Марина Гайкович
|
|
Согласно замыслу продюсера, фестиваль путешествует по российским регионам. Фото предоставлено пресс-службой фестиваля |
– Дмитрий, «Музыкальное сердце театра» сегодня не только премия, но и фестиваль, и образовательный проект. А с чего он начался?
– Проект возник спонтанно. В 2005 году мы с Натальей Громушкиной, тогда актрисой, а сегодня еще продюсером и педагогом, подумали о том, как было бы хорошо, если бы в России появился институт, который будет способствовать развитию музыкального театра, в частности – жанра мюзикла.
С этой идеей мы пришли к композитору Алексею Львовичу Рыбникову и с его одобрения запустили проект. Рыбников стал первым президентом премии. В феврале 2006-го мы уже проводили первый фестиваль. Была сформирована программа, но некоторые из спектаклей можно было отнести к музыкальным лишь условно. Были драматические с усиленной ролью музыки, были даже пластические: например, из Минска мы привезли постановку «СВ» по чеховскому «Вишневому саду», где все решалось через движение, а артисты не произносили ни слова. В программе были спектакли не только московские, но и из других городов России, а также из Харькова. Специальные дипломы тогда получили артисты Владимир Зельдин, Татьяна Шмыга, а сын Николая Петровича Караченцова получил за отца награду.
Мы начинали как независимый проект, таковым остаемся и сегодня. В первые годы существования фестиваля мы испытали множество финансово-организационных трудностей, поскольку в то время отсутствовали какие-либо прозрачные механизмы для поддержки независимых проектов. Тогда и мечтать не приходилось об инструментах финансовой помощи, которые на сегодняшний день существуют: гранты, субсидии, появился Президентский фонд культурных инициатив – все это дает определенную уверенность и опору. Однако при этом нам каждый год приходится доказывать свою состоятельность, разрабатывать проект, находить аргументацию, участвовать в открытых конкурсных процедурах для того, чтобы получить поддержку. Но это стимулирует и держит всех в тонусе.
– Как развивался фестиваль?
– На протяжении ряда лет мы проводили фестиваль и премию в Москве, несколько раз меняя формат. Мы экспериментировали как с организацией фестиваля в целом, так и с алгоритмом проведения конкурсной оценки. Сама система оценки и отбора спектаклей для премии сформировалась не сразу. Мы пробовали: привозили спектакли в Москву или, наоборот, члены жюри ездили и смотрели спектакли-номинанты на их площадках. Однажды мы привезли спектакль (победителя в нескольких номинациях) в Москву и в течение недели играли его в Московском дворце молодежи. Это была «Вестсайдская история» новосибирского театра «Глобус».
А потом возникла определенная пауза, она была связана в том числе с усложнением поиска финансирования. Но это время прошло не зря: мы проанализировали, каким образом можем развиваться, нашли два важных фактора, которые, как мне кажется, и сегодня способствуют тому, что наш проект признается и профессиональным, и широким сообществом. Во-первых, мы решили уйти от Москвы и проводить фестиваль в крупнейших региональных центрах, где существуют традиции музыкального театра. Мы начали в Новосибирске, потом была Свердловская область, в прошлом году фестиваль проходил в Кузбассе, причем кроме Кемерово еще в Прокопьевске и Новокузнецке. В этом году «Музыкальное сердце театра» принимают Самара и Тольятти. Во-вторых, это принципиальное изменение системы голосования.
– Как сейчас проходит отбор номинантов и определение лауреатов?
– Мы решили сформировать Академию современного музыкального театра, в ней состоят около 150 академиков. Это практики – композиторы, либреттисты, дирижеры, режиссеры, продюсеры, эксперты. То есть все участники процесса, за исключением артистов. Безусловно, есть актеры, которые обладают определенным художественным видением и могут бесстрастно и критически оценивать работы коллег. Те, кто обладает широким кругозором, кто сами уже стали лидерами в своей сфере, художественными руководителями проектов, спектаклей, театров и прочее. Но в массе своей артист любую работу рассматривает с точки зрения своей актерской индивидуальности.
Мы рассматриваем спектакли двух последних сезонов. У нас работает двухэтапная система экспертного отбора. Первичную работу проводит небольшая группа экспертов, семь человек. Это в основном критики, люди насмотренные, являющиеся членами жюри, экспертных советов других каких-то конкурсов и фестивалей. Они смотрят заявленные спектакли на видео и выставляют оценки, определяя лонг-лист, как правило, это около 20 спектаклей. На следующем этапе к этим семи экспертам добавляются уже восемь академиков-практиков из разных цехов. Мы следим за тем, чтобы они не были аффилированы с теми спектаклями, которые вошли в лонг-лист. И уже группа из 15 человек голосует по персональным номинациям и отбирает спектакли шорт-листа. Все академики участвуют в последней стадии голосования, уже определяя лауреатов.
– Появились ли новые номинации?
