О новом социальном пессимизме

Фото Sefa Karacan/Anadolu Agency via Getty Images

Фонд «Общественное мнение» (ФОМ) в конце прошлой недели поделился результатами опроса, посвященного социальным настроениям, ожиданиям от ближайшего будущего, оценкам среднесрочных перспектив. Выяснилось, что пессимистов в стране по сравнению с февралем текущего года стало значительно больше. В феврале доля тех, кто говорил, что жизнь в России в ближайшие полгода-год станет хуже, составляла 20%. Она снизилась на 8% по сравнению с ноябрем 2019 года. Сейчас же 31% респондентов заявили, что в ближайший год не ждут ничего хорошего.

Зимний оптимизм теоретически можно связать с назначением нового премьера и правительства. Такие назначения всегда сопровождаются обновлением социальных гарантий, обещаниями повысить внимание к регионам и их развитию. Власть как будто перезаряжает батарейки. Данные ФОМа показывают, что пессимистов больше среди пользователей Интернета, чем среди телезрителей. Зимой власть, делающая ставку на ТВ, диктовала повестку.

Почему настроения так резко изменились, тоже можно понять. Пандемия и трехмесячный простой экономики, ожидание второй волны коронавируса, невозможность предугадать, какие ограничения она с собой принесет, – все это не может вселять оптимизм. Люди не знают, в какой мере власть сможет поддержать их предприятия, пострадает ли их зарплата, лишатся ли они работы.

Социологи ФОМа спрашивали граждан и о том, чего они ждут в ближайшие 3–5 лет. Здесь тоже доля пессимистов выросла с 20% в феврале до 29% сейчас. Можно считать этот пессимизм сугубо эмоциональным, неаналитическим. Но можно увидеть в этом и сложившуюся оценку реальной динамики политико-экономической системы в стране: она медленно и не всегда адекватно реагирует на перемены, а общество это замечает.

Политика, активность власти, в том числе и информационная, – все это влияет на социальные настроения. Однако есть и обратная зависимость. Социальный оптимизм или пессимизм определяет характер публичной политики. Власть, как кажется, в значительной мере исчерпала мобилизационный ресурс «сытых» нефтяных нулевых. Бенефициары тех перемен могли сравнивать свою жизнь в 90-х с жизнью в новом десятилетии: их благосостояние выросло, их будущее стало более предсказуемым, они могли позволить себе новое качество потребления. Им было проще объяснить, почему нужно сплотиться вокруг власти, которая «все это обеспечила». Посткрымский санкционный кризис – вплоть до президентских выборов 2018 года – правящая элита России прошла именно на этом ресурсе.

Однако за это время выросло новое поколение – люди, которым сейчас от 18 до 30. Они получили или получают образование, начинают работать (по профессии или нет), заводят семьи, берут ипотеку. Нынешнюю стагнацию и кризис это поколение может сравнивать с благополучными нулевыми. Отсюда их скепсис и критицизм. Опрос ФОМа показывает, что в группе от 18 до 30 лет пессимистичные оценки будущего встречаются чаще, чем оптимистичные. И их сложно мобилизовать, используя проверенные приемы времен холодной войны, образы наступающих врагов и осажденной крепости. Они не понимают, почему нужно затягивать пояса и терпеть ради этой власти, что конкретно она дала стране в последние 10 лет.

Примечательно, что молодые пессимисты вполне оптимистично оценивают свои личные перспективы – в отличие от перспектив страны. 45% говорят, что у них все станет лучше в ближайшие полгода – год. 61% ждет улучшений в ближайшие 3–5 лет. Парадокс? Отчасти. Молодые люди могут просто не связывать свою судьбу с судьбой страны, что сложно считать положительным итогом последнего десятилетия.