И этот Пушкин тоже мой!

Фото с сайта театра

Дмитрий Турков поставил в ТЮЗе спектакль про Пушкина, который от лица Белкина сочиняет «Метель» в Болдинскую осень, одновременно ждет свадьбы с Натальей Николаевной Гончаровой, обсуждая с тещей вопросы приданого, аттестуется благонадежным творцом, принадлежным Николаю I в союзе с Бенкендорфом, и надеется, что на «закат печальный» все-таки «блеснет любовь».

В орбиту художественных раздумий режиссера вошел, как он сам говорит, «помимо образа метели, огромный, космический масштаб личности Пушкина», который, бесспорно, трудно материализовать театральными средствами, но режиссер попытку осуществил. Главное, в представленной режиссерской версии «космической личности Пушкина» – принципиальный отход от величавой академической значительности. Пушкин в исполнении Радика Галлиулина - современный лирический герой, в 30 лет ищущий опоры в обществе и в семье. Легкий, пластичный, как бы ловящий волну собственных чувств и мыслей в прямом диалоге со зрителем (главным своим собеседником). Пушкин Галлиулина на авансцене простодушен и лукав, доверчив и подозрителен, весел и грустен – одним словом, человек во всех его обыденных проявлениях. О том, что перед нами образ признанного гения напоминает его посмертная маска на заднем плане сцены и видеопроекция памятника, мерцающая на черном фоне (видео-художник Игорь Домашкевич).

Персонажи «Метели» возникают в бессознательном автора на фоне его любовных переживаний в поисках счастья в браке. Для этого брачного счастья, как известно, было мало оснований, и известен трагический финал. Вероятно поэтому, в спектакле реальный биографический контекст намечен пунктиром. События, подробнейше исследованные сотней пушкинистов, в спектакле поданы как неотвратимый, но гармоничный ход вещей. Задать историческому времени новый ход позволяет сценография Ксении Булдаковой: на сцене выстроена спираль (сам режиссер называет ее «кольцами Сатурна»), символизирующая жизнь «по спирали». В коловращение ситуаций, любовных перипетий, вихрей метели включены все персонажи спектакля, облаченные в элегантные - с отголосками современной моды - белоснежные костюмы, что принципиально разделяет всю эту «группу лиц без центра» - с Пушкиным, он традиционно в черном, в цилиндре и с пером.

Двоемирие - мир персонажей, включая невесту, тещу, Вяземского, царя, и мир Одного в своем инобытии творца - в спектакле бесконфликтно. Мира два, они разные, но объединены природной стихией – метелью, отсеивающей случайное и определяющей судьбу. Так и в повести «Метель» – Марии Гавриловне и Бурмину было суждено жить вместе. И, как заяц беляк (актриса Анна Петросян), встретившийся Пушкину на опушке (правда, раньше: в 1825 году), предсказал несчастье от белого человека, так несчастье в 1837 году и свершилось.

Ритм и голоса судьбы в спектакле воплощает живой оркестр под руководством композитора и музыканта-виртуоза Николая Горлова. В образе Терешки-музыканта, в белых валеночках и мохнатой шапке, он вроде бы обычный крепостной скоморох, но на деле – комментатор или даже дирижер мистерии. «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луна освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бесы рой за роем в беспредельной вышине, Визгом жалобным и воем надрывая сердце мне…», – поют персонажи в белом на манер античного хора, комментирующего поступь рока. Р. Галлиулин – Пушкин в паре с музыкантом Н. Горловым солируют, но поют все, - жанр спектакля обозначен как «саунд-драма». И даже звучащие как карикатура вокальные номера, например, в исполнении страждущей любви Марии Гавриловны (Ирина Волкова) не режут слух, а интонационно подчеркивают надуманность ее первой страсти к Владимиру (Данила Лобов), которая и исчезла, как дым, сметенная снеговой бурей…

Ровно также иронично-игривый музыкальный ряд - шальная гармошка, густые бархатные пассажи контрабаса вкупе с фортепьянной музыкой, барабаном и гитарой отсвечивает колеблющегося в своих выборах Пушкина, лукаво полушепотом вспоминающего, что Гончарова его 113-ая любовь.

Осознанный отказ от личной свободы – главная задача Поэта в спектакле, всем (и властям) обещающего «Я Ваш!» Казалось бы, тема заявлена как трагическая: художник и мир, поэт и толпа. Но в данном случае вопрос решается иначе: Пушкин всех видит, как тени в лунном освещении, слышит, как ноты мировой симфонии. Все образы во Вселенной - плод фантазии, мечта художника. И если так, то Он Автор этого мира, и тогда ничей! И даже Зайцу в ответ на протянутый пистолет Пушкин показывает перо. Пером силен поэт. Нерукотворный памятник воздвигнут. Рукописи не горят. Провидение, рок – все пустое!

Снятие контекстуального (предвосхищаемого) трагизма очевидно как в каждой повести Белкина, в том числе, в «Метели», так и в спектакле, где история Марии Гавриловны и Бурмина лишена не только трагического звучания, но и психологизма. Принудительная психологическая скупость в актерской игре, по ощущению, не без труда дается артистам: тут все словно бы перекрывает (закупоривает) возможности актерского переживания с объяснением мотивов поведения. Самодовлеющая музыкальная партитура, дополнительные к литературной - роли хористов, музыкантов, прямые обращения в зал – то есть принципиальная условность этого поэтико-метафорического спектакля вынуждает искать особый способ сценического бытия, выстроенного на ассоциациях, игре с амплуа и маской.

Наиболее точно попадающими в режиссерский замысел в спектакле смотрятся Аделина Любская в роли Дуняши, Анна Петросян в роли Зайца, Наталии Николаевны и Арины Родионовны, актерская природа которых располагает к импровизации. Но и другие артисты раз от разу все решительнее вовлекаются в игру. Анна Дюкова в роли Прасковьи Петровны грациозна и забавно трогательна в ожидании «решительного» объяснения молодых. И тут большая заслуга хореографа Антона Дорофеева, задавшего персонажам в белом движение в форме абстрактных легких полутанцевальных пластических этюдов.

Спектакль легок и в восприятии, хотя говорится в нем о многом и сложном. Бесы, суровый Бенкендорф (бесстрастно-грозный в исполнении Алексея Титкова), безденежье, метель, роковые страсти – все здесь в одном бытийном ряду, требующем от поэта воли к самой жизни. В спектакле волей к жизни Пушкина заряжают им же вымышленные персонажи: и Мария Гавриловна, и Татьяна, конечно, своевольно вышедшая замуж, и «чистейшей прелести чистейший образец» Наталия – все, кого он любит. «Главным в его подходе была любовь», – писали критики о выдающемся режиссере XX века Петре Фоменко. Любовью, надеждой на новое измерение жизни проникнут и спектакль «Пушкин. Сквозь метель». И все, что знает зритель о Пушкине со школьной скамьи, он вспоминает на этом спектакле. И говорит: «И этот Пушкин тоже мой!»

Санкт-Петербург