– Да. Недавно появилась номинация «Лучший спектакль малой формы». А несколько лет назад мы к «Лучшему спектаклю» добавили номинацию «Лучший спектакль для детей и подростков». Таким образом, на сегодняшний день у нас 19 конкурсных номинаций, из которых три имеют отношение к лучшим спектаклям, а 16 – персональные. Есть и три специальные номинации. Это «Гран-при за творческие и организационные достижения», определять победителя – прерогатива Максима Дунаевского, президента премии. В этом году он принял решение вручить эту награду Марку Розовскому. Вторая – Премия зрительских симпатий: на нашем сайте выложено видео спектаклей шорт-листа, которые не обременены правовыми ограничениями, и из любой точки мира их можно посмотреть и проголосовать за понравившийся.
Третья премия – «За партнерство и поддержку» – вручается тем людям или структурам, которые поддерживают музыкальный театр.
– Могли ли вы представить в 2006 году, как стремительно разовьется жанр музыкального спектакля и как он будет разнообразен? Что появятся спектакли в цирковом формате, в традициях рэпа?
– Перед нами изначально была некая историческая ретроспектива: мы видели путь от оперы к оперетте, потом к водевилю, а от них уже и к музыкальным спектаклям, к русскому мюзиклу, хотя это понятие долгое время считалось оксюмороном. «Свадьба Кречинского» в 1973 году, «Три мушкетера», «Юнона и Авось»… Все это давало нам уверенность, что жанр будет развиваться. Сегодня никого не удивишь музыкальными спектаклями в драматических театрах, кукольных и ТЮЗах, а также появлением частных проектов. В хорошем смысле это как наводнение! В глубине души, мне кажется, мы верили, что это произойдет еще быстрее.
И я думаю, что тот институт, который появился вокруг «Музыкального сердца театра», этому способствовал. Сегодня это не просто раздача слонов, это большой проект, в котором есть и конкурс, и фестиваль, и образовательный процесс, и специальная программа.
– Расскажите, пожалуйста, об основных направлениях фестиваля.
– Опытным путем мы определили оптимальный срок для проведения проекта – 10 дней, чтобы действительно можно было реализовать обширную фестивальную программу. В основе – показ спектаклей, которые вошли в номинационный лист, а в финале объявление лауреатов премии.
Также есть специальная программа. Ее мы посвящаем тем или иным аспектам, связанным с развитием музыкального театра. В прошлом году, например, фестиваль проводился в Кемерово, где только что открылся один из федеральных культурных кластеров. Там мы провели программу «Большой дебют», в которой приняли участие студенты старших курсов театральных вузов из Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова и Екатеринбурга. Они показали пять студенческих спектаклей. Но не только выступали сами, но и смотрели работы коллег, принимали участие в мастер-классах.
В этом году у нас специальная программа – «Юные актеры». В ней участвуют артисты, занятые в спектаклях, которые идут на профессиональной сцене. Это Свердловская государственная детская филармония, частная школа искусств «Вдохновение» из Казани и Театр-студия Светланы Горшковой из Москвы. Последние привезут интересный спектакль на тему «Ромео и Джульетты», где каждая часть решена в стилистике пяти театральных школ: античный театр, комедия дель арте, театр кабуки, театр Брехта и система Станиславского. Ромео и Джульетту исполняют ровесники героев пьесы: подростки 14–15 лет.
Следующее направление – Лаборатория, которую возглавляет композитор Александр Пантыкин. Здесь презентуются произведения, которые еще не были поставлены. Сначала идет отбор материала: драматурги и композиторы присылают заявки, выбирается семь проектов. Затем для каждого проекта по анкетам выбирается режиссер. А параллельно идет отбор заявок актеров, которые приходят со всей России, обязательно участвуют артисты из региона проведения фестиваля. В итоге формируется актерская группа, участников которой распределяют для подготовки эскизов спектаклей. В этом году у нас будет целая группа студентов курса Кима Брейтбурга из Российской академии музыки имени Гнесиных.
После того как всех участников закрепили за проектами, начинается работа над эскизами – сначала дистанционно, а в момент проведения фестиваля уже очно. В итоге должно получиться 12–15-минутное представление в формате семистейдж, с минимальным комплектом реквизита. На финальном показе уже присутствуют директора, худруки, режиссеры, которые приезжают на фестиваль. Также проводятся мастер-классы для участников Лаборатории. Я замечаю, что все сегодня хотят учиться. Ведь все понимают, что будущее за синтетическим артистом, которому уже недостаточно владеть мастерством драматического актера… Нужно быть и пластически подготовленным, и петь. С этим мы тоже работаем.
– Какие-то из эскизов Лаборатории выросли в самостоятельные спектакли?
– Я знаю точно, что на лабораториях каждый год отмечают режиссеров и композиторов, которые получают заказы от музыкальных театров.
Я убежден, что лабораторная работа стимулирует развитие музыкального театра. И в смысле кадров, и в смысле материала. Если вы заметили, то мюзиклов, поставленных по иностранной лицензии, на российской сцене появляется все меньше. Поменялась парадигма: раньше продюсеры делали ставку на проверенный – иногда десятилетиями – материал, обкатанный во всем мире. Это гарантировало успех и доход. Но в итоге они лили воду на мельницу, которая находится за пределами нашей страны.
Сейчас театры вынуждены ориентироваться на отечественный материал, и, на мой взгляд, это замечательно. Руководители – люди амбициозные, большинство берет уже готовый материал, но многие создают произведения с нуля, формируя новую авторскую и постановочную команду. Это риск, и он благородный.
