Марина Гайкович
Сцена с Антонией происходит в звукозаписывающей студии символически красного цвета. Фото Анастасии Коноваловой предоставлено пресс-службой театра
В Нижегородском театре оперы и балета прошла последняя оперная премьера сезона. Режиссер Елизавета Мороз и дирижер Дмитрий Синьковский поставили «Сказки Гофмана» Оффенбаха. В партии всех женских героинь – это особый трюк этой оперы – выступила Надежда Павлова.
«Сказки Гофмана» – крепкий орешек для режиссера: уже сам главный герой, Теодор Гофман, задал тон эпохе романтизма, а если иметь в виду работу подсознательного, потустороннего в его сочинениях, то и постромантизму, то есть заглянул на полтора века вперед. Опера Оффенбаха, его лебединая песнь, по форме под стать герою: сочетание реального и нереального, исходные импульсы и их финальные выходы дают волю фантазии. Кто-то из режиссеров упрямо следует за текстом (такой в этом сезоне был спектакль в Самаре), кто-то – как Елизавета Мороз (она работала в паре с драматургом Алексеем Париным) – находит в тексте исходную точку для собственных размышлений на найденную тему. Режиссер выбирает линию Творца и той цены, которую сам он платит за свой талант, и, что самое страшное, не только он. Вопрос этот вечен, и раскрывается он в спектакле с максимальным тщанием, правда, попадает в распространенный сегодня тип музыкальных спектаклей, где партитура – не источник, а только импульс. Дальше – музыка и сюжет идут в разные стороны или параллельно, но будто не смыкаются.
По крайней мере таково впечатление после одного просмотра. Возможно, второй заход позволил бы глубже нырнуть в замысел – но ведь обычная публика вряд ли ходит на одну и ту же постановку дважды. А критик, казалось бы, должен схватывать весь объем, но в случае конкретно этих «Сказок Гофмана» это едва ли возможно, слишком насыщенным оказался сам текст спектакля. Слишком много символов, аллюзий, «смыслов» – целая культурологическая энциклопедия. А на практике – рябь, которую хочется смахнуть, чтобы уже наконец добраться до сути.
К опере написан небольшой пролог и ряд связок-переходов между картинами (композитор Кирилл Архипов). В прологе зрителю явлены маски пяти гениев – да Винчи, Моцарта, Пушкина, Булгакова, Каллас, – за чьи труды вступают в бой Светлый и Темный Хранители, «Мастера и Маргариту» едва не разодрали. По тексту буклета – в каждом из великих творений есть условные добро и зло, то, что действует созидательно и разрушительно. Хранители эти будут сопровождать главного героя – Гофмана – весь спектакль, беря на себя текст разных героев оперы. Функционально у Оффенбаха есть линия зла, которая проходит через разных персонажей, их объединили в образе Темного Хранителя, которого, как в исходном замысле, поет один певец (Сергей Теленков), Светлый – тоже собирательный персонаж (Наталия Ляскова).
Главный герой – тоже образ собирательный: режиссер в поисках себя, он путешествует по вымышленным мирам, перевоплощаясь в скульптора, композитора, модельера, и пытается постичь невыразимую магию Искусства. То, что по пути он может погибнуть сам (по либретто кукла, а в спектакле девочка-маугли Олимпия едва не загрызла всех вокруг) или гибнут другие люди, которых он вроде бы даже любит (певица Антония), – не страшно. В финале, так и не найдя идеального платья для вышедшей в тираж модели Джульетты, чья фигура оплыла, а ощущение неотразимости, напротив, усилилось, режиссер Гофман выныривает в реальный мир, осознает тщетность усилий (артисты театра не могут идеально воплотить замысел) и покидает сцену навсегда. Не выходит и на поклон, слоняясь по фойе в костюме разносчика пиццы – так сценический текст выносится в реальный мир.
Скрепляет целое работа сценографа Сергея Илларионова, очень внятно устроенная и стильно оформленная. Это огромный куб, каждая из сторон которого – новая локация, с переходами между ними. Переходы выполнены из белого кафеля, будто «хороня», препарируя или обнуляя каждый предыдущий опыт. В этом условном чистилище героя встречает официант со стаканом воды (скорее всего это не опознанная автором текста цитата). Как раз в эти моменты звучит музыка Архипова, а также текст от лица Родена, Мусоргского, французских модельеров – в основном о недооцененности их гения.
Скрепляет целое и безусловно удачная работа артистов и дирижера. Надежда Павлова, артистка, готовая к любому режиссерскому вызову, в каждой роли лепит выпуклый образ. Ее Олимпия, прежде чем наброситься на своего создателя, на мгновение выпрямляет спину и бросает в зал леденящий душу взгляд. Антония – уязвима и хрупка, особенно в момент, когда ее, как Иисуса на кресте, в отместку за неверную ноту, начинают колоть микрофонными стойками. Джульетта – с толщинками, усиливающими формы тела, надменна и самоуверенна. Все это – с максимальной степенью виртуозности. У Павловой был достойнейший партнер: Сергей Кузьмин был по-музыкантски убедителен, а образ нервного и эгоистичного Гофмана был весьма органичен в его исполнении. Дирижер Дмитрий Синьковский интерпретирует партитуру Оффенбаха как романтическую, оттеняя чувственность и страсть холодной потусторонностью музыки Архипова.
Нижний Новгород – Москва
