Владимир Дудин
Михаил Татарников утверждает, что «Пиковая дама» – всегда очень тяжелый спектакль. Фото Ludwig Olah / Semperoper Dresden
В Опере Земпера в Дрездене состоялась премьера «Пиковой дамы» Чайковского в постановке Андреаса Дрезена. Музыкальным руководителем выступил российский дирижер Михаил ТАТАРНИКОВ, а в партии Графини дебютировала выдающаяся немецкая сопрано Эвелин Херлициус. Михаил Татарников рассказал музыкальному критику Владимиру ДУДИНУ о многослойности партитуры Чайковского, которая «посложнее Вагнера будет», своей путеводной звезде и Графине, напомнившей ему англо-французскую бабушку.
– В разные годы вы дирижировали в Европе «Снегурочку» и «Псковитянку» Римского-Корсакова – в постановке Дмитрия Чернякова в Париже и Дэвида Паунтни в Лондоне, очередь дошла и до «Пиковой дамы» Чайковского, поставленной Андреасом Дрезеном в Земперопере в Дрездене. Вас ценят там как эксперта по русской опере?
– Да, и я очень рад, что мой дебют в Земперопере состоялся именно в «Пиковой даме», это мой долгожданный контракт. Особые ожидания связаны с историей семьи. Мой дедушка Джемал Далгат, дирижер Ленинградского театра оперы и балета им. С.М. Кирова, больше полувека назад дирижировал в Дрездене «Пиковую даму» и «Евгения Онегина» Чайковского. Со временем я понимаю, что чем дальше, тем больше он становится для меня путеводной звездой. Сегодня там не осталось тех, кто его помнит, страна, в которой он выступал, тоже изменилась. Но я здесь чувствую прекрасное отношение ко мне, великолепную атмосферу. Кстати, 12 лет назад в этом же театре я дирижировал с Российским национальным оркестром Вторую Рахманинова, написанную им в Дрездене, и с Вадимом Репиным играл концерт Чайковского.
– «Пиковая дама» в Германии – на родине так называемой режиссерской оперы наверняка получилась на злобу дня?
– Мы живем в свое время, видим то, что видим, читаем новости, поэтому ожидать, что здесь появится постановка «как у Темирканова в Мариинском театре», было бы наивно. В дрезденской премьере это получилось и не вопиюще современно, но и не так исторично, как будто немного вне времени. Но, безусловно, в спектакле есть эпизоды, в которых так или иначе отражены коллизии сегодняшней напряженной повестки. Настоящий художник ведь не может не откликаться на происходящее, да и публикой некоторые моменты в спектакле не могут восприниматься вне контекста времени. Но помимо нашей напряженной ситуации в самой опере есть немало моментов, связанных с общечеловеческими ценностями, вступающими в острый резонанс с современностью. Должен сказать, что Андреас Дрезен – режиссер замечательный, он дал раскрыться музыке во всей ее полноте.
– Вы с ним сотрудничаете впервые. Быстро нашли общий язык?
– Я убежден, что дирижер с режиссером должны начинать встречаться как можно раньше, хотя бы по скайпу. В свое время, когда я делал «Чародейку» в Вене с Кристофом Лоем, летал обсуждать ее к нему в Мюнхен. Главное – установить первоначальный контакт. Разные случаи бывают, конечно, но когда дирижер приезжает за неделю до премьеры, никого не видев, ни с кем ни о чем не говорив, когда уже все поставлено, вряд ли можно ожидать большого успеха на премьере. Режиссеру контакт с дирижером, без которого он неизбежно будет чувствовать себя немного покинутым, даже если есть хороший ассистент, очень нужен. С режиссером Андреасом в Дрездене при первой встрече мы обнялись так, будто были давно знакомы, потому что прежде активно переписывались. Он, как и многие другие режиссеры в опере, боялся хоровых сцен в силу ряда причин. Во-первых, с хором действительно надо уметь работать, во-вторых, время репетиций строго регламентировано, и нужно быть предельно концентрированным, чтобы добиться желаемого результата. По мелочам мы что-то корректировали, но благодаря контакту было полное взаимопонимание. Мы исполняем эту «Пиковую даму» с незначительными купюрами, и, честно говоря, я впервые дирижировал такую полноформатную версию.
