От реформирования к точной настройке

Схемы предоставлены пресс-службой ИПЕМ

Летом этого года у нашей электроэнергетики будет своеобразная годовщина – четыре года с момента прекращения деятельности РАО ЕЭС, а значит, с даты формального окончания реформы отрасли. Много это или мало? Для отрасли, чья история насчитывает уже 115 лет, если брать за точку запуск первой крупной российской электростанции на Раушской набережной в Москве, это немного. Для оценки результатов реформы, длившейся, напомню, 10 лет, пожалуй, достаточно. И вот почему: критический пересмотр работы моделей рынка и параметров реформирования – мировая норма, хорошими примерами которой, на мой взгляд, являются такие оплоты экономического либерализма, как США и Великобритания. В первом случае высока роль региональных властей в области определения политики в отношении реформирования электроэнергетики, что дает в итоге достаточно пеструю картину: в каких-то штатах реформа завершена, в каких-то – приостановлена, а в каких-то и не начиналась вовсе. Во втором случае мы можем наблюдать существенно более планомерную и регулярную работу как в отношении самого проведения реформы, так и в плане анализа ее результатов и совершенных ошибок.

На протяжении прошлого года наши британские коллеги как раз готовили, как они сами ее называют, новую реформу электроэнергетики. В мае этого года подготовленные законодательные инициативы начнут вноситься на обсуждение в парламент Соединенного Королевства. Планы у реформаторов масштабные: к 2020 году около 15% производимой в Великобритании электроэнергии должно вырабатываться в секторе альтернативной энергетики, ставятся задачи по снижению зависимости от зарубежных поставщиков энергоресурсов, предлагается пусть не бесспорная, но интересная модель рынка мощности.

Но вот что мне показалось особенно интересным в указанной работе: буквально в начале документа говорится о том, что предлагаемые изменения должны обеспечить прежнюю надежность, доверие инвесторов и главное – более низкие цены по сравнению с теми, которые будут, если система останется нереформированной. Вся суть подхода состоит в том, что, и здесь я позволю себе процитировать Криса Хьюна, министра, который готовил эту реформу: «Нам необходимо двигаться к экономике с низкими углеродными выбросами, при этом свет должен продолжать гореть, а затраты потребителей на него – падать». Удастся ли англичанам задуманное? Многие аналитики предсказывают, что реформирование приведет к росту цен на 15–20% к 2020 году. Много это или мало? Все познается в сравнении: давайте посмотрим, как изменялись цены на электроэнергию в нашей стране за последние годы.

Рост цен за 2001–2011 годы, то есть за десять лет, практически в три раза! Для сравнения: в США рост составил 1,4 раза. Мы все-таки догнали Америку, вот только не там, где надо: высокий уровень цен на электроэнергию явно не тот показатель, которым стоит гордиться.

Особенно высоким рост цен был за последние годы, то есть когда формально реформа была уже завершена. Вклад различных источников этого роста неравномерен. Например, за последние два года существенно выросла доля сетевого комплекса в конечной цене у потребителей. Но вряд ли это объяснение сильно растрогает сердца наших промышленников: им все равно, почему растут издержки на электроэнергию. Они просто видят, как в мгновение ока были лишены одного из немногих наших конкурентных преимуществ в глобальной конкурентной борьбе: низких цен на энергоресурсы.

Мы видим, что реформа не дала того, что обещала: нет ни низких цен, ни доступного подключения к сетям. Но давайте взглянем на ситуацию и с другой стороны – стороны энергетиков: как росли цены на газ – основное топливо для нашей тепловой генерации? Государство, по сути, сдерживая цены на продукцию отрасли одной рукой, другой – повышало ее затраты за счет опережающего роста издержек производителей электроэнергии на топливо. Опять же, если сравнивать с США, то мы видим, что и в области цен на газ мы почти догнали Соединенные Штаты. Более того, в течение последних нескольких лет в Америке цены на голубое топливо снижались.

Проблемы не исчерпываются ростом издержек в электроэнергетике. Я еще раз повторю тезис, с которым выступаю уже много лет: либерализация приучила нас к мысли о том, что электроэнергетика – бизнес. Бизнес, как мы знаем, бывает разный: высокодоходный, но высокорисковый и низкодоходный, но низкорисковый. Электроэнергетика во всем мире относится к последнему типу. В подтверждение этого тезиса приведу данные, собранные Министерством энергетики США и обработанные в Институте проблем естественных монополий (ИПЕМ): показатели операционной рентабельности для крупнейших частных компаний сектора электроэнергетики в этой стране находятся на уровне 10–15%. В России мало кто хочет и может работать с такими показателями рентабельности, в том числе по причине высоких регуляторных рисков.

В чем же опасность роста цен на электроэнергию?

Наша промышленность становится все менее конкурентоспособной по сравнению с промышленностью других стран. Особенно остро это ощущается в таких энергоемких отраслях, как ТЭК и металлургия.

За те несколько лет форсированного роста цен на электроэнергию, что мы наблюдали в 2008–2011 годы, рентабельность металлургического производства сократилась в 2–2,5 раза. Все это происходит на фоне массового строительства ГЭС в Китае, которые смогут обеспечивать дешевой электроэнергией в том числе и местных металлургов. Надо ли лишний раз говорить, чем это грозит нашему экспорту?

Сразу хочу предостеречь от крайностей. Рынка, который расставит все по своим местам, нигде в мире не существует, но и тотальное госрегулирование тоже не выход: издержки, связанные с этим способом управления экономикой, всем известны. Сейчас нашей стране необходимы правила игры и процедуры: четкие, ясные, долгосрочные.

Необходимо четко заявить, что любые реформы должны преследовать своей целью не только обеспечение надежности работы электроэнергетики, но и снижение затрат потребителей на электроэнергию. Не будет этого – можно забыть о росте конкурентоспособности нашей промышленности, о повышении качества жизни простых людей. Любые предложения по реформированию должны начинаться с оценки того, как они повлияют на потребителей. Если все-таки развиваем конкуренцию, то давайте оценим влияние множества компаний на рынок, на долгосрочные параметры его работы и конечные цены. Если мы приходим к той же мысли, что и Гюнтер Эттингер, европейский комиссар по энергетике, заявивший зимой, что неплохо бы, мол, объединить E.On и RWE, а то им трудно конкурировать с компаниями масштаба «Газпрома», то надо оценивать те возможные негативные эффекты для потребителя, которые даст нам консолидация на российском рынке.

Необходима обратная связь между реципиентами реформ и реформаторами, как это происходит в развитых странах. Создание институтов и механизмов открытого правительства дает нам надежду на появление такой связи в нашей стране.

Наконец, необходимо помнить, что рынок создается в конечном итоге для потребителей и к их нуждам нужно прислушиваться, ведь клиент всегда прав.