0
5262
Газета Культура Интернет-версия

03.10.2019 17:03:00

Спектакль Кристиана Люпы как сильнейшее театральное впечатление сентября

Процессуальный "Процесс"

Тэги: театральная олимпиада, петербург, процесс, кристиан люпа, кафка


театральная олимпиада, петербург, процесс, кристиан люпа, кафка Главный герой в исполнении Анджея Клака вызывает ощущение встречи с самим Кафкой. Фото © Театральная олимпиада 2019/Интерпресс

Театральная олимпиада – 2019, которая в этом году впервые проходит в Петербурге и возобновилась после летнего перерыва, продлится аж до декабря. Но все же подавляющая часть спектаклей, изначально интриговавших более всего, сосредоточилась в сентябре: постановки Теодороса Терзопулоса, Кристиана Люпы, Андрия Жолдака, Аттилы Виднянского, Филиппа Кена (отдельная благодарность за то, что с каждым из режиссеров организовывается творческая встреча). Что-то забывается быстро, что-то остается в памяти дольше, но «Процесс» по Кафке режиссера-сюрреалиста и гуру польского театра Люпы обладает поистине магическим воздействием.

Столько дней прошло, а ты как будто продолжаешь находиться в поле этого спектакля. И в его плену. Вовсе не из-за совершенства формы, что с оговорками можно сказать про «Эдипа» Роберта Уилсона, показанного в Петербурге в июле. Нет, здесь как раз очевидны проблемы: «Процесс» порой затянут, монотонен, прямолинеен, иллюстративен. Это очень неровный спектакль. Но принципиально неровный. И этим он представляется очень точным соответствием роману,  для театра, казалось бы, неподъемному. Спектакль дважды сыграли в Александринском театре, где больше 10 лет назад Люпа выпустил свой первый и пока единственный российский спектакль – «Чайку».

Люпа давно зарекомендовал себя как режиссер, которого большая проза увлекает сильнее драматургии: роман предоставляет куда больше воздуха для интерпретации, чем пьеса. Отдельную нишу занимают у Люпы спектакли по немецкоязычной – а точнее, австрийской – прозе: это Томас Бернхард, Роберт Музиль, Герман Брох, Райнер Мария Рильке, Альфред Кубин. И даже как-то удивительно, что за Кафку режиссер взялся только сейчас. Плывущая выморочная реальность, где размыта грань между внешним и внутренним, глубины подсознания, проступающие наружу, – созвучны театру Люпы. Но главное, что театр этот – процессуален, как и сам «Процесс». Самое важное происходит «здесь и сейчас», в моментах, когда сама жизнь – даже в таких проявлениях, как звонки мобильников в зале, – воздействует на дышащую материю спектакля. 

Первые сцены идут точно по роману, разве что главы поменялись местами. У Люпы мы сначала видим эпизод, где К. разговаривает с квартирной хозяйкой, а потом с фройляйн, которая тоже снимает у нее комнату (герой извиняется перед ними за доставленные неудобства из-за его ареста), а потом уже – сцену, где стражи сообщают К., что на него заведен процесс. Морок сгущается постепенно, а начало весьма реалистичное: квартирная хозяйка показана как обывательница, которая смотрит какие-то дебаты на польском ТВ. На сцене пустынный серый павильон, стена которого оказывается ложной: вдруг становится понятно, что это прозрачный занавес, за которым открывается еще пространство. Это раздваивает  реальность. Кажется, что все происходящее перед этим занавесом – объективно, а за ним – субъективно, то есть это сон, видение или воспоминание. Скажем, в эпизод, где стражи, похожие на наглых гопников, являются к К., вторгается картина-видение: там, в глубине, высвечивается голый молодой мужчина – проекция главного героя, который у Люпы раздвоен, его играют Марцин Пемпущ и Анджей Клак. Тот К., который общается со стражами, – «правильный» добропорядочный гражданин, испуганный соприкосновением с системой. Но его альтер эго не желает вписываться в эти рамки: он разлегся на ложе бесстыдно, дразняще, напоминая о нагих юношах на картинах Сомова. А в эпизод, где К. приходит к фройляйн Бюрстнер, к которой он неровно дышит, вторгается обнаженный мужчина, который начинает ее ласкать. Это то ли представление главного героя о том, что происходит с фройляйн где-то там, откуда она приходит в свою съемную комнату, то ли материализация того, что было на самом деле. Дескать, героиня физически здесь, с К., а мысли ее унеслись совсем к другому.

