Марина Дмитревская
Другого такого нет и не будет.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
Я никогда не видела столько цветов и столько людей.
Всю ночь в церковь Иоанна Богослова на Некрасова, 31, шли люди. Никакой кафедральной роскоши – подворье, напоминающее приходскую церковь: длинная лестница на самый верх дома (будто идешь к кому-то в гости мимо других квартир┘), звякающие ведра с охапками цветов, тихие молитвы. Всю ночь какой-то особой жизнью жил двор, усыпанный цветами: горящие свечи, люди, фотографии Кирилла Юрьевича. Никаких чинов и никакой сутолоки, хотя за ночь через храм прошли тысячи. Всю ночь, сменяя друг друга, люди читали Псалтирь над гробом человека, в чьем достоинстве не усомнился никогда и никто.
Больше суток к нему шел Ленинград. Именно Ленинград. Я видела забытые и прекрасные лица. Это были те, кто в 60-е жег ночами костры в надежде купить утром билет в БДТ, кто ловил лишний билет на всех ближайших углах (может быть, мы стояли с кем-то на одном и том же перекрестке┘). Шли люди с роскошными розами, с одним цветком или вовсе без цветов, шли старые и молодые, родители и дети.
Думаю, 29 апреля через Леушинское подворье, а потом через сцену БДТ прошли лучшие люди нашего города. Больше десяти тысяч┘ Я бы хотела, чтобы в их лица вгляделись президент и губернатор, тем более что явка на похороны Лаврова была несравнима с явкой на выборы. Но, увы, ни президент, ни губернатор не почтили память великого человека присутствием, на панихиде выступали вторые и третьи лица – сплошные «вице┘». Это было особенно оскорбительно, поскольку сам Кирилл Юрьевич свято относился к долгу памяти и никогда не высылал вместо себя секретарей. Ехал сам. Провожал. Прощался. Помнил.
Когда умер Михаил Александрович Ульянов, тяжело больной Лавров нашел силы поехать на похороны. Два «брата Карамазовых», они часто шутили – кто уйдет первым. Ушли с разницей в месяц. 4 мая 40 дней Ульянову, 5 июня – 40 дней Лаврову.
И – всё. Некому противостоять тому «торгово-промышленному» направлению в нашем театре, к которому так брезгливо относился Кирилл Юрьевич, горестно понимая, что не может бороться, может только презирать. Трагическими и главными оставались для него слова Матиаса Клаузена: «Я ясно вижу, как высокое и прекрасное дело моей жизни┘ превращается в мерзкое торгашество».
Цветы тех, кто не попал внутрь театра, хотя прощание продлили почти на полтора часа, до сих пор лежат на подоконниках БДТ, у огромных фотографий Кирилла Юрьевича┘ Долгие аплодисменты огромной толпы на набережной Фонтанки – овации артисту, навсегда покидающему свой дом, которому он служил с 1955 года┘ Милиционеры, отдающие честь на протяжении всего пути следования траурного кортежа на Богословское кладбище┘ Мы ехали через весь город – и при виде процессии прохожие останавливались: Петербург знал, кого провожают. Когда первый автобус из десяти приехал на кладбище, оно все уже было заполнено народом, вокруг открытой могилы стояла тысячная толпа. Дорожка, усыпанная цветами┘ краткий молебен┘ почетный караул, орудийные залпы┘ гимн┘ И все это – про него: Лавров был человеком дворянского происхождения, интеллигентского воспитания, православного вероисповедания, советской биографии.
Когда гроб опускали в могилу, на полсекунды выглянуло солнце, упав на крышку гроба. Это не образ, фиксирую для истории факт.
Он жил долго и счастливо. Людям художественным Господь дарует особую сюжетность жизни. Мало кого отпевают в той же церкви, где крестили. К.Ю. отпевали там же. В его реальной жизни воплотился сыгранный несколько лет назад гауптмановский сюжет о любви старого человека и молодой девушки, и уже который день из сотни похоронных венков в глазах стоит один: «Любимому от Насти». На поминках Андрей Толубеев говорил, что последнее время Кирилл Юрьевич жил молитвами дочки Маши и героизмом преданной Насти, отвлекавшей его от мыслей о приближающемся конце.
Смертельная болезнь, лейкемия, тоже оказалась прямым следствием роли. На поминках друг Лаврова по Байконуру признался, что во время съемок «Укрощения огня» все они получили сильные дозы облучения: шли испытания, к художеству не относящиеся┘
Много лет он мечтал передать БДТ в режиссерские руки, считал актерское руководство временной бедой и, предвидя встречу с Товстоноговым «там», хотел одного: доложить главному режиссеру своей жизни, что вахту сдал, сохранив режиссерскую природу БДТ, что уберег труппу от безвластия актерских коллегий, внутренних междоусобиц, etc.
Его встреча с Товстонговым будет легкой: он успел передать театр Темуру Чхеидзе, но и сам нес вахту до последнего дня.
На похоронах Олег Басилашвили говорил мне: «Почему он не берег себя в последнее время? Вот едем мы в Кириши на спектакль, играем, но зачем еще сидеть после спектакля за столом? Надо было идти отдыхать!»
А я думаю – он хотел жить так, как жил всегда. Обедать в театральном буфете вместе со всеми, смотреть спектакли в полном зале, встречаться с тбилисским Грибоедовским театром, ездить куда просят, поздравлять женщин театра с 8 Марта (последний раз я видела его во дворе театра именно тогда) – хотел ЖИТЬ! Ни минуты он не был стариком и инвалидом.
Несколько лет назад Андрей Толубеев предлагал ввести в искусстве единицу порядочности – 1 лавр. Но как ею мерить, если всего-то и был отчеканен один лавр – он, Кирилл Юрьевич?..
Лавров был прекрасный актер, но главное – великий человек. Часто говорят – «кристальный». Но кристалл – это не только что-то очень чистое, кристалл – это что-то очень твердое.
Так случилось, что последняя его маленькая премьера состоится накануне сороковин. В марте в Петербург приезжал Резо Габриадзе, и в студии БДТ мы записали фонограмму его нового спектакля. Послесловие, эпилог, лирическая ремарка уходящей эпохи звучит там голосом Лаврова┘ Другого такого нет и не будет. Премьера состоится 22 мая в Москве. Но главным для К.Ю. был БДТ. И он успел распорядиться, чтобы в начале июня габриадзевский «Локомотив» привезли в его родной театр. Думал, что увидит историю о любви двух паровозов.
В стране, где никто не является гарантом, он был гарантом чести и порядочности. Пока он жил, не умирала надежда на то, что подлость может быть остановлена.
Санкт-Петербург
