Надежда Травина
«Маримба – мост между Западом и Востоком», – считает музыкант.
Фото из личного архива Петра Главатских
7 июня в Рахманиновском зале Московской консерватории им. П.И. Чайковского пройдет презентация альбома «Ненайденный звук» мультиперкуссиониста Петра ГЛАВАТСКИХ, записанного на известном рекорд-лейбле Fancymusic. Он и его коллеги – музыканты Алиса Тен, Павел Правин, Ольга Ивушейкова, Марина Катаржнова – представят музыку Александра Маноцкова, Вячеслава Гайворонского, Павла Карманова и Григория Смирнова. Все пьесы написаны для маримбы – как соло, так и в различных ансамблях. Музыкальный критик Надежда ТРАВИНА встретилась с Петром Главатских накануне концерта.
– Сочинения на вашем диске предназначены для маримбы – достаточно специфического инструмента, не так часто звучащего сольно. Чем может привлечь публику тембр маримбы?
– Вообще привлечь публику может профессиональная игра исполнителя – если он хорошо занимается, честно делает свою работу. Но помимо этого существуют и другие факторы. Какие у маримбы есть плюсы? С одной стороны, ее никто не знает, с другой – она во всех айфонах. Маримба – это мост между современной и этнической музыкой, между Западом и Востоком, она соединяет очень многое. Сегодня имеет место тенденция слушания аутентичных инструментов, которые могут существовать без всяких компрессоров и присадок – их звук в прямом смысле растет прямо из земли. Маримба – инструмент, грубо говоря, немножко народный, но в то же время он темперирован под европейский строй. И подобный синтез образует своеобразный звуковой тренд. Собственно, в музыке конца XX – начала XXI века маримба звучит довольно часто и даже есть в фильмах – например, у Куросавы она часто идет в качестве саундтрека. Я могу обещать, что на концерте у всех будет интересный слуховой опыт.
– Ваш альбом имеет название «Ненайденный звук». Расскажите, пожалуйста, об этих звуковых поисках – какова концепция альбома, что объединяет все пьесы?
– Прежде всего их объединяет то, что они написаны современными российскими композиторами для маримбы под тем или иным соусом. Понимаете, ненайденный звук – это история не новая, ей очень много лет, и вы знаете, что в разных частях света поиски звука-абсолюта – явление прошедших тысячелетий. Поиск звука – это не то, что модно сегодня, это не очень афишируется. Мне кажется, что нам на этот процесс немножечко не хватает времени. Сейчас ведь все делается быстро – пишется музыкальный текст, две-три репетиции и концерт. А я ищу, отстраиваю собственный звук, играю технологии, которые придумал для себя, – вынашиваю все это очень долго, трепетно. Я получил образование в Московской консерватории, потом стажировался в Высшей школе музыки Штутгарта, и все, чему научился, я, конечно, применяю, но не могу себя назвать наследником какой-то из этих школ. Я придумал некую систему, как звучит инструмент, который идеально подходит для меня. Это тоже поиск. У меня всегда было в голове некое ощущение звука, и я стараюсь следовать ему. Моя задача – попытаться транслировать то, что у меня внутри, и в то же время вбирать то, что есть извне: в данном случае это материал, который подготовили мои замечательные композиторы.
– Пьесы для вас написали известные современные композиторы. Это их инициатива или вы проводили отбор?
– Нет-нет, никакого «кастинга» не было. Это действительно сформировавшиеся композиторы со своим звучанием, со своим видением и музыкальным языком. И, кстати, надо сказать, они очень неплохо разбираются в маримбе, этот инструмент для них – не темный лес. Например, она весьма оригинально используется в оркестре Маноцкова в его опере «Чаадский». Вообще Александр Платонович очень хорошо знает южно-индийскую музыкальную традицию, и это отразилось в его сочинении «Tempora», которое мы услышим (со мной на одной сцене будет мой коллега Павел Правин). Я благодарен, что люди, с которыми мы находимся в дружеских отношениях, написали и доверили мне свои произведения. Единственное, я хотел сделать так, чтобы все было с «материнским благословением»: я настоял, чтобы мы вместе занимались этой работой (авторы присутствовали на записи и сведении), потому что все-таки это выходит на диске. Для меня как для исполнителя это очень тонкий момент. Я считаю, что мы должны консультироваться с творцами и учитывать все их пожелания не только на уровне исполнения, но и на таких важных этапах, как сведение и мастеринг.
– Fancymusic – звукозаписывающий лейбл, направленный на издание современной музыки, уже не один год он открывает новые имена. Что для вас означает быть частью этого проекта?
– Я невероятно горд, что его основатель Сергей Красин откликнулся на мою инициативу. Fancymusic – это определенный стандарт качества. Самое ужасное для музыканта – это выпуск альбома самостоятельно: если он хочет, чтобы запись попала в Itunes, чтобы все было в формате FLAC, а не висело все в MP3 (это очень узкое и поверхностное звучание). Мое сведение происходило в новой студии Электротеатра под руководством Александра Михлина, главного шеф-редактора всех спектаклей. Наш диск не стыдно слушать.
– Почему в качестве площадки для презентации была выбрана Московская консерватория, а не какие-либо выставочные пространства типа «Граунда» или Музея Вадима Сидура?
– Во-первых, там есть сцена, на которой мы будем себя уютно чувствовать. Во-вторых, сыграли роль исторические корни – вспомним время, когда консерватория являлась неким пионером всего нового. Кстати, Fancymusic и консерватория в первое время существования в чем-то схожи: и то, и то частная инициатива. Мне очень хотелось, чтобы презентация состоялась именно в стенах консерватории, и это весьма необычное событие, поскольку такую музыку можно чаще услышать на площадках, которые вы перечислили. В Рахманиновском зале купили неплохое звуковое оборудование, динамики, с помощью которых можно разбросать звук по разным каналам, чтобы получить эффект ощущения внутри звука. Нам все подошло.
– Как известно, вы не только играете на маримбе, но и популяризируете этот инструмент. А не хотели бы написать пьесу для него?
– Я играю на концертах какие-то свои импровизации, но это не то, что стоит записывать на CD. Это из разряда той музыки, счастье которой остаться здесь и сейчас. Это не текст, который тщательно продуман и выверен, – он, конечно, тоже меняется, но есть интерес его зафиксировать. А я сочиняю банальности, хотя они бывают очень милыми. Это своего рода концертная практика. Сейчас мы забываем, что многие великие композиторы европейской школы изначально прославились как импровизаторы. К сожалению, эта ветка традиции отпала, все ушло совсем в ноты. Сегодня даже каденции играют по нотам! А в то время такое было сложно представить – никому не приходило в голову записывать то, что исполнитель чувствует в данный момент. Вот и мои «опусы» – это мое выражение чего-то, мои каденции к чему-то или от чего-то. Но это, конечно, несерьезно.
