Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король

Мрачность шекспировской трагедии «фоменки» хотят победить светом и чистым цветом. Фото Анны Беляковой

Премьера «Короля Лира» в «Мастерской Петра Фоменко» – достаточно неожиданное репертуарное явление, почти оксюморон. Не то чтобы «фоменки» никогда не брались за трагический материал, но столь хрестоматийного и мрачного выбора, можно сказать, и не было. Наверное, поэтому режиссером выступил не только Евгений Каменькович, но и ведущие актеры, занятые в премьере, – Карэн Бадалов и Юрий Буторин, совсем не ученик Петра Фоменко. В роли Хора – молодые артисты из новой стажерской группы театра. И это тоже многое объясняет, как настоящий педагог, худрук Каменькович старается выбирать для большой сцены материал многонаселенный, чтобы было, где занимать все будущее пополнение труппы.

Нельзя не заметить, что именно в этом сезоне театры взялись и за «Макбета». Казалось бы, и так не сходящие с репертуаров названия вновь востребованы. Остается ответить на вопрос «почему?», но, к сожалению, как раз премьера «фоменок» не дает исчерпывающего ответа. В «Мастерской Фоменко» за 25 лет ее существования имя Шекспира на афишах появлялось трижды, но все в комедийном жанре: «Двенадцатая ночь», «Сказка Арденнского леса» (по пьесе «Как вам это понравится») и, конечно, «Сон в летнюю ночь». «Новая постановка в «Мастерской» – первое обращение театра к трагическому наследию Великого барда» – так представляет ее сам театр.

Главное, что дает премьере беспроигрышную свежесть, – перевод Осии Сороки, в российском театре, как ни странно, все еще из разряда редкого и новаторского, несмотря на давность. Хулиганский, «грязный», язвительный, такой, в котором поэзия оборачивается своей неприглядной изнанкой, чтобы вскрыть доселе прикрытые иносказательным флером смыслы и словно обнажить правду. Контрапунктом к этому «языку» – белоснежные одеяния с воздушными воротничками королевской четы на фоне белого же остова королевства, которое Лир буквальным образом тянет канатами на своих старых плечах и хочет поделить тяжкую ношу сначала на три части, но, оскорбившись холодностью младшей дочери, делит на две – между старшими. Напротив, все отрицательные и ниже рангом персонажи, как и второстепенные – свита короля, – сугубо в черном, и только шуту (Александр Мичков) позволено выпадать из цельной картины своей красно-серой, раздражающей глаз расцветкой (художник по костюмам Мария Боровская).

Александр Боровский придумывает полукруглую подвижную платформу, напоминающую отдаленно в том числе и конструкцию шекспировского театра «Глобус». Ее лаконичное, ярко освещенное пространство для игры тонет в темноте пустой сцены, как пропадает в смуте когда-то счастливая семья Лира. То на авансцену, то в ее глубину временами опускается устрашающий черный фальш-занавес из змеящихся лент. Он будет скрывать плетущиеся в замках интриги, а сквозь него за ними будут подглядывать, и наконец создаст настоящую визуальную иллюзию масштабной битвы между Францией и Британией.

Сюжет трагедии будет сопровождать бродячий оркестр – замечательное решение, подчеркивающее аутентичность всего оформления. Фоменковская легкость – уже в первых звуках музыки, под которые кружится Корделия, выбирая то одного, то другого рыцаря-глашатая из свиты короля, а те ее кружат, будто укачивают ребенка. Такая она и есть – с ангельским лицом еще совсем юной дивы. Корделия Дарьи Коныжевой (это первая и многообещающая роль вчерашней студентки ГИТИСа в «Мастерской») – беззащитная, с трогательной скругленной спиной и обрезанными по-школьному волосами, с чистым и глубоким взглядом и по-детски упрямая, когда доказывает отцу свое к нему не отравленное лестью, но сердечное отношение. Точное, портретное попадание в роль. У младшей дочери Лира и так немного реплик, но здесь они будто не нужны вовсе – столь говорящей оказывается наивная и девственная природа актрисы. Не все столь однозначно с другими дочерьми. Как всегда, пленительна и в жестах, и в интонациях Полина Кутепова, теперь Гонерилья, отчасти копирует ее в женском обаянии Серафима Огарева – Регана (в какой-то момент подмечаешь кудрявость обоих – в противовес прямолинейности Корделии даже в прическе). Но кто они – разъяренные Эринии или жертвы собственного заговора? И как, в сущности, они проходят свой путь – от белоснежных нимф до мятущихся фурий? Шлейф вопросов оставляет и Лир Карэна Бадалова… Его восточная изящность – особая пряность в этом печальном и в то же время ироничном образе. Именно эту фирменную ноту театра – светлой печали и разоблачающей иронии – Евгений Каменькович, к счастью, проводит сквозь все действие, такой, например, едко-ироничный и справедливый добряк герцог Олбани, каким его играет Алексей Колубков. Но бесстрастность «исторической хроники», которая выбрана стилем этого «Короля Лира», лишает его того накала трагедии, что рождает особое зрительское сопереживание. Да и не свойственно это труппе «фоменок» – играть крупно, наотмашь!

Вот и режиссерские кунштюки в «Короле Лире», несмотря на постановочный объем каждого персонажа, особенно в смысле внешней обрисовки характера и подачи текста, во многом касаются «сигнальных» деталей. Так, Эдмунду, побочному сыну советника Лира Глостера (Андрей Миххалев) с внешностью плейбоя – тут уж не приходится сомневаться, почему Гонерилья и Регана убивают друг друга в борьбе за обладание им, – как завершающий штрих образа злодея придуман черный, словно отравленный ядом, язык. Когда Гонерилья Полины Кутеповой решается убрать со своей дороги сестру-соперницу, то символично надевает красные кожаные перчатки. А когда она же еще только вступает на пагубный путь и плетет интригу против короля-отца, то прыгая белой козочкой с одних подмостков на другие, то есть с одной части королевства на другую, желая подмять под себя все и всех, то в предзнаменование оступается, а слово «власть» ее неизменно душит. Да и вся сценическая картина в цвете недвусмысленно разделяет шекспировский мир на черное и белое.

Новые лица у «фоменок» сулят и новые актерские открытия. В конце прошлого сезона Юрию Титову, который давно уже был принят в труппу, Евгений Каменькович доверил главную роль паренька, ставящего эксперимент на собственной жизни, в «Легком дыхании» по пьесе несколько подзабытого сегодня драматурга 90-х Петра Гладилина. В «Короле Лире» актер не без успеха исполняет роль обманутого Эдгара, который перевоплощается в юродствующего «бедного Тома». Его чрезвычайная подвижность мимики вслед за динамикой характера вносит новые, даже отличные краски в фоменковский ансамбль. С его Эдгаром–Томом, который, конечно, «зеркало» для безумствующего Лира, связана идея, ярче всего в этой интерпретации проявленная. Эпиграфом, предпосланным к постановке, взяты последние строки пьесы в переводе Льва Толстого:«Мы должны повиноваться тяжести печального времени и высказать то, что чувствуем, а не то, что должны сказать». И мысль приходит о том, что в самые темные времена юродство – единственное спасение человеческой души от «пустосердия» и черноты мира, который стал укладываться в окружность трех слов – ложь, клевета, тюрьма.