Ольга Чебанова В 2006 году широко отмечается 100-летие со дня рождения Дмитрия Шостаковича. В частности, на телеканале «Культура» идет цикл программ, посвященных великому композитору. В рамках цикла был показан фильм заслуженного деятеля искусств России Валентина Тернявского «Мой Шостакович». Прежде Тернявский уже работал над фильмами «Седьмая симфония Шостаковича» (1986) и «Письма к другу» (1996). В свое время Дмитрий Дмитриевич вручал Тернявскому диплом об окончании Московской консерватории.
– Валентин Григорьевич, все, кто так или иначе обращается к фигуре композитора, обречены отвечать на вопросы о взаимоотношениях Шостаковича и власти. Что думаете вы?
– Существуют две тенденции в восприятии Шостаковича. Первая – Шостакович – главный композитор СССР, увенчанный всеми лаврами и награжденный всеми наградами. Вторая – диаметрально противоположная: Шостакович – жертва власти. Задача нашего фильма – дать слово тем, кто имеет право говорить о Шостаковиче по праву близкого общения и масштаба собственной личности. Современники называли Шостаковича «пульсом ХХ века», именно эта оценка мне кажется наиболее подходящей┘
– В новом фильме в заглавие вынесен личный эпитет – «мой». В нем – ключ к фильму?
– Более правильным названием было бы «Их Шостакович». В фильме три временных пласта, каждому из которых соответствуют свои герои. Звучат голоса уже ушедших друзей и коллег Шостаковича – это Немирович-Данченко и Мравинский. В наше время специально для фильма о композиторе рассказывают Родион Щедрин, Мстислав Ростропович, Галина Вишневская и Геннадий Рождественский: они вспоминают в основном неканонического Шостаковича. Например, Родион Щедрин вспоминает о дружеских футбольных матчах в Дилижане, в Армении. Щедрин был капитаном одной команды, Арно Бабаджанян – другой, а Шостакович, заядлый болельщик, – судьей. Матч проходил недалеко от яблоневого сада. Мяч как-то попал в яблоню, и от ударов недоспелые яблоки градом посыпались на землю. Тогда Шостакович свистнул в свой судейский свисток и сказал: «Еще один такой удар – и обе команды будут дисквалифицированы». Или вот что рассказывает Мстислав Ростропович: «Шостакович как-то звонил мне: «Слава, пожалуйста, приезжайте ко мне, я хочу вас видеть». Естественно, я поехал немедленно. Он поставил мне стул – близко, напротив себя: «Слава, садитесь». Я сижу и думаю, что он будет делать. «Слава, вы простите, что я вас побеспокоил┘ Давайте помолчим┘» Он сидел, опустив голову, и мы молчали – долго молчали. Потом он встал: «Спасибо, что пришли. Стало легче жить».
– Вы сознательно отходите в фильме от хронологии?
– Мы не стремились соблюсти хронологию: память – фрагментарна. Мы отталкивались от тем-лейтмотивов. Например, рассказывает Ростропович о Шостаковиче – и рядом, здесь же – кинохроника их встреч на репетициях, дома, на даче┘ В фильм вошло множество уникальных архивных записей: например, съемки Немировича-Данченко и Шостаковича во время их работы над «Леди Макбет Мценского уезда» в 1934 году. Немирович-Данченко держит за руку молодого Шостаковича и говорит, в частности: «Наш театр получил музыку гениального музыканта, и наша задача – дать увидеть глазу то, что слышит ухо». Об опере вспоминает Галина Вишневская. По ее словам, на создание Шостаковичем «Леди Макбет┘» повлияли факты его биографии: он только что женился на своей первой жене, Нине Васильевне. Вишневская говорит о том, что «Леди Макбет...» для Шостаковича – это любовь, поэтому он сознательно не вставил в сюжет эпизод убийства Феди Лямина.
– Когда речь идет о фильмах-биографиях музыкантов, неизбежно вспоминаются работы Бруно Монсенжона. Как вы относитесь к сделанному им?
– Я с огромным уважением отношусь к тому, что сделал Монсенжон, его фильмы справедливо оцениваются очень высоко. Но он тяготеет к монологу. Монсенжон – замечательный слушатель, тактичный, внимательный. Нам же хотелось диалога, переклички времен.
