Казус Камчатки и политическое измерение экологии

Сотрудники МЧС проводят мониторинг экологической обстановки на камчатских пляжах. Фото сайта 41.mchs.gov.ru

Об экологической ситуации на Камчатке вся страна узнала после того, как на берегу обнаружили сотни трупов морских животных. Это нельзя было замолчать и проигнорировать. Однако, как выясняется, проблема обозначилась уже в сентябре. Местные серферы жаловались на плохое самочувствие и сообщали о признаках отравления.

Губернатор Камчатки Владимир Солодов заявил, что изучаются несколько версий произошедшего, среди которых техногенное загрязнение, природное воздействие и сейсмическая активность. По его словам, пробы воды, взятые в Авачинской бухте, уже отправлены в Москву. Губернатор заговорил о «признаках системной проблемы» и необходимости создать единую систему мониторинга неблагоприятных экологических явлений. Солодов заявил, что уволит чиновников, если выяснится, что они замалчивали и скрывали проблему, и обратится с ходатайством об аналогичной мере в отношении сотрудников федеральных структур.

Реакция губернатора позволяет говорить о переводе проблемы в политическую плоскость. Солодов избран главой региона в сентябре, исполняющим обязанности он был с весны. На выборах он набрал более 80% голосов. Однако результат голосования уже не может восприниматься как долгоиграющий запас легитимности. Это общая тенденция, и касается она не только Камчатки.

Перед глазами у Владимира Солодова примеры двух губернаторов, которые «погорели» на экологии. В апреле лишились своих постов Игорь Орлов в Архангельской области и Сергей Гапликов в Коми. И в том, и в другом регионе шли протесты из-за строительства мусорного полигона на станции Шиес. Можно, конечно, считать, что отставки и Шиес – вещи между собой не связанные, но в совпадения верится с трудом. Центральная власть считает губернатора проблемным, если он не может наладить коммуникацию с гражданами, обеспечить спокойную социально-политическую обстановку.

Замалчивание, о котором упомянул губернатор Солодов, в целом остается информационным инструментом власти. Если бы в Авачинской бухте не обнаружили мертвых животных, неизвестно, заговорил бы о местной экологии глава региона – или же сообщения о плохом самочувствии людей продолжали бы считать выдумками блогеров. Экстраординарность вынуждает власть реагировать быстро.

При этом важно отметить, что проблема Шиеса стала экстраординарной из-за общественной реакции, протестов. Именно их было сложно игнорировать даже в федеральном центре. Сложно отказать людям в праве на чистую окружающую среду, в праве получить адекватную информацию о планах властей или по крайней мере в праве быть услышанными. Протестующих из-за экологии затруднительно причислить к оранжевым революционерам.

Можно говорить о специфически российской иерархии прав – в глазах власти. Она, несмотря на старые советские привычки мышления, все же вынуждена признать, что потребности общества эволюционируют. Социум дорос до того, что его экологические запросы считаются естественными (очередь, видимо, за свободой слова и собраний). В то же время право жить в чистой окружающей среде можно приравнять к праву на безопасность, и это уже понятные, знакомые власти координаты.

Одновременно не вполне ясно, куда дальше может двигаться общество из этой отправной точки. В России нет развитых зеленых партий или сильных политических структур с экологической повесткой. Экоактивизм трактуется как оппозиционное несистемное движение. А реальных политических рычагов, чтобы заставить региональные власти проводить прозрачные расследования экологических катастроф – например, камчатской, – тоже не хватает.