Трудовые мигранты перечисляют в Таджикистан суммы, равные половине ВВП страны. Фото PhotoXPress.ru
Не имеющему выхода к морю Таджикистану, однако, крупно повезло – протяженность его границы с Китаем – 494 км. Объем импорта из Китая превышает экспорт, но, несмотря на дисбаланс, в 2023 году объем грузов, прошедших через единственный КПП «Кульма–Карасу» на Памире составил более 472 тыс. т. Такому объему, перемещенному через один только пункт, позавидуют многие страны СНГ, но других открытых цифр нет, и импорт из Китая в Таджикистан действительно велик, хотя минувшей осенью пункт пропуска долго не работал, что привело к потерям таджикского бизнеса.
В Таджикистане почему-то пишут, что «Китаю было достаточно всего около 10 лет, чтобы догнать и обогнать основного инвестора республики – Россию», но это совершенно не так. В республике никак не поймут и не заметят, что первое место по инвестициям много лет занимают таджикские трудовые мигранты, присылающие в страну до 50% от объема ВВП (5,7 млрд долл. в 2023 году). Известно, что объем ВВП республики в 2023 году составил около 11,9 млрд долл. Между тем «торговый партнер» и «инвестор» – это разные понятия, и подменять одно другим было бы непрофессионально. И до такого объема денег, сколько в Таджикистан направляют мигранты, «торговым партнерам» очень далеко.
Денежные переводы мигрантов всегда были важным источником инвестирования в мировой экономике. Живут мигранты часто в стесненных условиях, плохо питаются. Их деньги, заработанные в валютах других стран, выдаются в банках Таджикистана в местной валюте сомони. Мигрантов обвиняют в том, что они скупают доллары, и поэтому курс доллара растет, но это их деньги и их право. Присланные деньги, с которых банки уже взяли свой процент, поступают не в бюджет, а в семьи мигрантов, но надо знать, что часть из их денег в бюджет заплатят банки. Однако практически во все платежи семей входят налоги, напрямую идущие в бюджет. Деньги идут на открытие бизнеса, на свадьбы, похороны и поминки, на лекарства, лечение, на еду, одежду, автомашины, горючее. Налоги входят в плату за обучение, за недвижимость, за стройматериалы, за аренду, в штрафы, в услуги ЖКХ и за многое другое.
По мнению профессора Аналитического центра при правительстве РФ Леонида Григорьева, значительной части денежных переводов нет в статистике, но в 2018 году их сумма «превысила не только официальную помощь развитию, но и прямые иностранные инвестиции». С 2018 года ситуация вряд ли заметно изменилась, так как в 2024 году мигранты прислали в страну в два раза больше денег, чем в 2018-м. В своем исследовании Григорьев ставит Таджикистан в один ряд с зависимыми от переводов Кыргызстаном и Гаити и называет Россию ключевой страной – донором трансфертов. Не случайно в Таджикистане следят за тем, чтобы свадьбы и похороны были скромными, а о сумме налогов в бюджет можно говорить только ориентировочно – любому государству выгодно об этом помалкивать и много говорить о затратах на социальные нужды (а ведь у стран есть еще закрытые статьи бюджета).
Видимо, чтобы понять, из чего складывается бюджет, Таджикистану тоже нужны годы (см. «НГ» от 24.11.24). Но, если употреблять высокопарные слова, трудовые мигранты Таджикистана не дают умереть с голоду своим семьям и не дают рассыпаться государству, которое боится массовой депортации и возврата людей – идеального материала для госпереворотов. И о том, что 16 июня отмечается Международный день семейных денежных переводов (International Day of Family Remittances), в Таджикистане мало кто знает, как «не слышат» предложения поставить памятник трудовому мигранту.
Впрочем, пока начнет вырабатываться привычка видеть очевидное, стоит вернуться к основной теме. Товарооборот Таджикистана с Китаем за 9 месяцев 2024 года возрос и достиг почти 30%. Рост с Россией тоже есть, но ниже – 18%. В деньгах этот объем составил с Китаем почти 1,4 млрд долл., с Россией более 1,4 млрд, причем рост объемов товарооборота с Китаем, несмотря на COVID-19, фиксируется все последние годы и измеряется процентами в двузначных цифрах.
