Анна Ветхова – Дмитрий Александрович, сегодняшний «Геликон» сильно отличается от прежнего. Это заметно и зрителям, и профессионалам, да и вы на сборе труппы в начале нынешнего сезона как-то сакцентировали внимание на этом моменте. Изменения продиктованы вашими внутренними потребностями или вы почувствовали, что публика хочет чего-то другого?
═
– Еще Немирович-Данченко сказал, что театр – это зеркало, и очень важно, что именно отражается в театре. Эти два организма – театр и жизнь, – они очень взаимосвязаны. Я считаю, что невозможно заниматься чистым искусством, рассчитывая, что публика оценит то, что вы делаете, когда-нибудь в будущем. Театр – это не живопись, которую действительно можно оценить по прошествии длительного времени. Театр – явление сегодняшнего дня, и воспринимать и понимать его надо сегодня, здесь и сейчас. И, конечно, все процессы, которые происходят в жизни, сильно влияют на театр. Свои прежние постановки сегодня я бы сделал совершенно иначе. В сегодняшнем репертуаре театра есть несколько постановок, на которые я не хожу, я бы их снял, потому что вижу спектакли уже по-другому, но на них постоянные аншлаги – и мы возим их с большим успехом на гастроли. Одним словом, эти спектакли по-прежнему остаются живыми. Но не для меня. После первого геликоновского «Онегина» я поставил четыре других, и Онегин первый сегодня уже не является моим нынешним Онегиным, который ушел куда-то совсем в другую сторону от прежнего. Но я и театр – немножко разные понятия. Во мне происходят определенные процессы, жизнь все время меняется, и предсказать, в каком направлении будут происходить эти изменения даже во мне самом, я не могу. В этом смысле я абсолютно отдаюсь времени, обстоятельствам, своим наблюдениям. Я просто делаю то, что в данный момент считаю важным.
═
– В таком случае существует ли для вас момент компромисса между социальными процессами, которые происходят в данный момент в обществе, вашими внутренними желаниями и устремлениями и возможностями труппы?
═
– Компромисса нет. Если речь заходит о компромиссе, то я не возьмусь за постановку. Сейчас, например, я не буду делать «Турандот», хотя театру это под силу, – считаю, что это просто не нужно. А вот «Сибирь» Джордано – нужна. Когда мы делаем спектакль, то компромисс бывает только один – финансовый. И эту проблему мы стараемся решать. А самый большой компромисс для «Геликона» – это наша сцена. Мы все время существуем в лимитированном пространстве, но каждый наш спектакль в итоге выбирается на большую сцену. Придумывая спектакль, я должен так его сконструировать чисто технически, чтобы он смотрелся и на нашей сцене, и на сцене, которая расположена в зале на три тысячи мест. Создание каждого спектакля в театре для меня превращается в создание двух спектаклей. Так что существует помимо финансового компромисс технический, но не творческий.
═
– Вам достаточно вас одного в театре?
═
– У нас работали многие приглашенные режиссеры – Дмитрий Черняков, Георгий Исаакян, и сегодня продолжают идти спектакли наших режиссеров. Дело в том, что сегодня диктует экономика: такое количество спектаклей, что мы выпускали раньше, сейчас просто нереально выпускать из-за экономических трудностей. Есть и другой момент. Очень многие спектакли мы делаем по заказу, с расчетом на будущие показы их за границей. Например, я никогда не думал, что буду ставить «Норму» Беллини: считаю, что это – не мой материал. Но театру предложили контракт с этим спектаклем и с условием, чтобы ставил его я. Пришлось согласиться. В подобных ситуациях я всегда вспоминаю Пушкина: я должен заболеть этим названием и сделать максимально все, чтобы мне стало интересно. И мне это удается, потому что я умею себя убеждать.
