Невероятное запустение царит в этой «Чайке». Фото с сайта www.rainbowfest.spb.ru
В Санкт-Петербурге прошел XXI международный театральный фестиваль «Радуга». Одним из его участников стал Тверской театр юного зрителя со спектаклем «Чайка».
Эстетика постдраматического театра пришлась по вкусу не только театрам всего мира, но и публике. Многие создатели спектакля используют привычный, много раз апробированный арсенал средств: осовременивание классики, в большинстве случаев ограничиваясь костюмами, частым использованием воды, наличием ванны в интерьере, видеорядом. Все это имеет место в спектакле «Чайка» Тверского театра юного зрителя в постановке Вероники Вигг, режиссера, получившей профессиональное образование в Англии, живущей там и часто ставящей в Европе. Она с трепетом относится к этой пьесе Чехова, считая ее «пьесой-ловушкой», стремясь «разглядеть в каждом герое симпатичного и близкого нам человека», хотя трактовка некоторых персонажей резко расходится с этим утверждением.
Художник-постановщик Дмитрий Горбас и художник по свету Александр Рязанцев сделали все, чтобы спектакль соответствовал режиссерскому замыслу. Старый дом в стиле «архитектуры» дач советского периода с протекающей крышей и тазами, куда капает вода. Ванная комната со старой ванной переходит в жилую комнату, назовем ее гостиной. В ней находится и «колдовское озеро», которое заменяет сценический люк, заполненный водой. Все «выстреливает», как то самое чеховское ружье. Дорн ныряет в озеро, Аркадина над ванной моет голову, ей поливает почему-то Сорин, в последней сцене в ванну прыгнет Нина, топча ее дно резиновыми сапогами – шла пешком по грязи. Время от времени возникает видеоряд с прекрасным садом, где в белой рубашонке бродит мальчик с льняными волосами – возможно, Треплев в детстве.
Спектакль начинается, сопровождается и заканчивается песней Ольги Чикиной «Белый сад», в которой бесхитростно и трогательно поется о быстротечности жизни. Сад рождает ассоциации и с последней пьесой Чехова «Вишневый сад», равно как работник Яков и его таинственный двойник с персонажем этой пьесы Яшей. Оба актера (Иван Жамойтин и Сергей Грищенко, играющий в другом составе Треплева) убедительны. Такой прием характерен для постдраматического театра и свидетельствует о логике режиссера.
Чеховские персонажи Аркадина, Треплев, Тригорин, Нина – люди творческие. Воля режиссера – интерпретировать их как людей талантливых, бездарных или неудачников, но в любом случае занимающихся искусством. Менее всего это относится к трактовке образа Аркадиной (Татьяна Романова). Она удивительно вульгарна, ничто не говорит о том, что она актриса. Конечно, она тщеславна – что стоит только «Как меня принимали в Харькове!». Однако прежде чем она стала знаменитой актрисой провинциальной сцены, Аркадина служила на казенной сцене, в императорском театре – в Александринском в Петербурге или в Малом в Москве. Пьеса осовременена, и, возможно, она играла в одном из академических театров и вряд ли была столь далека от творчества, как нам ее показали. Так решали в некоторых тюзовских спектаклях в советские времена отрицательных учительниц. Работавший в Калининском ТЮЗе Роман Виктюк называл это «тюзятиной». Вероника Вигг такой трактовкой принижает противоречивый образ, созданный Чеховым, у которого никогда быт не затмевал бытие.
Назначение на роль Нины Дарьи Астафьевой, что называется, в яблочко. Она экспрессивная, нервная, думающая молодая актриса и могла бы обойтись без привычных штампов, часто присущих современным трактовкам девушки-чайки. Режиссер самовольно заменяет чеховскую реплику в монологе Нины о ее призвании, в котором она говорит о счастье быть актрисой: «…пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной», вызовом современной старлетки: «…чувствую себя прекрасно!!!»
Невнятен и как писатель, и как сын, жаждущий материнской любви, Треплев (Дмитрий Федоров). В нем не чувствуется творческого начала. Решение образа Тригорина (Андрей Иванов) значительно интереснее – он умен, интеллигентен, временами ощущается сложность его натуры. Понятно его увлечение Ниной. Признание о трудной, иногда мучительной жизни писателя, которое он делает Нине, актер пропускает через себя, и это один из самых удачных эпизодов спектакля. В образе Дорна (Михаил Хомченко) чувствуется Чехов: актер создал тип именно чеховского врача: ему не мешают ни ванна, ни вода, ни ныряние в озеро-люк. Это человек профессионального долга, хорошо воспитанный и потому терпимый и деликатный по отношению к Полине Андреевне (Ольга Лепоринская). Странно, что этот характер решен, как характер Достоевского. Полина Андреевна – страстотерпица, униженная и оскорбленная. Это несвойственно поэтике Чехова, как и жесткое отношение к ней ее мужа Шамраева (Виктор Дегтярев), в сценах с ней напоминающего Федора Павловича Карамазова, хотя в других сценах он вполне чеховский персонаж, недалекий, грубоватый тип. Маша (Надежда Мороз) – юная, искренняя, и симпатичный недотепа Медведенко (Роман Клоков) существуют в ансамбле друг с другом и партнерами.
Нельзя не отметить, что в Петербурге спектакль имел большой успех. Чехов любим во всем мире, и «Чайка» на афише Тверского театра юного зрителя – событие, и потенциал для совершенства спектакля, бесспорно, имеется.
Санкт-Петербург
комментарии(0)