0
7584
Газета Факты и комментарии Интернет-версия

21.12.2016 00:01:00

Всеволод Чаплин: Церковь и государство неизбежно взаимосвязаны

Всеволод Чаплин

Об авторе: Протоиерей Всеволод Чаплин – публицист, член Общественной палаты РФ.

Тэги: государство, клерикализм, империя, чаплин, христианство


государство, клерикализм, империя, чаплин, христианство Симфония всегда предполагала особую роль в церковных делах верховного правителя, представляющего интересы всех мирян. Первый Никейский собор. Фреска из монастыря Ставрополеос. Бухарест, XVIII век

Взгляд Бориса Колымагина на отношения Церкви и государства (см. «НГР» от 16.11.16), бесспорно, искренен и не связан с интересами каких-либо структур или организованных «кругов». И хотя бы поэтому симпатичен. Однако такому взгляду уже несколько десятков лет – и право его на «конец истории» или хотя бы на новое ее начало пока ничем не доказано.

По мнению Колымагина, Константинова эпоха – время единения Церкви и государства, их тесного сотрудничества – есть «сугубо исторический материал и учебник по работе над ошибками». Нужны «модернизация на основе библейского богословия» и возвращение к временам, когда примитивные (в хорошем смысле слова) христианские общины жили во вроде бы незатейливой простоте, не нуждаясь в разветвленных централизованных структурах. Такому миропониманию как нельзя лучше соответствует пропагандируемая Колымагиным и его соратниками «евхаристическая экклезиология». Грубо говоря, это учение о том, что главное в Церкви – местная община, а все, что поверх этой общины, вторично и «неглавно».

Идея обоснования модернизации «возвращением к истокам» отнюдь не нова. В условно-христианском мире этот аргумент используется много веков. В православных кругах, в отличие от протестантских, принцип Sola Scriptura («только Писание» – один из важнейших тезисов Реформации, объявляющий Библию единственным источником вероучения. – «НГР») дополнили относительно недавними представлениями о том, что наиболее ценно именно древнее Предание – желательно возникшее до того самого императора Константина (первая половина IV столетия) или по крайней мере в период Вселенских соборов (IV–VIII века). Впрочем, и Предание послеконстантиновского времени некоторые считают не совсем «чистым», а то, что возникло после него – например, на Руси и в России, – чем-то совсем несущественным, малодостойным включения в учебные курсы и даже упоминания в «рукопожатных» сообществах. Дескать, «может ли быть что доброе» в варварских странах в темные века… Линия выстраивается довольно простая: от самых ранних христианских авторов – к избранным и тщательно отфильтрованным творениям эпохи великих Соборов, а потом сразу к Николаю Бердяеву, протопресвитеру Александру Шмеману, протоиерею Георгию Кочеткову и Борису Колымагину. Между ними – лишь зияющая черная дыра шириной в 10 с лишним веков. И самая черная чернота лежит, конечно же, на славянском мире. Там, кроме нескольких «удобных» цитат избранных авторов, вообще не было ничего достойного внимания – ни Иосифа Волоцкого, ни Геннадия Новгородского, ни Иоанна Грозного, ни Филарета Дроздова, ни Игнатия Брянчанинова, ни академического богословия XIX–XX веков.

Заметим, что забвению или поверхностной критике подвергаются именно те образцы мысли и действия, которые были рождены в условиях свободного развития христианских народов и при созвучной им власти. Так было в Восточной Римской империи («Византии»), на дораскольном Западе, во многих древних славянских странах, в дореволюционной России. Взамен предлагаются идеи, рожденные в меньшинстве, в неволе – то есть тогда, когда христианству приходилось приспосабливаться к недружелюбному, а то и враждебному окружению. Речь не только о временах раннехристианских, но и о «подсоветском» богословии, а главное – о работах тех эмигрантов и их потомков, которые стремились приспособиться к Западу и интегрироваться в него – причем после победы там сил, пришедших к власти под лозунгами борьбы с христианскими монархиями, а часто и с церковностью. По сути, нам предлагают заменить мысли, рожденные в обстановке свободы, идеями вынужденными, пригодными больше для мимикрии или приспособленчества, нежели для самостоятельного выбора пути.

Любое человеческое сообщество, расширяясь и обретая независимость, не только усложняется, но и стремится организовать согласно своим ценностям и собственную жизнь, и жизнь окружающего мира. Так вели себя приверженцы всех крупных наднациональных религий, равно как и сторонники атеизма, либерализма, коммунизма, свободного рынка и даже, как ни удивительно, анархизма. Почему христиане должны быть исключением? Для них точно так же естественно созидать земное общество по своим принципам – и по образу Небесного Царства, где есть единоначалие, единомыслие (кстати, это богослужебное слово) и единство истины. Если власть с этим согласна, а тем более если она сама сформирована христианами, – возникает основа для той самой симфонии, которую критикует Борис Колымагин.

