Роман Виктюк: "Творцы всегда одиноки на своем пути"

Фото со страницы в Facebook /www.facebook.com/pg/teatrviktuka/

Народному артисту России Роману ВИКТЮКУ 28 октября исполняется восемьдесят три. Некоторые критики называют его «последним из могикан» современного российского театра. Более чем за полстолетия творческой деятельности им поставлено множество неповторимых и не похожих друг на друга спектаклей. Один из них – «Мандельштам» – только что, 25 и 26 октября, возглавляемый мэтром театр показал на международном театральном фестивале Sens Interdits во французском Лионе. Как «Лучший режиссер» Роман Григорьевич вошел в шорт-лист премии зрительских симпатий «Звезда Театрала» журнала «Театрал» за поставленный в начале нынешнего года спектакль «Мелкий бес».

В начавшемся месяц с лишним назад сезоне Роман Виктюк намерен порадовать зрителей новой постановкой – спектаклем «Отравленная туника» по пьесе Николая Гумилева. И есть все основания предполагать, что этот спектакль, исполненный, как и принято у Виктюка, мистики и тайны, станет столь же успешным, как и десятилетиями не сходящие со сцены «Служанки» (идут уже 32-й сезон), «Саломея», «Нездешний сад. Рудольф Нуреев». О своих взглядах на театр, творчество и людей в искусстве мэтр рассказал журналисту Евгению ВЕРЛИНУ.

– Роман Григорьевич, ваша творческая биография с годами становится все более разнообразна. На сегодняшний день у вас около 250 постановок по всему миру. Где черпаете вдохновение? Как найти столько идей и сил?

– Когда тебе девятнадцать, вопроса, откуда взять силы, просто не возникает! Нет необходимости искать источники вдохновения – они находят тебя сами. Потому что юный возраст диктует всё. То, куда направлены твои разум и сердце, гениальные люди, писатели, которые живут с тобой в одно время, великие артисты, которых видишь на сцене и с которыми имеешь счастье работать, – вот источники силы. И конечно, вера – вера тебя поддерживает всегда. Вера в высшее и вера в то, что в людях обязательно есть та творческая энергия, которая движет и тобою. Просто не нужно идти в политику, поддаваться на разные посулы земные, а отвечать только на запросы, приходящие по тайным каналам связи с высшей энергией. Когда тебе девятнадцать, то твоя душа – это светлый экран, и она моментально отзовется, когда придут сигналы из той системы, которую я называю черной энергией, или Единым, – а именно эта энергия управляет Солнцем, всеми светилами, она движет мир, наполняя нас всех энергией творчества.

– Отсюда ее и авторы черпают?

– Категорически да!

– Тогда спрошу в связи с этим: а каков уровень современной драматургии? Предлагают ли что-то стоящее современные авторы или все, кто вас вдохновляет, это писатели предыдущих эпох?

– В 1913 году эта черная энергия Единого, энергия, пробуждающее творческое начало в мире, проходила над Россией, и тогда она зарядила страну так, что появилась целая плеяда гениев! Начало XX века дало нам Марину Цветаеву, Осипа Мандельштама, Анну Ахматову и еще многих великих. Все великие творцы того периода более, чем кто бы то ни было, достойны того, чтобы их слышать, до-слышать, дать возможность зрителям услышать их прорыв и порыв. Именно поэтому я упорно ставлю их произведения у нас в театре все эти годы.

– Среди современников таких имен нет?

– Увы. Когда эта энергия проходила над Россией, случились и театральные вспышки, прорывы: Станиславский, Немирович-Данченко, Таиров, Евреинов, Мейерхольд. Тогда был и расцвет российского театра, и расцвет театрального пути Европы и мира вообще.

– Насколько совпадают театральные пути России и остального мира? И насколько театр зависит от публики и наоборот?

– Публика меняется под воздействием того, как меняется театр. Были эти творческие театральные вспышки в 1913 году, когда появились все великие режиссеры того времени. Их приход совпал с европейским театральным взлетом. Публика, конечно же, ощущала эти изменения, болефе того, театральные зрители в тот период и воспитаны были так, что могли чутко реагировать на творческие всплески. Гении театра, появившиеся тогда, не дали тогда русскому театру отстать от мировых процессов. Но потом это кончилось. И власть была ими недовольна, и между собой они жили недружно, в итоге все это исчезло после Второй мировой войны.

– Мир меняется, развлечения требуют от человека все меньше усилий для восприятия. Хватает ли сегодня серьезного искусства, настоящих театров, актеров и режиссеров?

