Елизавета Авдошина
В «Сказках для взрослых» актер Александр Синякович играет один за всех и возвращает стихам Пушкина озорство.
Фото с сайта www.pushfest.ru
В последние годы из Псковского театра новости приходили противоречивого характера. То в целях оптимизации объединили драматический театр, филармонию и театр кукол. То спектакль запретили. Нашумевшую историю со снятием «похабного» спектакля «Банщик» слышали, кажется, все. В этом году в Пскове прошел традиционный для города фестиваль, посвященный памяти писателя, – проводит его теперь объединенная «Театрально-концертная дирекция» во главе с кинорежиссером Дмитрием Месхиевым. Нынешний форум неожиданно вырос до одного из самых резонансных событий сезона.
Пушкинский фестиваль изначально задумывался как фестиваль искусств – всегда брал шире театра. А имя классика было не просто данью истории мест (именно здесь, вблизи Пскова, Пушкин и похоронен), но – отправной точкой для постижения его произведений средствами театра, музыки, изобразительного искусства, практики и теории в конце концов. В этом году новый арт-директор Андрей Пронин сделал ставку в афише не столько на последние театральные новинки, сколько на сегодняшние рифмы, возникающие между Пушкиным и его литературными последователями, между театром и обществом, театром и его первым сегодняшним оппозиционером – церковью. Под «изучение» последней антитезы была выделена добрая треть программы. Конференция «Литургия и театр» (куратор – Алена Карась) началась живым концертным исполнением в аутентичных Приказных палатах Псковского кремля Пещного действа – реконструкцией древнерусского чина церковной службы. Из Москвы привезли ансамбль духовной музыки «Сирин» под руководством Андрея Котова, когда-то коллектив был участником постановки Анатолия Васильева «Плач Иеремии». Научные и богословские встречи продолжили тему: доклады и разговоры получились одинаково искренние, будь то «проповедь» иеромонаха о том, что вера и есть творчество, или «исповедь» композитора о личных открытиях, о том, как жесткая математика музыки вызывает в человеке самые тонкие эмоции.
Исторические ретроспективы вдруг напомнили, что театру и церкви нечего делить, ведь служат одному – человеку, только идут к нему разными путями. А в своих истоках и вовсе были нечленимы: Пещное действо, литургическую драму о сожжении трех праведных отроков, в XVI веке театрализованно разыгрывали в соборах. «Театр и ислам», другая сегодняшняя параллель, выявленная через цикл искусствоведческих лекций на фестивале, восстановила в памяти еще один аргумент в пользу примирения служения театру и богослужения (не раз вспомнили и знаменитые слова Щепкина: «Священнодействуй или убирайся вон»). Такой, к примеру, что теневой театр, ставший для нас привычным театральным жанром, родился для того, чтобы доносить до публики сцены из священных писаний.
Театральный ряд, неочевидный для бывшего монофестиваля (Пушкина в афише дополнил Сухово-Кобылин, Булгаков, Достоевский, Толстой), выстраивался с «Пиковой дамы». Самой спорной для псковского зрителя оказалась интерпретация «Коляда-театра». Спектакль задал тон всему фестивалю: псковский свободолюбивый зритель ни на одном спектакле не терпел никого из вежливости, как только обнаруживалась нестыковка ожиданий, публика покидала зал. А эксперименты на большой сцене следовали один за другим. После цветастых, метафизических «колядок» из Екатеринбурга в схватку со зрителем вступил Клим с московским спектаклем «Пушкин. Сказки для взрослых», где актер Александр Синякович в образе то рок-певца, то балаганного Петрушки – «язык без костей» – словно издевается над публикой, проверяя текст хрестоматийных сказок на прочность. А что если в одиночку распевать сказки, вслед за ритмами и рифмами меняя все мыслимые и немыслимые намеки? Почему бы Балде не стать любовником попадьи и отцом поповенка? Почему бы главным проводником всех бед не сделать причинное место? Балансируя на грани дозволенного, Клим через своего проводника-актера сдувает с Пушкина позолоту и возвращает озорство стихов, игривость и фривольность, ломая восприятие театра как места гармонии, логики и красоты.
Провозвестницей непривычной уху, но все же гармонии оказалась постановка новосибирского театра «Старый дом», где гармония построена на музыкальном корреляте тишины и бытовых звуков, что извлекаются из подручных предметов (из бус в горшочке, медного таза, тубы, полиэтиленового пакета etc.). Эксперимент, отмеченный «Золотой маской», в Пскове увидели раньше, чем в столице, и фантастическая опера Островского органично вписалась в фольклорную тему фестиваля. Лабораторная работа композитора Александра Маноцкова и режиссера Галины Пьяновой создана на стыке эпох: царь Алексей Михайлович лишил скоморохов права лицедействовать – жители языческого Берендеева царства лишены голоса. Еще один исторический маячок, что противостояние театр–церковь–власть родилось не сегодня. Сказочный сюжет о снежной девушке, сожженной познанием любви, трансформировался в современную притчу о бескорыстной жертве искусства – толпе, научившейся душить своих же «царей». В этом изводе отчаянно напомнив «Весну священную». Эпиграфом к спектаклю стали слова Умберто Эко: «По системе запретов можно понять, чем люди занимаются».
Уравновесил серьезную программу драматических спектаклей театр кукол. Петербургский «Кукольный формат» в который раз доказал свой обязательный успех у самой разной публики – от детской до взрослой, дополнив на фестивале марионеточную «Пиковую даму» «Аленьким цветочком» в духе ярмарочного народного театра. Успех этого театра – в обаятельной энергетике актеров-кукловодов и удивительном синтезе жанров: от живого актерского плана до фольклорных кукол-зерновушек.
Камерным форматом отличался и скромный, но предельно человечный, независимый театральный проект «ББТ» из Петербурга со спектаклем-капустником «Пушкин-Пушкин» (режиссер Борис Бирман). 1937 год, в ДК отмечают 100-летнюю годовщину смерти поэта. Выступать перед товарищами приходят нелепые персонажи – сентиментальная барышня, шаркающая старуха; ДК тут же оборачивается лагерем, но и здесь находится место Пушкину. Так, исподволь, на сцене оживают «апокрифы» Абрама Терца, Бориса Шергина, Даниила Хармса. Сказ Шергина «Пинежский Пушкин», где поморская сказительница пересказывает жизнь писателя («Ударила Пушкину пуля под сердце, прошла меж крыл»), оказался и предметом лабораторных опытов. Экспресс-лаборатория молодых петербургских режиссеров проходила на базе фестиваля по инициативе бессменного Олега Лоевского. В инсценировке путешествия поморских шаманов к парадному памятнику Пушкина (тут по-новому задействовали фойе псковского театра) режиссер Петр Чижов смог иронически взглянуть на пафос истории, вытащить фольклорное слово и песню, придумать каждому актеру свое сказочное «лицо». Так что волхвы, грезящие о встрече с гением, символически закрыли фестиваль.
Псков–Москва
