Евгения Кривицкая Музыка Вены – эти слова вызывают невольные ассоциации с упоительными вальсами Иоганна Штрауса, балами, опереттами┘ Однако Вена – не только город удовольствий, там жили и творили композиторы, в чьем творчестве сфокусировались самые драматичные переживания. Таковы Брамс, Малер. Именно их музыка – страстная, драматичная – звучала в Большом зале консерватории в исполнении Государственного академического симфонического оркестра России под управлением Марка Горенштейна. Для исполнения Двойного концерта Брамса были приглашены известные солисты – замечательный скрипач Максим Федотов, чей красивый и необыкновенно мощный звук идеально подошел к брамсовской патетике.
Гость из города на Неве виолончелист Сергей Ролдугин больше известен в столице как недавний ректор и профессор Санкт-Петербургской консерватории. Его артистическая карьера в основном протекала в недрах оркестра: вначале Заслуженного коллектива под руководством Евгения Мравинского, затем – в Мариинском театре у Гергиева. Первое, что замечаешь в его игре, – глуховатый тембр инструмента, отсутствие инициативы, так что в дуэте с Федотовым он оказался явно оттесненным на второй план.
Да и в целом брамсовский концерт оказался лишь преамбулой к главному блюду – Пятой симфонии Густава Малера, сочиненной им в период работы в Венской опере. По сей день российские оркестры редко берутся за исполнение малеровских опусов, каждый раз выдерживая экзамен на профессиональное и творческое соответствие этой сложнейшей музыке. Что касается первого, то ГАСО достойно преодолел трудности партитуры, хотя «фирменного» малеровского звука – матового, чуть надрывного у струнных и пронзительного, до визга у духовых – не было. В этом смысле оркестру еще есть простор для творческого роста.
Что касается художественного результата, то впечатление осталось неоднозначным. После удачно прошедших первых трех частей, с их ярко конфликтной драматургией, наступил черед знаменитого «Адажиетто». Музыка-загадка, которая в XX веке манила многих художников, – достаточно вспомнить фильм Висконти «Смерть в Венеции», где малеровская мелодия определяла текст и подтекст всего происходящего. У Горенштейна вышла весьма приземленная лирическая коллизия, без всякой мистики и волнений, и уж конечно не претендующая на роль кульминации в этой драме. Да и последующий финал топтался на месте: музыкантам не хватило запала провести эту 75-минутную эпопею, не снижая эмоционального тонуса. Обещанные в аннотации к программке вселенская радость и «пляска Давида» не состоялись. А жаль, ведь все так хорошо начиналось.
