Антон Зверев
Базовый английский в школах преподают самые милые и креативные представительницы педагогики. Фото Виктора Бартенева/PhotoXPress.ru
Стало известно, сколько студентов в России владеют иностранными языками. Не в плане штампованных реплик по-английски у курортного прилавка («How much does it cost?», «Wow!», «Give me this one please», «Bye bye!»), а действительно свободно говорят и пользуются в профессиональной коммуникации.
Ответ содержится в информационном бюллетене НИУ «Высшая школа экономики» «Востребованные навыки студентов российских вузов» (№ 20), посвященном навыку, свидетельствующему, как уверяют в ученых кругах, не только об особых интеллектуальных способностях говорящего (вот до каких открытий дошла современная педагогика!), но и о высокой производительности его труда. Более того, чтение и говорение по-английски эксперты относят к числу универсальных компетенций, в их представлении это один из ключевых показателей образованности. Некоторые комментаторы отваживаются даже утверждать, что приобретение языковых навыков «комплементарно высшему образованию».
Ну а проблема (увы, довольно старинная) заключается в том, что свободно говорить на иностранном языке способны только 5% россиян. ВЦИОМ, будучи далеко не пионером, обнаружил это еще в 2019 году. «Почему так мало?» – удивляются специалисты. Для сравнения: в странах ЕС на языке «Beatles» и Шекспира говорят свободно в среднем 27% населения; а в Швеции и Дании среди граждан в возрасте 25–34 лет чуть ли не 70%. Иначе говоря, следуя логике языковедов-россиян, приходится признать, что в Скандинавии число молодых людей с «особыми интеллектуальными способностями» в 14 раз превосходит наш отечественный показатель!
Чтобы разобраться в причинах лингвистического дисбаланса, ученые «Вышки» провели собственное исследование, в выборку которого включили лучшие российские образовательные бренды: 124 вуза в 9 субъектах Федерации. Среди них 18 ведущих, 11 национальных исследовательских университетов, 8 вузов – участников проекта «5–100», 4 федеральных, 10 опорных и т.д. При этом принципиальный вопрос, волновавший экспертов, звучал так: «Принято думать, что выпускники вузов с высокой репутацией имеют более высокий уровень приобретенных умений. Правда ли это?»
Результат: подавляющее большинство студентов бакалавриата, специалитета и магистратуры (средний возраст опрошенных 21 год) провалили испытание. Уровень их языковых успехов эксперты оценили как начальный, соответствующий самому низкому из принятых ими делений ценностной шкалы. Авторы бюллетеня дежурно сетуют, что занятия языком носят у нас сплошь формальный характер – от детского сада до Российской академии наук, но тон задает, разумеется, школа.
В свою очередь, я для себя объясняю данный феномен так. Вместо того чтобы на языке говорить, свободно выражать себя, свои заботы, думы, жизненные планы, дошколята, школьники, бакалавры, а затем членкоры и академики изучают английский как систему знаков и способов их соединения, позволяющую произвести нужное впечатление на экзаменатора и пройти на следующий уровень пожизненного обучения этому ненавистному предмету.
Видимо, чтобы не слишком огорчать читателей, исследователи заостряют их внимание на том условно позитивном факте, что чаще всего высокий уровень владения английским встречается у студентов, чьи родители имеют высшее образование. Однако в том-то и беда, что и студенты, и родители на иностранных языках не говорят. Они в основном молчат на них.
Публикуемый ежегодно Рособрнадзором механизм перевода итогов единого госэкзамена в привычную пятибалльную шкалу подсказывает, что оценке «удовлетворительно» по иностранным языкам соответствовали в 2022 году абитуриенты с 30, а оценке «хорошо» – с 70 баллами ЕГЭ.
У молодых людей, опрошенных в рамках этого исследования «Вышки», средний «английский» балл составил 78, цифра весьма достойная. Как же они владеют «ключевым показателем образованности» не по «егэшным» меркам, а по-честному?
Самый высокий уровень показали 7% обучающихся. Эту прослойку можно разделить на два мини-сегмента: тех, кто общается на иностранном языке на уровне носителя (2%), и тех, кто довольно бегло говорит и полностью понимает иностранную речь (5%). Остальные 93%, по оценке социологов, способны только: а) произнести и понять некоторые слова и фразы по-английски (29%), б) пообщаться на «простом» языке и понять собеседника в бытовой ситуации, но с трудом (26%), в) докопаться до смысла нехитрого текста, пользуясь Google-переводчиком (68%).
Казалось бы, отсюда можно заключить, что индекс языковой подготовки в массовой школе не превышает 7%, а тему закрыть. Но не очень понятно, внесла ли школа хоть какой-то вклад в эту статистику. Ведь, по данным ранее упомянутого опроса ВЦИОМа, иностранные языки россияне чаще всего изучают самостоятельно, используя самоучители и пр. Каждый пятый прибегает к мобильным программам или практикует интернет-курсы. В коммерческие языковые школы обращались 19% опрошенных, общались с носителем языка 18%, еще 14% занимались с репетитором.
Чем же все это время занималась массовая школа в кабинетах с табличкой «Иностранный язык»?
Держу пари: базовый инглиш в школах преподают самые милые и креативные представительницы педагогики. А результат? Он что по математике, что по географии с историей почти один и тот же. Мощность машины Коменского (мы говорим о классно-урочной системе) – постоянная величина, в каждой из 17 предметных клеток ее бесконечно распираемого вызовами жизни расписания. Коллеги из «Вышки», похоже, установили именно этот «вечный» показатель. И, разумеется, не стали первооткрывателями.
Перенесемся в 1996 год, на конференцию преподавателей-словесников. Тогда, помнится, первый заместитель министра общего и профессионального образования Владимир Шадриков, сославшись на данные Госкомстата СССР, привел близкую цифру – только каждый сотый россиянин (1,3%) может свободно объясниться с иностранцем. И добавил: ведомство будет настойчиво добиваться того, чтобы через 10 лет каждый выпускник школы или вуза свободно владел хотя бы вторым языком.
Когда с этой радостной новостью я позвонил Игорю Шехтеру, лингвисту, отмеченному орденом ООН «За выдающийся вклад в мировую культуру», ему стало смешно. По словам Игоря Юрьевича, «то же, по сути, соотношение «немых» и «говорящих» мы имели и до революции, когда иностранным языком владело менее 1% населения, в основном городские дворяне».
Пусть так, но почему у одних исследователей КПД машины Коменского равен 7%, а у других в семь раз ниже? Ларчик открывался просто: оказывается, Госкомстат СССР опирался в своих заключениях на данные служебных анкет предприятий. По всей видимости, самооценка советских трудящихся оказалась всемеро строже самооценки российских студентов в виде анкеты от столичных социологов.