Структура товарооборота двух стран за первые 9 месяцев такова, что импорт Таджикистана преобладает над его экспортом более чем в 4 раза: 4,2 млрд долл. против 934 млн. В числе экспорта в Китай – цветные, редкие металлы и редкоземельные элементы, сурьма, хлопковое волокно, промышленный алюминий, ткани, сухофрукты. Импорт из Китая намного шире – приборы и оборудование, строительные материалы, лекарства, автомобили, продукты, бытовая техника и одежда и многое другое.
Важный момент – 5 июля 2024 года в ходе визита председателя КНР в Душанбе состоялось открытие зданий парламента и правительства Таджикистана, построенных на деньги Китая (примерно 200 млн долл.). Высота купола здания парламента 70 м, а суммарная площадь помещений более 4 га. Здание правительства расположено на 10 га. В зданиях есть кабинеты, различные залы, поликлиника, библиотека, но найти памятную доску о том, что все это построил Китай, не получилось (возможно, автор плохо смотрел).
Важным фактором хороших партнерских отношений является география страны – Таджикистан лежит на линии китайской инициативы «Один пояс, один путь», и трудно припомнить, чтобы китайский лидер Си Цзиньпин побывал дома у кого-то из лидеров стран СНГ, кроме Эмомали Рахмона. Как сообщило 2 декабря 2024 года информагентство «Ховар», за минувшие 10 лет Китай инвестировал в Таджикистан 2,6 млрд долл., причем 57% из них – прямые инвестиции. На первый взгляд за 10 лет – цифра небольшая, но число предприятий с китайским участием сегодня более 700 (!), и для небольшой республики даже небольшие деньги из сотен источников – это хорошо.
Таджикистан продолжает строить Рогунскую ГЭС, поэтому сам собой возникает вопрос: почему республика не просит у Китая несколько миллиардов долларов на достройку ГЭС? Ответ, видимо, непростой. Известно, что китайцы ничего не делают в ущерб себе, и, если Китай что-то дарит, этот шаг тщательно просчитан. Большой кредит Таджикистан сам не возьмет, поскольку это введет республику в зону риска не только экономической зависимости от Китая, но и политической.
Вместе с тем сотрудничество в экономике говорит о том, что обе страны заинтересованы в стабильности и в охране границ Таджикистана. Касаясь контактов в военной области (см. «НГ» от 17.03.23), стоит упомянуть, что в прессе замечено «первое нападение из Афганистана на граждан Китая на территории Таджикистана». Трудно сказать, кто именно напал 18 ноября на китайцев в районе совместной добычи золота. В прессе предположили, что боевики были уйгурами, и отметили, что это были боевики, «проникшие с территории северной афганской провинции Бадахшан». Но что это было и зачем они напали – непонятно, так как в афганском Бадахшане тоже есть немало золота и изумрудов (а таких камней в Таджикистане нет), и задержать никого не удалось. Сомнения в принадлежности напавших возникают также, если вспомнить случай 1987 года, когда на таджикском прииске в Дарвазе огромную добывающую золото драгу массой в сотни тонн навсегда вывели из строя. Как предполагают, это сделали местные старатели, недовольные тем, что золота добывают слишком много.
Естественно, что нападение на китайцев 18 ноября – это внутреннее дело спецслужб двух стран. Но публикации стоят копейки, а эффект большой – Таджикистан в очередной раз напуган, внешние инвесторы считают его рискованной страной и республика теряет большие деньги. А Китай наверняка захочет приставить к сотням своих предприятий вооруженную охрану и, возможно, добавит стране оружие. По данным российской прессы, Китай уже поставил в 2021 году в Таджикистан броневики MRAP VP-11 китайской корпорации Norinco и бронеавтомобили Tiger китайской компании Shaanxi Baoji Special Vehicles Company. И кто бенефициар ситуации – будет понятно. Но есть еще один вопрос, вытекающий из инцидента: если Таджикистан так охраняет свою границу, сможет ли он защищать Россию в составе сил ОДКБ, как защищал в 40-е годы? Тогда на фронт было направлено 300 тыс. человек из Таджикистана. Впрочем, будущее покажет.