– Сейчас, к сожалению, то время, когда энергия творческой вспышки находится в нулевой точке. Это норма любого энергетического процесса: всегда есть максимум и после него просто неизбежен минимум. Мы сейчас именно в такой точке, и когда сдвинемся с нее, пока никто сказать не может. В этом беда. Остается лишь ждать и стараться не допустить окончательного падения творческой потенции в мире, и в России в частности.

– В одном из интервью вы сказали, что никогда не кланялись власти. Но ведь таким образом можно заработать себе недоброжелателей, не так ли? Или некое противопоставление себя с властью – обязательный атрибут профессии режиссера?

– Шагать в одном ряду с теми, кто любим властью, не обязательный атрибут нашей профессии. Режиссер может идти рядом с теми, кто шагает в ногу, но не с ними вместе и даже не поворачивая головы в сторону марширующей массы. Творцы всегда одиноки на своем пути – это почти необходимое условие профессии.

– В искусстве речь всегда идет о любви. Но в сложные для общества времена на первый план выходили социальные и идеологические вопросы. Честно ли это, если искусство начинает откликаться на эти изменения и становиться идейным?

– Ни социальные, ни идеологические вопросы меня никогда не волновали. А волновали и волнуют только вопросы человека, его рождения, его вдохновения, его соединения с небом и с Богом – и соединения с проявлением Бога в другом человеке. Говорить о других соединениях мне неинтересно!

– Вы не раз говорили, что с большим удовольствием учитесь у молодежи. Как часто проходят просмотры в ваш театр?

– У нас каждый год проводится просмотр кандидатов в актеры – выпускники театральных вузов приходят показываться целыми курсами. И все лучшие ребята остаются у нас.

– У театральных мастеров не всегда теплые отношения с телевидением. Какие отношения у вас с ним?

– С телевидением у меня не только теплые отношения, а доверительные и очень нежные. У меня много телевизионных работ, есть несколько телеспектаклей, которые я снял специально для телевидения – например «Игроки», «История кавалера де Грие и Манон Леско». Показывают по телевидению и фильм «Вечерний свет», который я снял много лет назад. К тому же телеканал «Культура» в прошлом году великолепно снял наши спектакли «Федра» и «Служанки», в планах снимать еще – и я счастлив такому совпадению творческому!

– Вас называли и гениальным, и бесталанным, и провокационным, и бестактным. И тем, кто опередил свое время. Какой на самом деле Роман Виктюк?

– Когда человек думает, что он гениальный, талантливый, он моментально останавливается в развитии вне зависимости от того, шагает он в ногу с властью или нет. Если у него кончается соединение с небесной энергией – беда. А если он все время слышит небо и постоянно находится в состоянии исповеди, то он летит вперед. Другого пути нет!

– Каким должен быть хороший актер в вашем понимании?

– Хороший актер в первую очередь человек верующий и человек, трепетно служащий искусству. Служение искусству и небу сегодня редкость. Но со своими актерами я в таких отношениях, что они не могут не служить небу. Потому что у нас есть момент молитвы в каждом спектакле. Каждый спектакль есть ощущение очищения организма и праздника души.

– Когда-то вы мне сказали, что самая лучшая публика в Петербурге и Москве. Чем зритель двух российских столиц так уникален?

– Публика и в Москве, и в Петербурге действительно одна из самых лучших и чутких, потому что в обоих городах до сих пор еще остались следы прохождения творческой энергии, той самой гениальной вспышки начала XX века.

– В некоторых из ваших спектаклей мужчины исполняют женские роли. Эта театральная традиция уходит корнями в историю театра. Почему вы решили ее возродить?

– У нас женские роли мужчины играют только в тех постановках, где автор, как в «Служанках», настоятельно рекомендовал, чтобы эти роли играли именно мужчины. Либо там, где, как в «Саломее», мы объединяем автора и его героя единой театральной историей, понимая, что в какой-то степени прототипом героя автор послужил сам себе, описывая свои чувства, переживания, свою жизнь в каком бы то ни было метафорическом и метафизическом смысле.

– Взаимопонимание с публикой вы называете религией. Это и правда такой тонкий процесс?

– Да, религия это есть тот воздух и те энергетические потоки, которые сливают артистов и зрителя с небом. Причем независимо, какая конфессия – восточная ли религия или христианство. Любое соединение душ в творчестве, полет в небесное и слияние на том, высшем уровне есть религиозное действо.