"Горе от ума": Чацкий ушел, а карета осталась

Фамусовское общество вездесуще, и сбежать из него невозможно. Фото с сайта www.ramt.ru

В постановке Алексея Бородина хрестоматийная карета находится на сцене с самого начала как привычный атрибут московской улицы XIX века. Падает снег, Петрушка нарезает круги на коньках, пока мирно почивает барин. Одним словом, идиллия, да еще и с фантастически красочной световой партитурой от Нарека Туманяна. Как любой читатель комедии Грибоедова, ты думаешь о том, что художник Станислав Бенедиктов заботливо приготовил карету специально для главного героя и что в финале она увезет его «вон из Москвы». Как бы не так.

Явление Чацкого народу не лишено оригинальности: Александр Андреевич врывается в спектакль с верхней ложи, стряхивая снежинки с рукавов. С поднятым воротником, в черном развевающемся одеянии, Максим Керин похож на встрепанную птицу, которую ветром перемен занесло в дом Фамусова. Он не падает кубарем с небес на землю, а неспешно спускается по белой лестнице, наигранно шутит и видит, что Софья к нему равнодушна. Так же медленно он будет оставлять свои иллюзии о том, что девушка его по-прежнему любит, и мучительно искать, кто же покорил ее сердце. Трактовка образа главного героя созвучна той, что предложил Иван Гончаров в критической статье «Мильон терзаний», поэтому любовный конфликт здесь важнее конфликта между веком нынешним и веком минувшим. Чацкий клеймит высший свет от раздражения и досады: он не понимает, почему Софья к нему остыла, и решительно не хочет верить, что его место занял кто-то другой.

С Фамусовым Александр Андреевич встречается как старый добрый друг. В постановке Бородина этот герой получился настоящим светским львом: импозантный Алексей Веселкин притягивает внимание безукоризненной осанкой и легкой развязностью. Складывается впечатление, что в прошлом он был таким же пылким и язвительным, как Чацкий, а затем остепенился и бросил свои увлечения, как старый юношеский сюртук. Да, к слову, о костюмах. Фамусов – истинный франт: одевается он всегда стильно, а по совсем особым случаям – таким, как прием Скалозуба (Александр Рагулин), – примеряет и красный пиджак. Моложавый и полный сил, Павел Афанасьевич порывисто обнимает Лизу (Дарья Семенова) и вообще чувствует себя хозяином жизни. Но даже он «сгибается вперегиб», предлагая генералу такую длинную софу, что на ней без труда можно уложить нескольких человек. Весь зрительный зал превратился в особняк, поэтому Фамусов, как и другие герои, свободно спускается со сцены и поднимается обратно – что важно – тоже по белым ступенькам, но эти боковые лестницы по масштабу с лестницей Чацкого, конечно, несопоставимы.

Софья в исполнении Ирины Таранник – приземленная девушка из богатой семьи. Не чувствуется в ней ни симпатии к Александру Андреевичу, ни мечтательности. Он пытается заставить ее ревновать и лихорадочно танцует с княжнами под нервное кружение фортепиано, подхваченное оркестром (музыка Натали Плэже и Алексея Кириллова), но даже и это не помогает. Софья искренно влюблена в человека, который тоже взбирается по лестнице, но – по карьерной. Даниил Шперлинг в образе Молчалина противоположен Чацкому во всем, начиная от идеального делового костюма и заканчивая нагло-вежливым выражением лица. Актер со вкусом играет неподражаемого лицемера: вся фигура Молчалина являет услужливость, но, когда героя никто не видит, он дает волю животной страсти и пристает к горничной.

Все то время, пока в доме выясняют отношения, на фоне продолжает стоять карета. Ее иногда загораживают стенами, а иногда выкатывают вперед и прямо в ней передают друг другу свежие сплетни. В конце вечера герои осаждают карету со всех сторон и громко обсуждают сумасшествие Чацкого. Софья единственная, кто остается в стороне и присаживается на авансцену рядом с «помешанным», чтобы снисходительно выслушать его монолог про французика из Бордо. Гости разъезжаются: по очереди они заходят в карету, а потом исчезают за кулисами. Экипаж подают всем, кроме Чацкого. Сбежать из фамусовского общества не получится, потому что оно вездесуще. Финальный монолог Александр Андреевич произносит уже на лестнице. Несчастный спотыкается и едва не падает, с трудом преодолевая каждую ступеньку. В этот момент вспоминается лестница из фильма «Тот самый Мюнхгаузен», потому что Чацкому Максима Керина осталось выбраться только в небо. Полагаю, на последнем дыхании он вполне мог бы повторить вслед за бароном Олега Янковского: «Умное лицо – это еще не признак ума, господа».