Геннадий Вдовин
Фото с сайта "Colta.ru"
Для многих – учитель. Для большинства – единственный действительный академик одной-единственной Академии России. Для всех – первый авторитет, чьи труды были отмечены непременным знаком качества.
А кто он? Солдат. Ученый. Поэт.
Не знаю, что больше в Сарабьянове поражало и изумляет. Осколок Великой Отечественной, который он терпеливо и весело носил в своем теле? Место в науке, где он, не лукавя, неизменно оказывался на передовой и нес-нес-нес свою вахту? Пронзительные безыскусные стихи, иной раз перехватывающие дыхание?.. Не знаю. Правда, не знаю.
В моей, вашей и нашей, не то богоспасаемой, не то богооставленной стране человек, никогда не путавший службу с работой, дело – с призванием, власть – с начальством, веру – с религией... – больше, чем раритет. Сарабьянов был совестью ремесла.
На этот странный пост никто его не делегировал и не избирал. И сам он себя не выдвигал. Провидением призван?!
И из всех трудных решений Сарабьянов выбирал не самое мудрое, не самое прагматичное, не самое реальное, не самое ожидаемое, и даже не самое справедливое. Он выбирал самое доброе. И неизменно оказывался прав.
Итог? Прост и не некроложен.
Для человека непривычного посещение дома Дмитрия Владимировича в праздники было нелегким испытанием. Количество «мелочи», ползающей и бегающей на уровне колен, по причине многодетности его детей и внуков превосходило все мыслимые пределы.
Влиться в это броуновское движение – сильное испытание, особливо ежели выпить; а как не выпить с хлебосольным хозяином?
Да и в водке ли дело?
Пьянила сама атмосфера огромного рода, большой семьи, выстраданной любви, вечной укорененности, патриархальности безусловной и всегдашнего доверия с легким дружеским скепсисом.
Придя однажды на такой праздник, припоздав, вошел в незапертую дверь. И был встречен четырехлетней прелестницей.
– Тебя как зовут? – строго спросила она.
Ответил.
– А фамилия моя – Сарабьянова. А твоя как сарабьянова?..
Дорогие мои!
Родственники, ученики, последователи, сочувственники. Все те, кого в одном из самых пронзительных своих стихов Дмитрий Владимирович припечатал – «Древо сарабьяново».
Мы с вами скорбим и уповаем.