Да, идеал свободного и согласного сотрудничества Церкви и государства, их мировоззренческого единства никогда в истории не был и не будет выражен, простите, идеальным образом – равно как и идеалы демократии или свободы, нравственности или патриотизма. Но непонятно, почему христиане не могут стремиться созидать в общественном пространстве именно симфонию, тем более что представления о ней многажды отражены в Священном предании, разные пласты и периоды которого ничем не хуже один другого, поскольку ценятся не в силу «древности» или «прогрессивности», а в силу ясности изложения вечных истин.

Нравится это кому-то или нет, но взаимопроникновение религии, политики и государства в мире усиливается. В Иране, Сирии, Боснии, Польше, Америке, Китае и даже на Кубе. Кто-то скажет, что это плохо, для кого-то хорошо, но в любом случае это отражает одну неочевидную, но интуитивно понимаемую людьми реальность: экономика, военное дело и прочий hardstuff на самом деле всегда определялся и ныне определяется сферой убеждений и воли, а вовсе не цифрами, не размерами земли и не характеристиками оружия. Будущее – не за материальным «железом», а за теми цивилизациями, которые смогут увлечь людей своими проектами, в том числе призывающими переустроить мир, власть, экономику, политику на религиозных или иных «конечных» основах. Воцерковить государство можно, даже если кому-то это очень не нравится. И соответствующий опыт показал гораздо большую историчность и стабильность, чем все нынешние (или уже распавшиеся) светские государства.

Вернемся, впрочем, к реализации идеи симфонии в России. Недавно патриарх Кирилл вновь декларировал верность этому идеалу, сказав: «Несомненно, за последние семь лет мы не создали идеальной симфонии, но мы построили опорную конструкцию, которая помогает потихонечку, кирпичик за кирпичиком выстраивать это здание симфонического взаимодействия Церкви, верующего народа и государства». Одновременно он в присутствии президентов Владимира Путина и Александра Лукашенко и явно для их ушей подчеркнул, что «Церковь не призвана заниматься ни политикой, ни экономикой, ни решением каких-то других задач. Она обязана помогать государству, обществу, народу в решении тех задач, которые перед ними стоят». Похоже, что это было попыткой ответить на закулисные требования «обозначить пределы амбиций», которые звучат не первый год. Контекст ряда скандалов, а также достижение почтенного возраста наверняка особо подталкивали к этому. Конечно, не дело религиозных общин и особенно духовенства заниматься политической или экономической конкретикой, создавать свои партии или сугубо коммерческие предприятия. Но именно Церковь должна быть высшим нравственным, духовным судией и политики, и экономики, и «личной» жизни власть имущих. Судией нелицеприятным и бесстрашным, не готовым молчать годами об общеизвестных моральных проблемах. Иначе она превращается в ритуально-«успокоительную» обслугу разных уровней социума, особенно уровня самого высшего.

Однако и Церкви не стоит требовать «взамен» от государства полного невмешательства в ее дела. Симфония всегда предполагала особую роль в церковных делах верховного правителя, представляющего интересы всех мирян. Ослабление такой роли приводило к бесконтрольности и самозамкнутости клерикальных элит – и не случайно Борис Колымагин напоминает о недостатке соборности на Критском соборе, где роль императора фактически играл Константинопольский патриарх. Участие государства в постановке и разрешении проблем Церкви не должно быть мелочным или вкусовым, но полное его отсутствие приведет лишь к возникновению малопредсказуемой и стихийной «церковной демократии», поскольку нынешние клерикальные элиты не вполне способны к прямому и жесткому диалогу. Они даже вряд ли смогут выдержать нескольких вопросов, заданных публично и в лицо. Кстати, постепенное усиление соборности, советования людей друг с другом на всех уровнях принятия решений для Церкви тоже будет полезно – но не стихийное, а организованное. 

Важно добиться и того, чтобы сфера религиозно-общественных идей стала в России по-настоящему суверенной. Те же богословско-философские построения, рожденные в эмигрантской среде при зарубежном спонсорстве (или просто в иностранных школах), необходимо решительно заменить на идеи, рожденные или принятые в России в периоды ее расцвета. В том числе на идею симфонии.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Карнавальный переворот народного тела

Карнавальный переворот народного тела

Юрий Юдин

100 лет тому назад была написана сказка Юрия Олеши «Три толстяка»

0
526
Тулбурел

Тулбурел

Илья Журбинский

Последствия глобального потепления в отдельно взятом дворе

0
540
Необходим синтез профессионализма и лояльности

Необходим синтез профессионализма и лояльности

Сергей Расторгуев

России нужна патриотическая, демократически отобранная элита, готовая к принятию и реализации ответственных решений

0
429
Вожаки и вожди

Вожаки и вожди

Иван Задорожнюк

Пушкин и Лесков, Кропоткин и Дарвин, борьба за выживание или альтруизм и другие мостики между биологией и социологией

0
277

Другие новости