Марина Гайкович
Коллектив Большого тепло простился с Владимиром Уриным. Фото агентства «Москва»
1 декабря сменилось руководство Большого театра: кресло директора занял Валерий Гергиев, Владимир Урин ушел, как объявила Татьяна Голикова, по собственному желанию. Коллектив – на встрече присутствовали руководители ключевых отделов театра – поблагодарил своего руководителя овацией.
Понятно, что никакого желания покидать театр у Владимира Урина не было, как и не было очевидных причин у чиновников, которые предложили такую мягкую (на самом деле унизительную) форму отставки. Большой театр – успешная институция, и главный показатель успешности – проданные билеты. В том числе и то, что на «Щелкунчика» теперь есть шанс попасть обычному человеку, не отягощенному статусом чиновника «с рычагом» или возможностью купить билет у спекулянта. Система продажи билетов по паспорту – неповоротливая, но работающая.
Десять лет работы Урина – безусловно, для истории Большого значительны. Его продюсерское чутье позволяло выстраивать репертуар так, что театр был лидером повестки – по крайней мере, если судить по количеству «Золотых масок», пока премия была еще в авторитете и руководствовалась правилом «профессионалы – профессионалам». Чем более уходил в тень Мариинский театр, тем более высвечивался Большой, и даже набиравшие обороты Пермь и Екатеринбург настраивали камертон скорее по Москве, чем по некогда грандиозному Санкт-Петербургу.
Пожалуй, наиболее показательна была политика Урина в балете. Талантливая, работоспособная труппа, укрепленная Махаром Вазиевым в должности худрука, совершенствовала и классику, и современную хореографию. «Укрощение строптивой» Жана-Кристофа Майо, «Анна Каренина» Джона Ноймайера, реконструкции классики Алексея Ратманского или Пьера Лакотта, блокбастеры Юрия Посохова – Кирилла Серебренникова «Герой нашего времени» и «Нуриев», одноактовки мэтров contemporary dance – все это держит планку Большого на самом высоком уровне.
Не так обстояло дело в опере: Молодежная программа давала ценные кадры, но новый музыкальный руководитель театра Туган Сохиев с легкостью с ними расставался, подарив европейским и американским театрам превосходных певцов. Идея Урина создать труппу, которая бы обеспечивала исключительное качество спектаклей, не выгорела: исключительное качество обеспечивают певцы, которые хотят и должны петь по всему миру, и тут желания сторон не совпали. Но зато Урину удалось заполучить Анну Нетребко – примадонна не только получила «свою» роль в Большом («Манон Леско» была поставлена для нее), но и неоднократно пела в репертуарных спектаклях.
В оперном репертуаре политика Урина была умеренной: его стратегия заключалась в том, что на этой сцене ставили заслуженные режиссеры из драмы. Не всегда удачно. Но на другой чаше весов были копродукции с титулованными европейскими институциями, подарившими Большому генделевскую «Альцину» в постановке Кэти Митчелл или «Билли Бадда» Бриттена (режиссер Дэвид Олден). Именно при Урине в Большом появился барочный репертуар, с которым театр до сих пор был на вы. Наконец, был заключен эпохальный контракт о постановке трех спектаклей вместе с Метрополитен, и хотя осуществлены были лишь два – «Саломея» и «Лоэнгрин», к тому же без изначально заявленной Анны Нетребко, для российского театра это было событие грандиозное. В Большом появился спектакль Клауса Гута, режиссера-звезды, а заглавную партию в нем пела лучшая Саломея мира – Асмик Григорян. Наконец, Владимир Урин, уступив желаниям публики и наступив на горло своим собственным предпочтениям, пригласил в театр Дмитрия Чернякова, и его «Садко» был одним из самых лучших спектаклей последних десяти лет.
Владимир Урин с максимальной долей деликатности осуществил присоединение к Большому Камерного театра имени Бориса Покровского, не нарушив ни репертуарных принципов этого уникального театра, ни единства труппы. Жаль, что ему не удалось начать реконструкцию этой сцены – говорят, проект очень красивый. Калининградскому филиалу мудрый директор тоже обещал максимум самостоятельности, но он, увы, еще недостроен.
Корабль Большого достойно проплыл сквозь годы пандемии: щадящие ограничительные меры позволили директору заполучить на ряд спектаклей и Нетребко, и Ильдара Абдразакова, и даже Пласидо Доминго, пусть последний уже и не на пике формы. Принципы не позволили Урину промолчать, когда страна вступила на путь СВО, хотя в дальнейшем театр и подключился к программе поддержки новых регионов, а из репертуара исчезли спектакли «неблагонадежных» Серебренникова, Кулябина, Феодори. Время компромиссов.
Как бы там ни было, зритель мог быть уверен: сегодня он получит достойный спектакль, качество которого не подлежит сомнению. А вот впереди у театра – абсолютная неопределенность, но это предмет отдельного разговора.
