Особенно когда он поет английские лютневые песни XVII века.

Эти сочинения не требуют накала страстей и виртуозности, как оперные арии Генделя; нет в них и изысканности вокального рисунка Баха и Перселла. Они предельно просты и искренни, этим и берут за душу, минуя разум. Композиторы Золотого века королевы Елизаветы вызывают слушателя на tete-a-tete, более камерной музыки нельзя себе и представить. Поэтому скромные размеры Белого зала, где ежегодно проходят "Декабрьские вечера", в момент звучания лютни кажутся необъятным полем, а овации нескольких сотен слушателей - едва ли не кощунством по отношению к священной тишине. Классик Золотого века Джон Дауленд и его менее даровитые и известные коллеги Джон Дэниэл, Эдвард Коллард, Томас Коллард создавали музыку веселую и грустную; в безыскусных текстах их современников поэтов, не претендующих на глубину и масштаб Шекспира и Марло, все же есть своя прелесть. Переходящие из песни в песню слова grief (горе), weep (плакать), sorrow (страдание), die (умереть), tear (слеза) окутывают их романтической дымкой, которая после Перселла исчезает и появляется заново лишь у Шуберта.

Московская публика с этим репертуаром знакома шапочно: в прошлом году с лютневыми песнями на "Вечера" приезжала Эмма Керкби, соорудившая из нескольких маленьких шедевров миниатюрную театральную пьесу. Чанс, наоборот, отрицает всякую театральность - он просто сидит и поет, а рядом сидит его партнер, лютнист Найджел Норт. Голос Чанса, чеканящий каждый слог и легко заполняющий каждый сантиметр пространства, в сочетании с мягкими переборами лютни производит удивительный эффект, описать который нельзя, да и не нужно. Его можно ощутить только вживую: попытаться уловить эту ускользающую красоту, пришедшую из елизаветинской Англии, и понять, почему эти элементарные песенки способны сказать столько же, сколько баховские кантаты или моцартовские оперы.

Добраться до призрачных глубин Дауленда и его современников - сложно, узнать больше о Майкле Чансе и секретах его вокала - легко. Занимаясь на следующий день после концерта на мастер-классах с концерваторскими студентами, он обращает внимание своих учеников на то, что ему важнее всего в собственном голосе. Прежде всего - интонирование слова, которое вокальная мелодия наделяет тысячью разных оттенков. Если научиться правильно пропевать текст - получится и все остальное: и филигранная фразировка, и "математическая" точность пассажей, так поражающая нас в английских вокалистах. Консерваторские вокалисты, у многих из которых оказались по-настоящему хорошие барочные голоса (и где они раньше были?), на глазах приобретали европейский лоск и изысканность. Чанс играючи вдыхал жизнь в застывшие российские представления о барокко, своим голосом доказывая, что считать старую музыку устаревшей - глупый предрассудок.

P.S. Следующей на сцене Белого зала выступит американка Барбара Бонней. Во второй декаде декабря на "Вечерах" ожидаются и другие звезды - певцы Мицуко Ширай и Робер Холл, пианисты Мария Жоао Пиреш и Михаил Плетнев.