Юсиф Эйвазов: "Полгода работы на телешоу "Маска" открыли для меня новые грани сценического сумасшествия"

Юсиф Эйвазов и Анна Нетребко в спектакле «Турандот» на фестивале Арена ди Верона. Фото с сайта www.arena.it

Один из самых сильных оперных теноров современности Юсиф ЭЙВАЗОВ выступил на легендарном фестивале в Арена ди Верона и готовится к премьере оперы «Тоска» Пуччини в постановке Микаэля Штурмингера на Зальцбургском фестивале. Певец рассказал музыкальному критику Владимиру ДУДИНУ о том, что ему сегодня интересно и почему важно неустанно искать себя.

– На знаменитом фестивале в Арена ди Верона в этом году вы выступили в нескольких операх – в «Паяцах» Леонкавалло и «Сельской чести» Масканьи в один вечер, а в «Турандот» с Анной Нетребко исполнили главные партии. Как живет сегодня некогда легендарный фестиваль, в историю которого вошло и имя Марии Каллас?

– Могу с уверенностью сказать, что с тех пор, как Чечилия Гасдиа стала интендантом Арены ди Верона, жизнь фестиваля преобразилась. Чечилия сама певица, потрясающий человек, большой друг, я знаю ее много лет. Все самые востребованные звезды оперного мира стремятся приехать туда каждый год. У меня это был уже седьмой сезон с момента дебюта на веронской сцене, где ежегодно я пою один-два спектакля, чувствую себя там как в родном доме. И Аня полюбила Верону всем сердцем, хотя и не сразу, мне пришлось ее несколько лет уговаривать выступить там хотя бы раз. В прошлом году, когда большинство театров в Европе было закрыто, мы согласились приехать туда и спеть концерт без гонорара в поддержку Арены. Да, реальность там не очень простая, работать непросто, бывает душно, жарко, влажность, дожди, но оно того стоит. Магия Вероны неповторимая. В следующем году я дебютирую там в партии Хозе в «Кармен», спою в новой постановке «Аиды», а Аня споет в «Набукко». Мы решили каждый год выступать в этом чудесном, потрясающем месте.

– Как голос чувствует себя там в условиях природной акустики?

– Лично мне там было всегда акустически удобно. Этот амфитеатр рассчитан на большие голоса, которые там прекрасно слышны. Но безусловно, надо привыкнуть к акустике, быть аккуратным, не орать, а петь своим голосом, и все будет хорошо.

– Минувший сезон оказался для вас богатым на события, главное из которых едва ли не затмило все ваши оперные триумфы, – участие в проекте «Маски» на НТВ в костюме ламы.

– Да, у моей ламы теперь больше фанатов, чем у Юсифа.

– Этот образ вам предложили авторы программы?

– Было несколько образов на выбор, среди которых, например, белый орел, заяц. Ну какой из меня заяц? Мне нужен был персонаж, который бы никак не ассоциировался с моей сущностью. Костюм ламы с хвостом почему-то никто не хотел брать, мне стало ее жалко, и я решил, что я возьму. Задерживаться в этом шоу я не собирался, прекрасно понимал, что лишь кайфану, выполню все задания, но вылечу где-нибудь в середине и сниму маску. Вначале участникам было сказано, что особо старательно петь не надо, нас просили только изображать. Мой голос в этом проекте был одним из немногих, который обошелся без тюнинга. Хрипы и сипы в «Я люблю тебя до слез» я делал своим голосом, без дополнительных эффектов. Все шло очень неплохо. Но когда после третьей или четвертой передачи я понял, что участники все же стали петь по-настоящему, выдавать максимум того, что умеют, я вступил в конкурентную борьбу. А петь я, как известно, тоже могу. Я стал искать интересную песню, подбирая разный репертуар, что-то мне подсказывали музыкальные продюсеры. Но я изначально предупредил, что абсолютно открыт любого рода безумствам. И получилось очень круто. Моей главной песней стала SOS d’un terrien en détresse («SOS землянина в отчаянии») Мишеля Берже. Этот период оказался самым запоминающимся в моей жизни. Мир телевидения и телевизионных шоу удивительный, но процесс подготовки шоу – очень тяжелая профессия, намного сложнее, чем опера.

– Ваши оперные фанаты наверняка заволновались, испугавшись, что потеряют любимого тенора, которого так не на шутку соблазнила эстрада.

– Вопросы, конечно, были и у меня, тем более что я начал планировать кроссовер-концерты, авторские проекты с Максимом Фадеевым, встречался с Александрой Николаевной Пахмутовой, говорил с Игорем Николаевым, поскольку озадачен поиском хорошего, красивого песенного материала, но не попсы. Я – тот, кто идет за голосом. Мне интересны песни, для которых нужен настоящий голос, не просто ути-пути. На российской эстраде очень давно не появлялось песен, которые поются голосом. А люди истосковались по такой музыке. Пусть их охмуряет Моргенштерн, но, когда смотришь статистику поисков в YouTube, понимаешь, что люди ищут хиты прошлого, песни Аллы Борисовны, которая пела голосом. Сегодня такого очень мало. Я хочу попробовать эту нишу заполнить, сделав ставку на авторский репертуар, на новые песни.