– Когда вам достается премьерная постановка, вы пользуетесь шансом, чтобы сказать что-то новое в музыкальной интерпретации?
– Безусловно, я использую возможность открывать что-то новое в партитуре, при том что я очень хорошо знаю «Пиковую даму», много ее дирижировал. Но впервые мне предоставилась роскошь поработать над ней целых два месяца. Я попросил, чтобы мне отпечатали здесь новую чистую партитуру, потому что моя давняя личная испещрена пометками из разных постановок. Оркестр в Дрездене впервые играет эту оперу, поэтому я часто ловил себя на мысли, что слышу какие-то новые подголоски, иногда очень странные, а иногда очень интересные, на которые в России не обратишь внимания в силу замыленности взгляда. Вообще признаюсь, «Пиковая» – всегда очень тяжелый спектакль, как бы хорошо ты ее ни знал, он выматывает: настолько опера насыщенная, концентрированная, внутри столько всего происходит, и ты не можешь, как бы ни старался, поберечься. «Пиковая» не такая уж длинная, но иногда проще продирижировать пять часов Вагнера, чем эту оперу Чайковского, о чем смею заявлять с полной уверенностью, потому что дирижировал Вагнера, в том числе «Тристана». Замечу, что «Пиковая дама» кажется публике намного более понятной, в отличие от того же «Евгения Онегина», который ставится на Западе чаще, а суть его далеко не всем ясна.
– Для опероманов главным магнитом в этой премьере вне всякого сомнения является немецкая сопрано Эвелин Херлициус, которая гремела прежде своими выдающимися экстраординарными трактовками партий Электры, Брюнгильды или Изольды. И вдруг старая русская Графиня. Как вы думаете, почему она решилась на эту партию?
– Эвелин Херлициус – великая актриса, она с самого начала «забирает». В моей карьере Графинями в «Пиковой даме» были и Елена Образцова, и Ирина Богачева, мне есть с кем сравнивать, но Херлициус совершенно другая, более колючая, что ли. Поначалу мне хотелось ее переделать, подправить произношение, на каком-то этапе мне это даже удалось. Но потом я решил отойти от влиятельного образа Елены Васильевны, последние спектакли которой остались в моей памяти яркими явлениями навсегда, и взглянуть по-новому – и понял, что это тоже убедительно. Графиня у Эвелин – более французская бабушка. Моя англо-французская 95-летняя бабушка в Лондоне говорит с акцентом, так вот Херлициус мне ее очень напомнила: тоже такая строгая, при этом очень образованная, да и в ту пору все аристократы говорили по-французски. В первую очередь самой Эвелин это интересно. Какой бы маленькой ни была партия Графини в сравнении с Лизой, певица всегда получает чуть ли не больше всех аплодисментов, а это, поверьте моему опыту, очень важно для любого певца. И в этой маленькой роли, где есть и песенка, и сон, и воспоминания, и мечты, можно сделать шедевр, прожить свою маленькую жизнь на сцене.
– Среди исполнителей дрезденской «Пиковой» есть и литовская сопрано Вида Микневичюте (Лиза), и шведский баритон Джон Лундгрен (Томский), и русский Герман (Сергей Поляков) – как вам дались уроки оперной дипломатии?
– Не могу сказать, что я ехал сюда в полной уверенности, что все будет настолько хорошо. Я старался сделать все для того, чтобы театр выпустил великолепный спектакль, но и в театре все делали для этого всё, я попал в атмосферу тотальной доброжелательности со всех сторон. На первом сборе труппы, знакомясь с Видой, начав говорить с ней по-английски, услышал от нее тут же: «Пожалуйста, можно по-русски». Она оказалась приятной и веселой в общении, на все мои дирижерские незначительные замечания реагировала изумительно легко. Вообще я страшно доволен работой всех без исключения, хор и оркестр на моих глазах влюблялись в эту оперу Чайковского, разделяя в финале общий успех. После премьеры вышла сногсшибательно восторженная критика, где красной нитью читалось, что мир немыслим без русской музыки и русских музыкантов.
