Марина Савченкова
Мы поедем, мы помчимся... Сцена из спектакля «Казимир и Каролина».
Фото РИА Новости
«Действие пьесы разворачивается на фоне мирового экономического кризиса, начавшегося в 1929 году. Казимира и Каролину, главных героев пьесы, волнует, как сложится их жизнь. Они этого знать не могут, как не может этого знать и сегодняшняя молодежь. Как показала история, у Эдена фон Хорвата были все основания выражать эту озабоченность будущим. Я думаю, что и нас скоро ждет крутой поворот» – так в одном из интервью объяснил режиссер спектакля Эмманюэль Демарси-Мота причины, по которым он взялся за постановку этой пьесы австрийского драматурга.
В Париже премьеру «Казимиры и Каролины» сыграли 10 марта 2009 года. Это первый спектакль Демарси-Мота на посту директора парижского Theatre de la Ville, в котором он поставил «Носорогов» Ионеско, «Шесть персонажей в поисках автора» Пиранделло, «Человек есть человек» Брехта. В Европе пьесы фон Хорвата очень популярны, в России же они почти не имеют сценической истории, поэтому без пересказа не обойтись.
Действие разворачивается в Мюнхене в 1932 году, и недалекое будущее, которое не могут предвидеть герои, – приход к власти Гитлера. Казимир (Тома Дюран) и Каролина (Элоди Буше) приходят на Мюнхенскую ярмарку в дни Октоберфеста, там Казимир говорит своей невесте, что потерял работу, и отказывается развлекаться вместе с ней. Каролина же жаждет веселья. Они ссорятся, разрывают отношения и дальше веселятся на ярмарке каждый в своей компании. Как говорит Каролине портной Шютцингер, которого она подцепила на этой ярмарке и с которым она уйдет в конце спектакля: «Предположим, что вы любите какого-то человека. И предположим, что он теряет работу. Любовь сразу же проходит, автоматически». Нечто похожее говорит и сам Казимир, тоже не оставшийся один – ему достается девушка друга, который был арестован по обвинению в угоне машине: «Любовь длится вечно┘ пока у тебя есть работа...»
Заявленная режиссером тема теряется в потоке ярмарочных сценок. На сцене появляются то длинный стол в пивном баре, за которым собрались приятели Казимира, то две горки, с которых катаются актрисы, то макет коня, на котором начальник Шютцингера катает Каролину, чтобы завоевать ее благосклонность. Начинает казаться, что сама ярмарка, балаган, сконструированный фон Хорватом, чтобы закружить всех этих petits bourgeois, увлекли режиссера сильнее, чем все остальное.
Шоу уродов, которое автору, кажется, нужно было лишь затем, чтобы показать, что даже в цирке действуют все те же общественные законы, от которых герои пьесы хотели скрыться на ярмарке, превращается едва ли не в центральный эпизод. Нам подробно показывают человека-бульдога, поющую женщину-обезьяну, полуобнаженных сиамских близняшек. Если признать, что режиссер ярмарочной тематикой не увлекался, то следует признать, что он не справился с задачей. В пьесе 117 коротких сцен, отсутствие «отбивки» между сценами, логических окончаний после сценических фраз превращает спектакль в какой-то один разговор длиной в два часа, монотонный, ибо действия в пьесе мало, и утомительный.
Фон Хорват в отличие, например, от Брехта не использует в пьесе сценические средства отчуждения вроде зонгов или табличек с комментариями, его отчуждающий инструментарий – исключительно литературный. На ироническое восприятие настраивает, например, такая ремарка, предпосланная пьесе: «И любовь длится вечно». Это при том, что одна пара влюбленных распадается вовсе, в двух других происходит обмен партнерами, а вокруг вовсю продается не только пиво, но и любовь. Песня женщины-горилллы Хуаниты – Баркаролла из оперы «Сказки Гофмана» Оффенбаха – служит контрапунктом к обилию легких связей в пьесе. Речь своих героев фон Хорват нарочно конструировал из штампов, чтобы подчеркнуть клишированность мышления. Но весь этот литературный инструментарий в спектакле никак не переведен на язык сценических средств.
И получаются у режиссера не думы о судьбах маленьких людей перед трагическим политическим поворотом или вторжением экономики в самые интимные сферы, как он сам заявлял, не иронически показанная жизнь этих маленьких людей, у которых любовь кончается, как только потеряна работа, как, кажется, хотелось автору, а вполне себе душераздирающая история великой любви, которой не нашлось места в жестоком мире. Такому восприятию в немалой степени способствует и игра актеров – не остраненная, как должно быть в таком эпическом, в общем-то, театре, а аффектированная и натужная, как в плохом психологическом.
