0
4537
Газета Культура Интернет-версия

21.11.2019 19:54:00

Спектакль Ромео Кастеллуччи "Лебединая песня. D 744" показали в Москве

Шуберт и бездна

Тэги: фестиваль, сезон станиславского, ромео кастеллуччи, лебединая песня


257-8-3350.jpg
Градус трагического, прощального становится
все выше. Фото © Christophe Raynaud de Lage
/Международный фонд К.С. Станиславского
На фестивале «Сезон Станиславского» показали спектакль Ромео Кастеллуччи «Лебединая песня. D 744». Спектакль довольно старый – он был создан для Авиньонского фестиваля 2013 года, – но это тот случай, когда старый превращается во вневременной, вечный: Кастеллуччи говорит о чувствах через музыку и мастерство.

Режиссер сделал подборку песен Шуберта, только одна из которых входит в знаменитый цикл «Лебединая песня» (по классификации сочинений композитора номер D 957), название же спектаклю дал одноименный опус – D 744. Это – музыка Шуберта, на ее стороне блистательные Керстин Авемо и Ален Франко. А мастерство – великая француженка Валери Древиль, которую москвичи могут помнить по спектаклю Анатолия Васильева «Медея‑материал», который довольно давно игрался в Школе драматического искусства. (К слову, сам Васильев был на спектакле, а на соседнем кресле сидел Дмитрий Черняков)

Этот спектакль, минуя лабиринты химических приемов (в прямом и переносном смысле, когда в зал выпускают аммиак, метут костную муку или размывают текст на фонемы), обращается напрямую к чувствам зрителя: у кого‑то выступают слезы, кто‑то не скрывает смеха или раздражения (но таких, по крайней мере на московских спектаклях, куда меньше). Кого‑то трогает в тексте спектакля частная история, кого‑то – размышления о природе актерства, шире – о современном театре вообще.

Рояль спущен в зону партера, на сцене из мрака появляется певица, так, что лицо ее в круге света покажется последним – сначала нога, потом тело и руки. На ней строгий черный костюм, брошь на лацкане пиджака, тонкая нитка жемчуга – а-ля Маргарет Тэтчер. Те, кому повезло сидеть на первых рядах, наблюдают превосходную игру Керстин Авемо (и мы понимаем: то, что выглядит как концерт, им не является). Она растеряна, подавлена, ее робкая улыбка постоянно спадает. Музыкальный ряд Кастеллуччи выстраивает так, что градус трагического, прощального становится все выше: даже знаменитая «Серенада» (кстати, это единственный номер из цикла «Лебединая песня») звучит без привычного высветления минора, исполнители, напротив, подчеркивают его глубину.

Певица неловко кивает в ответ на аплодисменты между песнями, неловко теребит юбку, вдруг она словно видит кого‑то внизу и машет ручкой, еле сдерживая слезы. До тех пор, пока не разрыдается прямо на глазах у зрителей. Дважды она прервет вступление пианиста – и допеть до конца сможет, лишь повернувшись спиной к залу, уйдя, как и появилась, в темноту – сначала исчезает лицо, потом тело. Больше она не повернется. (Здесь надо сказать о потрясающем ансамбле певицы и пианиста Алена Франко, которые даже на расстоянии в десятки метров идеально чувствовали друг друга.)

От следующей песни – «Колыбельной» – у зрителя перехватывает дыхание, его подозрения обретают самую трагичную форму: объясняется и черный наряд, и поведение героини.

В какой‑то момент у артистки появляется тень (надо отметить, что работа со светом здесь феноменальна), которая во второй половине спектакля обретает «лицо» Валери Древиль. Она проговаривает текст последней песни («Прощание») и двигается, словно пытается найти им выражение в движениях, телесную форму. В какой‑то момент она замечает зрителей и превращается в разъяренную фурию: кто вы, что вы здесь делаете, что вы смотрите на меня, зачем, зачем, что я вам такого сделала (все это сдобрено ругательствами)? Она в исступлении бросается на пол, стягивает, словно кожу, зеркальный линолеум сцены, всполохи холодного, как в операционной, света прорезают кромешную тьму, а неимоверный резкий грохот – тишину очумевшего зала. Успокаивает ее лишь музыка – запись той самой песни «Прощай». «Ведь я всего лишь актриса, я актриса, понимаете?» – почти проплачет она перед тем, как свет погаснет. Что это? Разговор о театре, о его невидимой стороне, о лаборатории артиста, сакральном месте, которое должно оставаться тайным? Или визуализация той невыносимой и невыразимой боли, которую испытывала певица? Сам Кастеллуччи в одном из интервью говорит, что актриса показывает нам пропасть, открытую музыкой.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Гамлет из Тибета задается вопросом "Жить или умереть?" вместо "Быть или не быть?"

Гамлет из Тибета задается вопросом "Жить или умереть?" вместо "Быть или не быть?"

Галина Коваленко

Спектакль драматического театра из автономного района Китая показали на фестивале "Балтийский дом"

0
1373
Шедевры для уцелевших. В Нижнем Новгороде завершился фестиваль "Современная музыка"

Шедевры для уцелевших. В Нижнем Новгороде завершился фестиваль "Современная музыка"

Владимир Дудин

0
2854
Музыкальные исповеди и откровения фестиваля "Современная музыка"

Музыкальные исповеди и откровения фестиваля "Современная музыка"

Елена Черемных

0
3178
Чудо движения

Чудо движения

Юрий Татаренко

О жизни стихов в моменте, тихом следе поэта и чувстве сопричастности

0
3974

Другие новости