Матрешка и красный бык

Пьесу специально для этой постановки написала Ясмина Реза. Автор нашумевшего «Art’а», за которого она и получила в 1994 году американскую премию «Тони», будучи первым неанглосаксонским литератором, удостоенным этой награды. Тем не менее Реза во Франции – драматург скорее нелюбимый, вызывающий бесчисленные нападки критики «за элитарность и буржуазность».

И как разтаки «Испанская пьеса», как укол в ответ, бьет туда, где болит. Для премьеры выбрали самый аристократический театр Парижа «Де ла Мадлен». Красно-золотые интерьеры, блестящие роскошью, хрусталем и мишурой, красноречиво сообщают о своем театральном предназначении: когда-то здесь даже не гасили света во время спектаклей, а господа в ложах, не стесняясь публики, задергивали ширмочки. Сегодняшняя атмосфера – холодновато-светская. Скромно висят литерные надписи, увещевающие о необходимости чаевых, гарцевато раскланиваются билетеры в кимоно, шуршат, словно конфеты в темноте, туалеты богатых старушек.

«Актеры – подлецы», – первой же репликой сообщает Реза. И это истинная правда: сколько низости, интриг и дежурных влюбленностей – об этом пел еще Вертинский, правда, прося прощения. Хорошо пропаханная тема от Шекспира до Пиранделло – театр в театре. На сцене – Марианн Деникур, Андре Маркон, Тьерри Фортино, Доминик Раймон и Бюль Ожье – актеры, знаменитые во Франции. Всем персонажам за 35, все – разочаровавшиеся представители вольных профессий. Одновременно они живут и страдают, разыгрывают испанскую пьесу и репетируют другую, почему-то болгарскую. Зрелая, но привлекательная мамаша с любовником в красном шарфе имеет трех дочерей. Третья – где-то в Испании, остальные две не выносят друг друга здесь, в отчем доме. Обе – актриски. Одна блистает в кино и в коммерции, а другая – гибнет в неотапливаемом пригородном театре, репетируя «по Брехту» с неудачливым мужем-режиссером. В такой семье «покой нам только снится». Женщины на грани нервного срыва, мужчины – спиваются, совершенно по-русски.

Бонди, оперный режиссер, выводит Испанию красно-черной фигурой мчащегося на заднике быка, которого и пытаются, видимо, все схватить за рога. Занятие непростое, чреватое потерей крови. Наверное, поэтому спектакль, да и весь театр, захлебывается в красном цвете. Метафорически – это знак гнева, надрыва, цвет моды и смерти, кровь на корриде, купание красного коня. Диван ИКЕА на авансцене, помада, бантики, полоска ткани, пришпиленная к магнитофону, внутренняя стенка каблучков – все монотонно-кровавое. Так «говорит» Испания и ее горячие нравы. Бонди, который внешне очень напоминает Евстигнеева, а живет при этом в Швейцарии, говорит, что «Испанская пьеса» – вещь раздражающая, местами весьма похожая на некролог и на матрешку, в смысле – одно в другом, другое в третьем.

Париж