Фото Gettyimages
7 октября завершается естественно-научная часть Нобелевской недели. Будут обнародованы имена лауреатов самой престижной (хотя и не самой «капиталоемкой», есть премии и подороже) награды, на этот раз в номинации «Химия». По химии за всю историю нобелевских премий у отечественных ученых был только один лауреат – Николай Семенов: 1956 год, за разработку теории цепных реакций. Когда пишутся эти строки, персоналии лауреатов-химиков еще не были названы. Российская научная общественность давно прочит в лауреаты академика Юрия Оганесяна. Он занимается синтезом сверхтяжелых химических элементов. Его именем даже назван один из вновь открытых элементов в таблице Менделеева – случай редчайший! И все-таки его работы находятся на стыке физики и химии, и, прямо скажем, его шансы невелики.
Последний раз российский, без всяких оговорок, физик получал Нобелевскую премию в 2003 году – академик Виталий Гинзбург. А уж по физиологии и медицине – и вовсе давно было нобелевское счастье, еще при царе: Иван Павлов (1904), Илья Мечников (1908). Похоже, фундаментальный задел, сделанный в СССР, исчерпан.
Несмотря на бесконечное количество авторитетных заявлений, что наука интернациональна, наука, по-видимому, остается сугубо и глубоко национальной. Но национальность науки определяется не составом крови ее творцов или регионом их рождения, а способностью того или иного государства создать лучшие условия для этих творцов. Где умеют создать лучшие условия – на той территории творцы и живут, и занимаются наукой, и платят налоги.
Еще один урок. Фундаментальная наука в России перестала быть областью свободного творчества корпорации ученых, независимой от государства. Утверждение, в общем-то, не новое, но сегодня окончательно доказанное. Мало того, сам функционал научных исследований оказался подчинен политической злобе дня. Хороший пример – заявление заместителя председателя Госдумы РФ Ирины Яровой, которая объявила о намерении создать и законодательно оформить на федеральном уровне алгоритм незамедлительного взаимодействия научных организаций с надзорными органами при расследовании экологических чрезвычайных ситуаций. Поводом послужила экологическая катастрофа на Камчатке.
В том-то и дело, что к ученым у нас прислушиваются и обращаются, только когда жареный петух клюнет. И то если клюнет уж в самое уязвимое место. С куда большим энтузиазмом относятся к умельцам, обещающим очистить всю (sic!) воду России от всех возможных и даже невозможных загрязнений, включая радиоактивные. Под них еще совсем недавно создавались многомиллиардные государственные программы, которые на ура голосовались в той же Госдуме РФ. Однако Нобелевские премии за такие «достижения» не дают. В свое время создатель концепции постиндустриального общества Даниел Белл подчеркивал, что «отношение к научному знанию определяет ценностную систему общества».
Что нужно, чтобы наука в России вышла (вернулась?) на нобелевский уровень? По большому счету немногое: 1) предоставить ученым самим выбирать тему исследований; 2) предоставить ученым время заниматься этой темой. Кто в современной России позволит – и, главное, профинансирует! – физикам заниматься изучением черной дыры в центре галактики Млечный Путь? Никто, никакой Минфин и тем более Минобрнауки на это деньги не выделит. Но именно за это была присуждена Нобелевская премия по физике-2020.
Если такое отношение к науке, особенно к фундаментальным исследованиям, сохранится, то перспектива становится более или менее ясной. Согласно заветам депутата Ирины Яровой, ученые превратятся просто в экспертов, обслуживающих «экологическую помойку», следящих за тем, чтобы там не рвануло в очередной раз. Но, как заметил писатель Владимир Набоков, умение починить электрический чайник – это еще не наука. Тем более не наука нобелевского уровня.
Андрей Ваганов 
комментарии(0)