Владимир Дудин
|
|
Владимир Юровский и Госоркестр – нечастые гости Северной столицы. Фото Станислава Левшина предоставлено пресс-службой Санкт-Петербургской филармонии |
В год своего 100-летия старейшая филармония страны, как и два главных юбиляра – 250-летний Бетховен и 180-летний Чайковский, попала в крайне непростые условия. Нарушились все репертуарные планы, отменилось множество важных концертов, включая и летний фестиваль «Музыкальная коллекция», и зимний фестиваль «Площадь искусств», к которому за 20 лет его существования привыкли примерно так же, как к Рождеству и Новому году. Но никаких особых сверхусилий по переламыванию ситуации и усиленному поиску выхода из нее, возможностей «доставки» зарубежных исполнителей филармония решила не предпринимать. Покорившись обстоятельствам и отдавшись на волю случая, афиша заполняется своими артистами и теми, кого Бог пошлет, надеясь на возможный вариант концертов-дублей с соседней Москвой. При этом маэстро Юрий Темирканов до сих пор так и не вышел к заслуженному коллективу, как говорят, по состоянию здоровья, отдав на время бразды правления Николаю Алексееву, который открывал сезон вместе с пианистом Николаем Луганским, оказавшимся в этот период одним из самых востребованных солистов. К этому же симфоническому коллективу за пульт выходил Василий Синайский. Дмитрий Лисс дирижировал вторым филармоническим коллективом – Академическим симфоническим оркестром, в программе концерта которого была музыка Чайковского. А между тем в вотчине маэстро Лисса в Свердловской филармонии скоро пройдет единственный в стране «Бетховен-фест» с участием самых настоящих европейских музыкантов, а это значит: если очень захотеть, то все возможно даже в такое невозможное время.
К большому счастью, в Большом и Малом залах филармонии Филармоническое общество Санкт-Петербурга под началом Бориса Леонидовича Березовского сумело провести международный фестиваль камерного исполнительства «Серебряная лира», который в этом году получился правда исключительно российским. Его при полном аншлаге открывал в Большом зале концерт Молодежного камерного оркестра под управлением Ярослава Забояркина. Вместе с Полиной Осетинской они исполнили ре-минорные концерты Баха и Моцарта, а также симфонии Гайдна и Мендельсона. Фестиваль, задававшийся целью знакомить российскую публику с искусством камерных ансамблей Европы, в этот раз представил картину, творящуюся в петербургской камерно-инструментальной культуре. Оказавшиеся в состоянии вполне прилично заменить зарубежные коллективы, российские музыканты показали, что после золотого века ленинградской камерно-музыкальной культуры сегодняшнее поколение отличается скорее всего лишь добротным ученичеством, выдерживанием среднеакадемического стиля, но не более, и это очень печально. Зарубежные симфонические коллективы теперь тоже только снятся, а с уходом Мариса Янсонса и вовсе непонятно, кто и когда сюда сможет их привезти. Зато у российских оркестров появился шанс подтянуть уровень.
В Большом зале в октябре в цикле «к 100-летию» выступил и Российский национальный оркестр под управлением Михаила Татарникова с солистом Михаилом Плетневым. Эстафету принял ГАСО под управлением дирижера Владимира Юровского, который неспроста так демократично вышел с музыкантами этого оркестра. Он взял на себя удар извинительно-оправдательно объясниться перед петербургской публикой и рассказать, что его визит в Россию был под угрозой из-за того, что на паспортном контроле отказались считать действительным его тест, который оказался не в распечатанном, а в электронном виде. И потому все дальнейшее, включавшее минимум репетиций, носило характер экстремальный. Вместо полноценной версии «Зигфрид-идиллии» Вагнера прозвучала версия камерная, которая, по напоминанию Владимира, имела место в реальности. Композитор преподнес ее в качестве подарка на день рождения второй жене Козиме после рождения сына Зигфрида в 1869 году, впервые исполнив на лестнице их виллы в Трибшене рождественским утром 25 декабря 1870 года ансамблем цюрихского оркестра Tonhalle. Музыкантам ГАСО не хватило времени для оттачивания тонкостей камерного стиля, чтобы музыка переливалась всеми красками утра нового дня, хотя маэстро Юровский пытался все недостатки обернуть достоинствами, усердно микшируя звучание и делая его более интимным. После этой розово-лазурной идиллии случился большой фрагмент из «Гибели богов», заключительной оперы тетралогии, и Седьмой симфонии Бетховена. Так, обратное движение – от Вагнера с его апокалиптическими видениями к Бетховену с его танцевальным ликованием – было задумано маэстро, решившим дать уже своим, а не вагнеровским современникам надежду взамен отчаяния. Сопрано Светлана Создателева, приглашенная Юровским исполнить монолог Брунгильды, дебютировала дважды: и в этой партии, и на сцене Большого зала филармонии. Певица с богатым послужным списком, в котором можно обнаружить и Ренату из «Огненного ангела» Прокофьева, и Абигайль из «Набукко» Верди, и Катерину из «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, должна была слушаться органично и в Вагнере. Певица успела показать свой отточенный, сфокусированный европейский вокал, умно звучащее слово, осмысленную эмоцию. Но, не успев отстроить баланс, оркестр отчаянно заглушал ее, и в этой ситуации маэстро решил спасать оркестр, а певицу отдать в жертву, как, собственно, отдал свою дочь и верховный бог Вотан, лишив навсегда небесного покровительства. Однако кто знает, не сделал ли изощренный интеллектуал Владимир Юровский этот трагический сюжетный ход тетралогии акцентом своей интерпретаторской концепции, бросив сопрано в мощное оркестровое пламя, ведь первые строки монолога «Starke Scheite schichtet mir dort» и переводятся так: «Там на Рейне сложите вы мне у самой воды костер! Ярким снопом пламя взлетит, что прекрасный прах лучезарного героя сожжет!» Слушать оркестр было невероятно захватывающе, маэстро чутко следовал поворотам слов, создавая зримые, осязаемые, остро ощущаемые образы стихий, надвигающихся на землю.
Мрак вагнеровских страхов и предчувствий вмиг рассеял ищущий света Бетховен. Седьмую симфонию, насквозь пронизанную танцевальными ритмами, Юровский дирижировал так, будто сочиняет на ходу, чем вдохновенно показал процесс рождения шедевра. Знаменитое Allegretto, построенное как тема с вариациями, превратилось в симфонию внутри симфонии. Открытость бетховенской формы яснее всего была явлена в третьей части, представленной как творческая лаборатория композитора, бесстрашно изобретающего механизмы владения пространством и временем на пути к счастью и свободе человечества. А финал прозвучал уже как бесшабашный, местами дурашливый марш, хулигански пародирующий торжественное официозное шествие.
Санкт-Петербург
комментарии(0)