Министр народного просвещения Российской империи Н.П. Боголепов (1898–1901) был сыном квартального надзирателя. Фото с сайта www.letopis.msu.ru |
Национальный исследовательский университет «Высшая школы экономики» опубликовал исследование Александры Солоненко «Образ идеального министра в сознании граждан Российской Федерации» (журнал «Бизнес. Общество. Власть»). Исследовательница приводит данные глубинных интервью граждан РФ об идеальном министре. Там отмечается такая деталь: список неприемлемых личностных качеств, то есть тех, которые не должны быть присущи идеальному министру, оказался длиннее, чем список желательных. Это может быть свидетельством того, сообщает автор, что респонденты сравнивают реальных министров с идеальным образом, и... реальные чиновники не воспринимаются ими позитивно.
Попробуем собрать идеальный портрет министра просвещения из разрозненных сообщений с педагогических и родительских форумов. Если кратко, то профессиональное сообщество ждет, что это будет человек, «прошедший реальную школу педагогики». Он «сочетает широчайшую образованность с серьезным творческим потенциалом». Ждут «не просто профессионала, а еще мыслителя, философа». Человека «определенного мировидения, которое позволит создать солидарное, проникнутое взаимопомощью и взаимопониманием общество».
Вопрос, кто будет министром, многие считают крайне важным. Кто придет на эту должность, определит – каким будет образование школьника. А самым опасным в процессе выбора кандидата некоторые эксперты называют выбор между «умный или сервильный».
Для того чтобы показать, насколько важна роль личности в образовании, приведем в пример биографии двух министров просвещения дореволюционного времени.
Первый интересный в этом плане персонаж – министр народного просвещения Российской империи Николай Павлович Боголепов. На должность он был назначен в феврале 1898 года. Боголепов, сын квартального надзирателя, юрист по образованию, мыслил, по признанию своих современников, «категориями своей основной профессии». По оценке «Нового энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», Боголепов стремился бороться с революционным возбуждением в студенческой среде «целой системой утопических, недальновидных мер, свидетельствовавших об узости его политического мировоззрения. Из университетов он хотел сделать почти закрытые учебные заведения, стоящие под неусыпным контролем власти, а на строптивых студентов воздействовал мерами морально-полицейского характера».
В учебных заведениях министр инициировал введение должностей инспекторов и помощников инспекторов, которые призваны были наблюдать за поведением студентов. И для того чтобы студенты находились под их контролем и во внеучебное время, Боголепов хотел ввести проживание студентов в специальных университетских общежитиях (вместо частных квартир). 27 февраля 1901 года, прямо в своей приемной, Боголепов был смертельно ранен. Обстоятельства этого покушения тоже весьма примечательны…
Теракт произошел во время обхода посетителей, записавшихся к Боголепову на аудиенцию. Выстрел из револьвера в шею министра произвел исключенный из Московского, а затем и Юрьевского университетов молодой человек – 1874 года рождения – по имени Петр Карпович. Тут все сплелось, как в плохом мелодраматическом романе, да еще с русской интенсивностью эмоций. Карпович был правнуком императрицы Екатерины II по линии ее незаконнорожденной дочери.
Следующий узел этой истории таков. В 1899 году Боголепов ввел «Временные правила» о сдаче студентов в солдаты «за дерзкое поведение, за грубое неповиновение начальству, за подготовление беспорядков или производство их скопом в стенах заведений и вне оных». Причем после службы в армии студент имел право восстановиться в любом университете империи. Однако в обществе «Временные правила» с возмущением нарекли «боголеповскими».
До последнего момента, судя по всему, Карпович колебался – стрелять в Боголепова или нет. Дело в том, что он пришел на прием к министру именно с прошением о зачислении в студенты Петербургского технологического института. Боголепов, подойдя к соседу Карповича, выслушал его просьбу об открытии в Чернигове реального училища. В ответ министр заявил: «Представьте нам удостоверение от более состоятельных помещиков и дворян, что они будут отдавать в училище своих детей... Мы не желаем открывать училища для разночинцев»…
В 2003 году тогдашний министр образования Эдуард Днепров поднял на щит идеи графа Павла Николаевича Игнатьева (он был министром просвещения в 1915–1916 годах). Сын министра внутренних дел, выдающегося дипломата Николая Игнатьева, аристократ по происхождению, выпускник университета Сорбонны, он разработал целый комплекс реформ, передовых для того времени. Он, например, считал необходимым введение всеобщего начального образования, что было вызовом того времени для стран с бурно развивающейся промышленностью.
Игнатьев положил на стол императору перспективный план развития высшего образования, который предполагал открытие свыше 20 новых университетов и высших технических учебных заведений, в то же время он настаивал на усилении прикладного характера обучения. Его реформы не были приняты царским правительством, но... Частично они были использованы при составлении программных материалов после Октябрьской революции. Наработки Игнатьева высоко оценил Анатолий Луначарский (нарком просвещения с 1917 года), хоть и не поддерживал главенство «производительного труда» в школах.
В общем, вот такой разброс по влиянию: от казарм до реформ.