Есть ли у Соединенных Штатов внешняя политика

Дональд Трамп хочет в полной мере воспользоваться полномочиями президента на внешней арене. Фото Reuters

«Что мы планируем дальше делать с Северной Кореей? Не знаю – ждем очередного твита президента, даже если он будет прямо противоположным предыдущему». Так прокомментировал один из сотрудников Госдепартамента США вопрос американского журналиста относительно предстоящей в конце февраля второй встречи Дональда Трампа с лидером КНДР Ким Чен Ыном.

Самое же удивительное, что определить, какова реальная политика Соединенных Штатов на внешней арене, не может нынче никто (хотя совсем недавно с ней вроде бы всем и все было ясно и понятно). И не потому, что во внешней политике США никто в мире не разбирается. Проблема в том, что их, этих самых «политик», стало у американцев слишком много. А какая из них «настоящая» – так поди нынче разберись.

Не секрет, что два года нахождения у власти нынешнего президента страны вся его деятельность (а не только сфера международных отношений) подвергается суровой критике как со стороны противников-демократов, так и многих коллег Трампа – республиканцев. И связано это прежде всего с тем, что полномочия президента США на внешней арене вроде бы почти абсолютные, но вместе с тем и крайне ограниченные. Тем более при явно враждебном к нему настрое со стороны Конгресса (особенно с начала нынешнего года, когда большинство там теперь принадлежит демократам). Да и в самом Госдепартаменте на многих ведущих постах по-прежнему со времен Барака Обамы работают явно продемократически настроенные чиновники. Которые, возможно, ждут не дождутся, когда же в Белом доме произойдет смена хозяина.

В результате во внешней политике США сложилась во многом парадоксальная и невиданная прежде ситуация. С одной стороны, проводником самой что ни на есть «настоящей политики» на внешней арене в стране официально является ее президент. Между тем ключевые внешнеполитические решения ему регулярно блокируют конгрессмены. А поскольку именно они распоряжаются деньгами из госбюджета, то фактически никаких «существенных телодвижений» американский президент без одобрения законодателей на Капитолийском холме (а добиться этого ему, естественно, не удается) осуществить не в силах.

По этой причине на сегодняшний день председатели комитетов по международным делам Палаты представителей Элиот Энжел и Сената Джеймс Риш являются, по сути дела, реальными архитекторами внешней политики США. Неудивительно, что их влияние на данный момент куда значимее, чем мнение того же госсекретаря Майкла Помпео или помощника президента по национальной безопасности Джона Болтона, причем по очень важным и основополагающим вопросам. И не стоит поражаться тому, что, как признались послы целого ряда стран, аккредитованные в Вашингтоне, для них куда важнее в эти дни встречаться с конгрессменами и выяснять именно у них, что и как Америка намерена делать в отношениях с их странами, нежели ждать очередного твит-сообщения из Белого дома. Которое к тому же уже через пару часов может быть полностью изменено.

Собственная внешняя политика имеется в наличии и у самого Госдепартамента, особенно после того, как на пост его руководителя переместился Помпео. Это амбициозный и очень жесткий политик, который не прочь «потянуть одеяло внешней политики» исключительно на себя. И сделать так, чтобы именно на позицию Госдепартамента обратили больше внимания, чем на кого бы то ни было еще (пример отношения к Венесуэле – красноречивое тому подтверждение).

Может быть внешне не столь эффектно, но весьма эффективно свою линию во внешней политике США гнет Пентагон. Военные сами определяют, как «подать» президенту ту или иную военную операцию – что уже осуществляемую, что планируемую. А поскольку Трамп армию любит и практически во всем поддерживает, то военная верхушка Америки в своих интересах достаточно серьезно «подправляет» важнейшие внешнеполитические задумки президента страны.

Есть еще ЦРУ, Совет национальной безопасности под руководством Болтона, наконец, вице-президент Майкл Пенс, которые имеют на целый ряд внешнеполитических ориентиров США исключительно свое видение (к примеру, в отношении России, Ирана, бывших советских республик). Зачастую они проводят не просто свою политику в этих странах, а видя не особо большое желание президента заниматься подобным, фактически делают там то, что именно они считают нужным и необходимым «для блага Соединенных Штатов».

В связи с этим показательно, что «многостаночная» американская внешняя политика остается совершенно идентичной в отношении России. На уровне практически всех (с минимальными нюансами) этажей американской власти курс в контактах с Москвой проводится предельно жесткий. И направлен он на максимальное давление и ослабление позиций России во всех тех регионах, где у Соединенных Штатов имеются «важные национальные интересы» (а это по сути дела – весь мир).

Особенно «достается» от всего этого «размножения» американских внешних политик ведущим мозговым центрам Америки. Если раньше они не просто напрямую влияли на выработку внешнеполитической стратегии страны, а также плавно перемещались с позиций исследователей на значимые посты в исполнительную власть, то теперь до их существования фактически никому нет дела.

Нет, справки и рекомендации ведущие научные и мозговые центры США продолжают регулярно поставлять на верхние этажи американской власти. Вот только каждый там нынче ведет свою внешнеполитическую игру. И учитывать еще чье-то мнение (пусть даже очень уважаемое экспертное) в том же Белом доме, к примеру, явно недосуг.

Самое же опасное, как отмечают практически все американские эксперты, – это то, что во внешней политике (сколько бы их на самом деле на данный момент ни насчитывалось) исчезли две очень важные составляющие, которые ранее худо-бедно, но все же присутствовали. Практически полностью исчезло стратегическое планирование (то есть видение проблем на дальнюю перспективу, а не на месяц-другой) и даже минимальная координация работы всех тех ведомств и структур, которые работают за границами Америки.

В плане отсутствия стратегии удивляться подобному положению дел, думаю, не стоит. На днях ожидается второй американо-северокорейский саммит во Вьетнаме. Но для чего он вообще-то проводится? На первой встрече оба лидера наконец-то лично познакомились, пожимали руки друг другу, похлопывали по плечу, улыбались и с большим удовольствием фотографировались. Но ведь практического результата от того саммита – всего ничего. Как сыронизировал один американский дипломат, по-прежнему совершенно непонятно, каковы же планы дальнейших действий США в отношении КНДР.

«Мы не знаем, чего мы хотим, а они не знают, чего от нас ждать, – посетовал он. – А это значит, что во время второго саммита оба руководителя в лучшем случае договорятся о третьей встрече. Но не более того. К тому же чтобы ни задумал наш президент и чтобы ни пообещал на такой встрече, он все равно будет вынужден получать на любые свои действия разрешения от Конгресса. А там сегодня его не особо привечают. Поэтому северокорейский лидер скорее всего ничего президенту США и предлагать не станет. Потому как знает, что не все от того зависит».

Еще больше «нестыковок» на внешнеполитической арене за последние два года у многочисленных ведомств и организаций, работающих за рубежами США. Каждый пытается выиграть некое «локальное сражение», решить какие-то сиюминутные задачи, добиться выделения дополнительных бюджетов именно для себя. В итоге – озадаченные лица мировых лидеров, министров иностранных дел, послов, аккредитованных в Вашингтоне (а таких 175 – самое большое количество в мировых столицах).

Как долго будет сохраняться многовекторность американской внешней политики? Судя по всему, как минимум до конца мандата нынешней администрации Белого дома. При этом временами будет по-прежнему невозможно предсказать, какая из этих внешних политик окажется «настоящей», а какая – либо вспомогательной, либо отвлекающей внимание от самого важного и существенного в ней. 

Вашингтон–Москва