– Но существует мышечная память, которая в самый неподходящий момент вдруг изменит на оперной сцене? Как будете выстраивать баланс?

– Для меня есть два важных вопроса. С одной стороны, для меня ничего не стоит спеть песню, поскольку есть и диапазон, и техника, и полное владение голосом. Я привык петь без микрофона, поэтому в студии перед микрофоном будет лишь 25% от того, что я обычно делаю в оперном театре в плане усилий. Сложность заключается в том, что в опере ты можешь себе позволить петь иногда немного на автомате, под воздействием определенного настроения, главное, следить за ровностью звукоизвлечения. Взял си-бемоль – и все счастливы. В эстраде такого быть не может, там нужно проживать песню. У тебя всего четыре минуты, за которые недостаточно просто пропеть «Как молоды мы были». Это должно тронуть большую слушательскую аудиторию.

– Но ведь и опера стоит на том, что тоже стремится до глубины души растрогать слушателей.

– Согласен, но для этого певцу дается три с половиной часа. Поешь ты Радамеса, и даже если где-то вдруг случайно не тронет, ничего страшного не случится: тронет позже. А в эстраде только красивого звука недостаточно.

– Эти 25% не скажутся ли на оперном голосе?

– Думаю, что нет. Мне 44 года. Если бы я заинтересовался эстрадой в 24, был бы риск. Да и песни я выбираю не попсовые, а те, которые поются голосом. Да, другой манерой, но, в конце концов, для этого я и работаю. К тому же у меня все это получается без проблем, а далеко не все оперные могут петь эстраду.

– Многие оперные, может быть, и пели бы, но не рискуют потерять репутацию.

– Я не боюсь потерять репутацию. У меня она такая, что ее уже давно пора испортить. Мне абсолютно все равно, что будут говорить. В опере сложно выйти на определенный уровень профессионализма – на это уходят годы, но если ты уже вышел, то это надолго. Оперу я пою, и пою хорошо.

– И хотелось бы, чтобы вы пели ее как можно дольше.

– Конечно, буду. Сегодня в оперном мире у меня не так много конкурентов. Вряд ли 50 таких, как я, теноров поют по всему миру. Единственное, что может быть не совсем хорошо, это если я отправлюсь в тур с эстрадными концертами на полгода, а потом вернусь петь Радамеса. Но я не собираюсь бросать оперу. Я люблю свою профессию, но, возможно, мне стало в ней немного скучно.

– Может быть, пора начинать взаимодействовать с прогрессивно мыслящими режиссерами?

– Может быть. Полгода работы на шоу «Маска» открыли для меня новые грани сценического сумасшествия. Может, я действительно пересмотрю свое отношение к современным постановкам. Но режиссеру недостаточно просто поставить на сцену унитаз, он должен меня подробно мотивировать, убедить, что его новая история что-то собой представляет. У меня очень много планов в опере. Новый сезон обещает быть очень насыщенным, будет много интересного. Я вернусь к партии Отелло, наконец, спустя очень много лет выступлю в Неаполе в Сан-Карло на открытии сезона в ноябре. Партию Отелло я буду делить с Йонасом Кауфманом.

– Вы с ним друзья?

– Конечно, мы знакомы. Сегодня Йонас намного более дружелюбен, расположен к общению. Раньше такого не наблюдалось, может быть, из-за каких-то сложностей в жизни. Он очень приятный человек, мы много общались в Неаполе, где он пел в «Тоске», а я – в «Аиде». В декабре спою в «Бал-маскараде» Верди впервые в Дойче Опер в Берлине.

– Вот там точно придется столкнуться с пикантностями современной режиссуры.

– Да, думаю, там будет что-то замороченное. А в январе-феврале 2022 года спою в «Пиковой даме» в Лисео в Барселоне в новой постановке. Испания для меня сложный рынок: и публика, и критика ко мне несколько равнодушны. Но это их проблемы.

– А какая критика вас очень любит?

– Американская, как ни странно, и английская тоже после «Силы судьбы» Верди в Ковент-Гардене. Но я же не читаю критику. Я сам все про себя знаю, что сделал хорошо, а что плохо, что у меня никогда не получится, я тоже знаю. Я вернусь в Ла Скала с «Адрианной Лекуврер» в марте. С «Тоской» мы с Аней появимся в следующем сезоне в Мадриде и совсем скоро – на Зальцбургском фестивале.

– Следующий сезон ознаменуется еще и большим юбилеем вашей жены?

– Да, намечено много пышных событий, состоится большой тур по России, который переносился. Будет большой концерт в Кремле, куда приглашены все друзья Ани, с которыми она пела. В Петербурге тоже что-то будет. Год обещает быть насыщенным.