Надежда Травина
В столице прошел фестиваль EverythingisReal в честь мэтра экспериментальной музыки и саунд-арта Элвина ЛЮСЬЕ. Масштабный проект, организованный платформой «Траектория музыки» и фондом Эрнста фон Сименса, представил не только российские премьеры его сочинений, но и новую пьесу «Sickle» («Серп»), написанную Люсье по заказу фестиваля. В Московской консерватории 86-летний композитор провел мастер-класс для молодых композиторов, на сценах Московского международного дома музыки и Электротеатра Станиславский выступил в роли перформера. Не менее яркие концерты музыки Люсье состоялись в Новом Пространстве Театра Наций. Музыкальный критик Надежда ТРАВИНА встретилась с композитором:
– В последний раз вы приезжали в нашу страну в 1997 году. Прошло 20 лет. На фестиваль, посвященный вам, все билеты давно проданы, а желающих послушать ваши лекции больше сотни. А что для вас означает это событие?
– Помню, четыре года назад мне позвонил Арман (Арман Гущян, композитор и художественный руководитель фестиваля. – «НГ») и предложил организовать фестиваль в честь меня. Я был очень удивлен и заинтригован одновременно. Потом начался долгий процесс переговоров. В какой-то момент казалось, что ничего не получится, но, к счастью, мы нашли средства для проведения фестиваля. Арман работал с большим энтузиазмом, очень насыщенно, и я знал, что все состоится. Для меня многое значит то, что за последние 20 лет меня пригласили дважды. Это говорит о том, что для вашей страны современное искусство находится не на последнем месте.
– В своей книге «Музыка 109: заметки об экспериментальной музыке» вы подробно пишете о Джоне Кейдже, который стал для вас не только неким учителем, но и другом. Там же вы упоминаете о своей деятельности в миланской StudiodiFonologia. А повлияли ли на вас как-то эксперименты со звуком ее основателей – Лучано Берио и Бруно Мадерны?
– О, это было чудесное время. Я всегда вспоминаю его. В 1960 году я получил стипендию Фулбрайта и уехал в Италию, где мне дали возможность поработать в миланской студии. Там уже экспериментировали со звуком Анри Пуссер и Кейдж, создавший удивительную «Арию», в которой вместо нотации, ритма, длительностей были волнистые линии восьми цветов (каждая означала определенный стиль исполнения) и шумы – их исполнитель должен выбирать сам. «Арию» совершенно фантастически воплотила Кэти Берберян, супруга Берио. Их с Мадерной большое дело – создание еще одной электронной студии, которая встала в один ряд с лабораторией Шеффера и студией в Кельне, – всегда вдохновляло меня. Берио вообще один из моих любимых композиторов наряду со Штокхаузеном. Он был очень отзывчивым, добрым человеком, настоящим изобретателем.
– Однажды Кейдж сказал вам: «Не используй свое воображение». Что он имел в виду?
– Если бы кто-нибудь мог знать точно, о чем он говорил! (Смеется.) Ему часто не нравились какие-то мои вещи, в них он видел некую причинно-следственную связь. Думаю, эта фраза означала что-то типа «жестко следуй своей структуре, одной идее». Это как у животных: они всегда ясно выражают свое намерение, ничего не придумывают. Как себя ведут, например, летучие мыши? Я уже давно изучаю их язык – они посылают прямой звук и по возвращающемуся от объектов эхо ориентируются в кромешной тьме. Никакого воображения.
– Преподавание – важнейшая сторона вашей жизни. Вам нравится заниматься со студентами?
– Да! Я очень люблю преподавать и всегда это делаю с большим удовольствием и терпением. Здесь я себя чувствую по-настоящему реализованным, успешным человеком. Мне вообще нравится говорить, объяснять что-либо – в такие моменты я представляю себя на ораторской трибуне. Мой отец – адвокат, и, возможно, от него мне передалось это умение.
– Что сейчас, на ваш взгляд, можно назвать современной музыкой? Куда будет двигаться развитие композиторского творчества? Ведь многие идеи уже кажутся исчерпанными…
– Понятие «современная музыка» даже сейчас очень условно. В каждую эпоху – своя современная музыка. Как она будет эволюционировать, никто не знает. Молодые композиторы находятся в постоянном поиске, у них невероятные идеи, и дальнейшее развитие во многом зависит от того, в какую сторону они повернут. Я уверен, что в наше время музыка просто необходима для выживания. Нам нужны новые способы общения, взаимодействия друг с другом. Поэтому я против границ в музыке – не цитирую народные песни, не делаю отсылок к другим культурам.
– Вас называют пионером минимализма, концептуализма, электронной и электроакустической музыки…
– Пионер? Какое интересное слово! Что оно означает?
– Сегодня это основоположник чего-либо. Очень часто так пишут в программках к концерту. Как вы можете охарактеризовать себя как композитора?
– Я стараюсь сочинять как можно меньше. Предпочитаю размышлять над пьесой и сфокусироваться на феномене звука, а уже потом заниматься структурой и формой. Новых технологий я не изобрел – даже почти не применял компьютер. Всю жизнь использую обычную акустическую аппаратуру для того, чтобы получить новые акустические эффекты. Как меня называть? Давайте так: пионер саунд-арта. И запишите это в программке.