Главный герой, особенно в исполнении Анджея Клака, немного нелепого долговязого парня, вызывает ощущение встречи с самим Кафкой. Такая в нем ранимость, трепетность, непосредственность. «Франц!» – стыдя его, говорит Тетя (Халина Расякувна; в романе это Дядя), когда К. стоит перед ней в чем мать родила, залюбовавшись чем-то в окне. Просто этот герой чист какой-то первозданной чистотой. И в спектакле это не просто К., а именно Франц К., то есть Кафка. Люпа воплотил автобиографичность «Процесса», о чем немало написано литературоведами. Кафка работал над романом после того, как его невеста Фелиция под видом свидания заманила его на товарищеский суд, где обвинила в заигрывании с их общей подругой Гретой. И Фелиция, и Грета, и друг-душеприказчик Кафки Макс Брод стали действующими лицами. Если в первом и третьем действиях режиссер движется по роману, то серединное отведено как раз этим «персонам» – вспомним знаменитую люповскую «трилогию персон» (спектакли об Энди Уорхоле, Мэрилин Монро и Симоне Вейль). И в то же время актеры выступают от своего лица. Марта Земба, играющая Фелицию, вывозит багажную сумку и, доставая оттуда костюмы, нервно рассказывает, как готовилась сыграть невесту Кафки, а этот Люпа взял и поставил все совсем не так...

Многомерность героя усиливает голос, непонятно откуда звучащий в микрофон, но под сурдинку. В какой-то момент понимаешь, что это сам Люпа, который на петербургских показах сидел в Царской ложе и говорил на русском. Комментировал, чревовещал, издавал странные звуки, похожие на горловое пение. Звучал как внутренний голос К. и в то же время давал актеру едва не технические задания (подойди туда-то и замри). Режиссер всегда участвует в спектакле, позволяя ему каждый раз пройти совершенно по-новому, причем если «Процесс» играется не в Польше, он старается говорить на языке зрителей. Это, видимо, усиливает эффект «очуждения», еще больше нарушает логические связи.

Свой роман Кафка, как известно, не закончил и завещал Максу Броду сжечь рукопись. «Процесс» опубликован в разных вариантах, поскольку точно не известно, как хотел расположить главы автор, что он утвердил бы, а от чего отказался как от неудачных черновиков. И вот эта незавершенность и дает нужный отсвет спектаклю Люпы – очень живому, со своими пиками и провалами, прорывами и зонами торможения. Смотря этот «Процесс», испытываешь то же, что при чтении: какие-то страницы хочется прочесть наискосок, а в какие-то вгрызаешься, внимание твое то рассеивается, то фокусируется. И как читатель Кафки, и как зритель Люпы чувствуешь себя со-творцом. Как будто их произведений не существует объективно, как завершенных герметичных конструкций, и ты – со своими мыслями, ассоциациями, жизненным опытом – можешь встроиться в этот текст. Как Люпа, воркующий что-то в микрофон. 

Санкт-Петербург


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Гамлет из Тибета задается вопросом "Жить или умереть?" вместо "Быть или не быть?"

Гамлет из Тибета задается вопросом "Жить или умереть?" вместо "Быть или не быть?"

Галина Коваленко

Спектакль драматического театра из автономного района Китая показали на фестивале "Балтийский дом"

0
1283
«Средоточное местоположение среди Империи»

«Средоточное местоположение среди Империи»

Валерий Перхавко

Образы столиц в стране, которой издревле был присущ внутренний полицентризм

0
1884
В Армении разгорелся жесткий конфликт властей с церковью...

В Армении разгорелся жесткий конфликт властей с церковью...

Дмитрий Тараторин

Смена избранного главы Одессы на Украине, в Белоруссии надеются на сделку с Трампом  

0
1553
Искусственный интеллект фильтрует рынок труда

Искусственный интеллект фильтрует рынок труда

Анастасия Башкатова

Уральских кадровиков назвали самыми продвинутыми

0
3906

Другие новости