О превращении иноагентов в предателей

Графика НГ-Online

Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) опубликовал данные опроса, посвященного отношению граждан к иностранным агентам. Аналогичное исследование проводилось год назад. Тогда 7% респондентов заявили, что в их понимании иноагент – это предатель страны и «пятая колонна». Сейчас такой ответ дали 18%. При этом лишь 9% опрошенных считают иностранных агентов шпионами или лазутчиками. Год назад об этом говорили 14%.

Это показательный замер общественного мнения, и на него власть могла бы ссылаться, если бы задумала новые меры против иноагентов и тех, кто их поддерживает. Законодательная и правоприменительная практика последних лет в целом показывает, что граждане и организации довольно быстро из разряда иностранных агентов переходят, например, в разряд нежелательных лиц и экстремистов. «Предатель» – не юридическое понятие. Но отношение к человеку как к предателю позволяет подобрать и нужные правовые статусы и инструменты.

Отмеченные выше перемены в результатах опросов 2022 и 2023 годов, вероятно, свидетельствуют не о том, что граждане четко разграничивают лазутчиков и предателей. Скорее свежее исследование говорит об актуализации языка конфронтации – как внешней, так и внутренней. Общественно-политический дискурс в России предельно упростился, выпрямился: все меньше полутонов, «или с нами, или против нас», сплочение перед лицом угрозы извне, а следовательно, поиск и клеймение внутренних врагов.

Слово «предатель» всегда носило крайне негативную смысловую окраску. Просто не было контекста, в котором оно могло бы часто применяться для характеристики людей, даже иноагентов. Сейчас этот контекст актуален, страна в нем живет. И примечательно, что при частых призывах к единству общества в непростые времена одним из инструментов консолидации становится разделительная риторика.

Среди респондентов ВЦИОМ 21% затрудняются сказать, какие ассоциации вызывает словосочетание «иностранный агент». Это не значит, что эти люди воспринимают иноагентов положительно, но просто не хотят говорить об этом социологам. Скорее просто не срабатывает автоматизм негативной коннотации: иноагент – враг, шпион, предатель. 22% респондентов относятся к иноагентам безразлично, 6% – положительно, 34% – «по-разному, в зависимости от ситуации». 46% заявили, что не перестанут обращаться к интересному им СМИ, если даже его признают иноагентом. 42% сказали то же самое по поводу любимых певцов и актеров. Среди молодой публики эта доля и вовсе очень высокая: 67% и 71% соответственно.

Это заметно усложняет, казалось бы, простую картину. Значительная часть общества воспринимает ярлык «иноагент» негативно. Есть устойчивое мнение (его, что важно, поддерживает ядерный электорат власти), что в актуальном политическом контексте иностранный агент – это предатель, к которому нужно применять сдерживающие меры. При этом социум неоднороден, и заметная его часть воспринимает присвоение статуса иноагента как политическую маркировку. Они могут считать такую маркировку справедливой, они могут поддерживать власть в сложившихся условиях. Вместе с тем они, кажется, разделяют политическое и неполитическое, не собираются стирать из своей еще свежей памяти положительный и полезный опыт (информационный, эстетический, какой-либо другой) и, самое главное, хотят самостоятельно определять, как и к кому им относиться.

Возраст респондентов здесь важен. Это постсоветская часть общества, люди с современными потребительскими привычками. Соцопросы могут давать власти санкцию на ограничение деятельности иноагентов. Но одновременно они дают представление об обществе, которому все сложнее навязать поведенческие паттерны.